Дилетант. Дилогия

Калиничев Александр Михайлович

– Тогда нас выдерут.
– Подал голос белобрысый малец, кажется внук Мунюхи - той старухи, чья хатёнка стояла возле погоста. Мать его умерла родами, а отец в прошлом году утонул. Вот как в нашей Навле можно утонуть? Вот наверняка ж пьяный был. А пацан теперь сирота.

– И что потом? Ну, выдерут, а ведь информация, которую я передавал шаблыкинскому помещику, до него не дошла. Мне от того что вас выдрали, легче-то не станет. Так вот, люди для этих целей придумали письмо. То есть, слова стали записывать на чём-нибудь определёнными рисунками.

– На чём чём-нибудь?
– Опять этот белобрысый.

– Ну, вначале это было на глине. Делали из глины такие...э-э-э... пластинки... тонкие

кирпичики, на них писали, а потом эти кирпичики обжигали. Но это было очень и очень давно. Наши с вами пращуры писали на бересте. А древние китайцы придумали бумагу. Кто такие китайцы, я потом вам расскажу. Так вот. Э-э-э... О чём это я? Да, так вот. Рисовали слова. Прямо так и рисовали. Ну, например, надо передать, что корова идёт - рисовали корову и ноги. Но ведь не каждый умеет рисовать. Другой нарисует, что не поймёшь, то ли корова, то ли лошадь. Чтобы упростить рисование слов, были придуманы буквы. То есть, каждое слово состоит из звуков. Та же корова состоит из шести звуков сиречь букв: К, О, Р, О, В и А. Ко-ро-ва.

– А чем же это проще? Корову одну нарисовать, а букв целых шесть.
– О как, значит считать умеет. А это уже Черняя сын, Кузька, кажется. Вот же, блин, твою танковую дивизию. Но отвечать-то надо.

– Рисунок коровы тоже не из одной чёрточки состоит... Э-э-э... В общем, когда вы научитесь читать и писать, поймёте сами, что так удобнее. И так. Начнём изучать буквы. И, пожалуй, начнём с коровы.

Интересно, кто мне сказал, что у меня есть педагогические способности? Макаренко, блин. Проще было батюшку припахать. Пусть бы нёс в паству светлое, доброе, вечное, а лучше ещё и полезное... ... Ему это и по штату положено.

Про батюшку отдельная песня. Отец Ануфрий, настоятель нашей церкви, фигура колоритнейшая - поп, как их рисовали в той моей жизни на антирелигиозных плакатах - маленький, толстенький, хитренький, но при ближайшем знакомстве оказался человеком не глупым и добрым. Лет ему было ..., в общим, муж сей был уже в летах.

Он пришёл ко мне после отъезда Дашковой и Максимовича. Как я позднее понял, княгини он отчего-то побаивался (или чего-то сторонился).

И начал с того, что все мы, рабы божьи, должны смиренно принимать все, что Господом ниспослано, что моё увечье, это испытание силы духа моего и веры моей. Видимо так он хотел меня подбодрить.

Ну, с той частью тезиса, что это испытание силы духа, я, пожалуй, даже согласился...

– Мне, Батюшка, мнится сие несколько иначе. Бог, когда создал Адама и Еву, создал детей себе. Де-тей! А не рабов. Поэтому говорить, что 'я раб божий', не совсем корректно. Бог отец наш, а мы все его дети. Мне чтобы разговаривать с отцом моим небесным не надо никуда ходить. Он всегда со мной.

– Александр Фёдорович, в святом писании сказано...

