Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
На фоне скандала с Робсоном все, что произошло с Дином, едва он ступил на родную землю, выглядело вполне закономерно. Весь его груз, где главным являлись бобины с фильмом «Эль Кантор», оказался запертым на таможне. Было понятно, что власти не хотят, чтобы Дин со своим фильмом колесил по Америке, поэтому таможенники стали выдумывать разные причины того, почему они не хотят выпускать «Эль Кантора» «на свободу». В итоге эти мытарства продолжались почти полтора месяца, причем они совпали с днем рождения Дина – 22 сентября ему исполнилось 40 лет.
Но Дин без дела не сидел и все время, пока длилась таможенная
– Я всегда знал, что ты слишком сентиментален, чтобы любить свою родину на расстоянии. Твоя жизнь перевалила за свой экватор, впереди маячит старость, а она всегда ностальгична. Поэтому тебе стоит хорошенько подумать, где лучше встретить осень жизни: на чужбине или на своей родине.
– Неужели я так плохо выгляжу, если ты уже записываешь меня в старики? – попытался отшутиться Дин.
– Выглядишь ты прекрасно, но твои глаза полны усталости. И мне кажется, тебе пора перестать бороться с ветряными мельницами.
Дин с удивлением взглянул на своего учителя, явно не ожидая услышать от него подобных речей. Поймав этот взгляд, Прайс продолжил:
– Да, ты напоминаешь мне Дон Кихота в ядерном веке. Человека, пытающегося примирить две системы, которые по сути своей не способны к подобному примирению. Им суждено вечно враждовать и воевать друг с другом до победного конца.
– И кто же из них, по твоему мнению, победит? – поинтересовался Дин.
– Этого никто не знает. Однако лично я ратую за то, чтобы победа никому не досталась. В противном случае в мире нарушится равновесие, а это приведет к бедам гораздо большим, чем сегодняшние.
– Ты имеешь в виду ядерную войну? Но она возможна и в наши дни, причем ее угроза исходит с этой стороны. Ты разве забыл доктрину нашего бывшего министра обороны Шлессинджера, выдвинутую им чуть меньше трех лет назад? О том, что США не исключают возможности применения стратегического ядерного оружия первыми?
– Во-первых, Шлессинджера у власти больше нет. Во-вторых, его слова были обычным сотрясанием воздуха, вызванным желанием запугать своего противника. Я не верю, что ядерная война возможна, пока существуют две сверхдержавы – США и Советский Союз. Вот когда кого-то из них не станет, то возможно всякое.
– Тогда почему ты называешь меня борцом с ветряными мельницами, если я все свои силы отдаю на то, чтобы одна из этих сторон, Советский Союз, не проиграла это сражение? – удивился Дин.
– Потому что все твои старания уходят в песок. Ты пытаешься убедить себя в том, что власть и народ не одно и то же. Что есть плохие руководители, вроде ястреба Шлессинджера, а есть простые, хорошие американцы, которых эта власть водит за нос. Но ты ошибаешься. Подавляющая часть простых американцев думает точно так же, как и ястребы-министры. И сколько бы ты ни старался изменить их к лучшему, тебе это не удастся. Ты привез с собой фильм про переворот в Чили, но людям здесь глубоко наплевать на то, что происходило или происходит в этой стране. Ты же американец, ты должен знать, что здесь людей интересует только эта страна и никакая больше.
– Я другого мнения о своих соотечественниках, – вновь возразил своему учителю Дин. – Да, многие из них не видят дальше собственного носа, но много и таких, кому небезразлична судьба их родины. И они с интересом будут смотреть мой фильм о Чили.
– Повторяю, людей, о которых ты с таким восторгом говоришь, единицы. И их взгляды совершенно не изменятся от того, узнают они что-то новое о Чили или нет. Но ты попытайся показать свой фильм другим американцам – тем, которые считают Америку великой сверхдержавой. Уверен, что они назовут твою картину коммунистической пропагандой. И их позицию уже ничем не изменить: слишком глубоко пустил в этой стране свои корни антикоммунизм. И помяни мое слово, следующим после Картера президентом будет еще более ярый антикоммунист, чем все предыдущие президенты вместе взятые.
– И поэтому ты предлагаешь мне сложить оружие, вернуться на родину и почивать в кресле-качалке на ранчо в Колорадо?
– А почему бы и нет, если все происходящее вокруг тебя указывает на то, что ход истории не изменить?
– Но как в таком случае я буду выглядеть в глазах тех людей, которые мне верили?
– Но ты же не боялся плохо выглядеть в глазах тех людей, кто видел в тебе поп-звезду? Ты же разочаровал их, уйдя в политику, и не испугался этого. К тому же многие люди твоего поколения уже прошли этот путь: Поль Робсон, Джон Леннон, Боб Дилан и некоторые другие. Может быть, теперь настала твоя очередь присоединиться к ним?
– Люди, которых ты перечислил, и в самом деле ушли из общественной деятельности, но каждый это сделал по разным причинам. Робсона в конце жизни подвело здоровье, а Леннон решил посвятить себя семье – у него родился сын, о котором он так долго мечтал. Что касается Дилана, то этот человек оказался слаб духом, поскольку предал те идеалы, которые проповедовал в молодости, – он превратился в типичного буржуа. Ты предлагаешь мне поступить как он?
– Может, Дилан просто понял, что все, за что он боролся в молодости, бесполезно и не имеет смысла? Что жизнь одна и слишком коротка, чтобы растрачивать ее на какие-то бессмысленные вещи.
– Жизнь и в самом деле у нас одна, но каждый из нас по-разному видит ее смысл. Я, к примеру, не хочу превратиться в толстого и самодовольного фермера или владельца студии звукозаписи, только и думающего о том, как бы приплюсовать к своим барышам лишнюю тысячу долларов. И умереть от ожирения и злоупотребления наркотиками, как это случилось с Элвисом Пресли, тоже не хочу. Уж лучше я погибну где-нибудь в Ливане от пули фалангиста или в той же Чили от рук пиночетовских душегубов. Зато мои дети потом не скажут, что их отец напрасно прожил свою жизнь.