– Простите, Батюшка, что перебиваю. Все писания писали люди. Писали, переписывали, переводили на другие языки, опять переписывали. Текст библии, которую Вы держите в руках, переводился только на русский язык, по меньшей мере, дважды, а переписывался и вообще не знаю сколько раз. Верить надо не написанным истинам, а истинам в сердце. Вот послушайте одну историю. Жил один человек. Когда человек был еще ребенком, бабушка всегда говорила ему: 'Внучек, вот вырастешь ты большой, станет тебе на душе плохо - ты иди в храм, тебе всегда там легче будет'. Вырос человек. И стало ему жить как-то совсем невыносимо. Вспомнил он совет бабушки и пошел в храм. Там к нему подходит какой-то мужчина: - Не так руки держишь! Какая-то женщина подбегает: - Не там стоишь! Другая ворчит: - Не так одет... Сзади одергивают: - Неправильно крестишься! А еще одна женщина советует: - Вы бы вышли из храма, купили себе книжку о том,

как себя здесь вести надо, потом бы и заходили. Вышел человек из храма, сел на скамейку и горько заплакал. И вдруг слышит голос: - Почему ты плачешь, дитя мое? Поднял человек заплаканное лицо и увидел Иисуса Христа. Говорит ему: - Господи! Меня в храм не пускают! Обнял его Иисус: - Не расстраивайся, дитя мое, и меня туда давно не пускают. ... Это я к тому, что не важно, как человек крестится, двумя перстами или тремя, или, как он имя Бога называет, или, какие поклоны бьёт. Важно, как человек живёт, и какие поступки совершает.

– Но...

– Батюшка, а Вы своё дело продолжайте. Дело Ваше благородное, Вы несёте людям веру в добро...

Впрочем, расстались мы с ним хорошо. Он меня уважает, пока не знаю за что, и я его уважаю, за то, что он пошёл к умирающей старухе в Глинки (это ещё оказывается одна моя деревня) зимой в мороз пешком (это мне моя ключница Наталья рассказала) и чуть сам не замёрз.

Сейчас отец Ануфрий снабжает меня книгами. Книги все конечно религиозные, но хоть бы по ним разобраться с современной грамматикой.

Вот познакомился с Екклесиастом... или Екклесиастой? Как правильно? Я вообще раньше думал, что Екклесиаст - это какой-то древнегреческий философ. Гм, оказывается - это книга, ветхозаветная книга, а автор её чуть ли ни сам царь Соломон.

И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их.

Попасть в нужное время в нужное место, вот так! В прошлой жизни у меня было всё наоборот - я очень часто попадал в ненужное время в не то место. Да и сюда попал...

Шаг правой ногой, шаг левой ногой.

Ну, вот и кузня.

Присев на лаву у стены я стал расстёгивать ремни правого протеза - что-то беспокоило культю при ходьбе.

Деревенская кузница, или, как говорили все, кузня была обыкновенным бревенчатым сараем с большими двустворчатыми дверьми-воротами, только крытым не соломой, а досками. Из открытых по причине летней поры дверей-ворот доносилось мерное постукивание.

Интересно, а где он берёт железо?

Кузяха меня не видел, но через минуту стук прекратился, кузнец вышел наружу и с поклоном со мной поздоровался. Так было всегда. Ну, вот как он угадывал мой приход, ведь ни Филька, ни я, ни даже Степан, когда меня сопровождал, в кузню не заходили, единственное окно было с другой стороны, а двери сбоку?

– И тебе здравствовать, Кузьма - Я всегда называл его полным именем, а не деревенским прозвищем - Как жена, ребятишки?

– Всё слава Богу, Лександр Фёдорович.
– Этот обмен любезностями уже вошёл в ритуал.
– Как протёзы? Ремни не натирают?
– Он почему-то всегда говорил 'протёзы'

– Натирают, но что делать, надо привыкать. Новых ног уже не вырастит...

– Да уж, ... ну ничего, ничего, как попривыкните, мы получше сварганим. Квасу?

– Пожалуй, Будь добр.

Напившись квасу, я приступил к главной теме моего, если можно так сказать, визита.

– Кузьма, ты грамотный?
– По растерянному взгляду кузнеца я понял, что сия фраза поставила его в тупик.
– Ну, читать-писать умеешь?

– Так, знамо дело, малёхо могём.

– А где научился?

– Так, знамо дело, батюшка с нами грамоту проходил - я же служкой при храме состоял, когда малой был.

– А чем вы писали?

– Так перьями писали, гусиными. Батюшка и сейчас ими пишет, когда кто родится, али помрёт.

– Ага, то есть ты в теме.

– Я где?

– Э-э-э.... ну, то есть ты имеешь представление о процессе написания букв на бумаге?