Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
— Как ты их различаешь?
— У каждого народа своя повадка. Для тебя, наверно, все апачи на одно лицо? А я могу отличить любой из двенадцати наших кланов. Так и со всеми остальными народами. У каждого народа свое лицо. Ты скажешь, у них и язык свой? Нет, все сейчас говорят на одном языке. Но повадки разные. Капитан Джонс не признает никаких различий. Он говорит, что все мы американцы и нечего вспоминать дедушкины корни. Наверно, он прав. Потому что сейчас все стали одинаковыми. Как
Орлов вспомнил о незнакомцах, что побывали в его часовенке, и спросил:
— Говоришь, ты видел сербов? А, может быть, ты и русских встречал?
— Их как-то везли через Эль-Пасо, — ответил Апач. — Несколько вагонов. Русские — странный народ. Все говорили на разных языках.
— Давно это было?
— Это было, когда в Аризоне случился обвал на медных рудниках. Половина холма осыпалась вместе с целым городом. Город Тирби тогда исчез. Русские ехали, чтобы восстанавливать рудники. Если ищешь русских, найдешь их в Аризоне.
— Нет, — сказал Орлов. — Я не ищу русских. Похоже, что, наоборот, какие-то русские ищут меня.
Апач разгреб догоревший костер и принялся засыпать угли песком. Он поглядывал на Орлова, то ли в ожидании новых расспросов, то ли готовясь задать свой вопрос.
— Не прячь от меня свои мысли, — сказал, наконец, индеец. — Я закапываю угли в песок. А ты прячешь свои мысли в пустых разговорах. Не уводи меня в сторону. Ты что-то придумал насчет каравана, я же вижу.
— Да, придумал. — Орлов помедлил, чтобы как можно более ясно выразить довольно запутанную идею. — Знаешь, что означали те выстрелы? Они хотели сказать: «Эй, рейнджеры! Вы нашли нашу тропу! Так знайте, что мы знаем об этом!»
— Не так быстро! — Апач поднял ладонь, словно останавливая бегущего. — То есть они хотят, чтобы мы знали о том, что они знают, что мы нашли их тропу. И теперь, раз мы ее нашли, они по ней не пойдут. Так?
— Именно! — улыбнулся Орлов. — Они нам говорят: «Мы не такие дураки, чтобы снова идти по тропе, которую вы нашли!»
— А мы не такие дураки, чтобы им верить, — сказал Апач.
— Но ведь все поверили. И я. И ты. Все. Это было само собой понятно. Вот смотри: если б нас не обстреляли, мы бы наверняка сегодня оседлали ту тропу, верно? Мы бы их ждали хоть до Рождества, но дождались бы! А теперь мы мечемся, как слепые котята.
— Ну, мы-то с тобой не мечемся, — с довольной ухмылкой сказал Апач. — Мы-то с тобой сегодня оседлаем их тропу. Ты ведь давно до этого додумался, раз мы с тобой пришли сюда?
Орлов засопел трубкой, выпустил струю дыма вверх и ответил честно:
— Нет. Я додумался только что. А сюда мы пришли, потому что никто больше сюда не захотел идти. Всем было ясно, что тут нечего ловить.
— Давай поспим до полуночи, — предложил Апач. — Взойдет луна, и нам со скалы будет всё видно. Они появятся ближе к рассвету. Ты хочешь их задержать?
— Хотел бы. Но буду рад, если мы их хотя бы заставим повернуть обратно.
Апач разлегся на песке, закутываясь в одеяло, зевнул и сказал:
— Такиене повернут обратно.
Луна взошла, как и было предсказано. Но толку от нее было мало. Едва осветив каньон, она тут же спряталась за тучи, и все залила чернота. Постепенно глаза Орлова привыкли, и он различил неясные очертания кустов внизу, увидел ломаную линию гор на горизонте и смутно белеющую дорогу вдоль реки. Отсюда до границы было не больше мили, и он подумал, что надо было устроиться где-нибудь подальше от реки. Потому что здесь контрабандисты уже не смогут остановиться. Даже если их встретить залповым огнем, они будут идти вперед, словно опьяненные близостью заветной черты…
— Лошадь, — почти беззвучно произнес Апач, лежащий рядом на скальном выступе.
В ночной тишине за легкими порывами ветра и ропотом кустарника вдруг послышалось мерное цоканье копыт. Лошадь шла по каменистой тропе. Остановилась. Снова пошла, уже медленнее.
Как ни вглядывался Орлов, он не мог увидеть ни одного движущегося пятна там, откуда доносились почти неразличимые звуки.
— Он один, — шепнул Апач. — Можем взять его?
— Только тихо. Очень тихо.
— Он и сам не услышит, как мы его возьмем.
Они отползли от края и по заранее закрепленной веревке живо спустились со скалы. Апач снял с себя оружейный пояс, бесшумно уложил кобуру и патронташ на землю. Скинул он и куртку — она могла выдать его шумом, теми почти неслышными звуками, которые издает трущаяся грубая ткань. Оставшись в черной рубахе, Апач прокрался вперед, наперерез невидимой лошади, и слился с темнотой.
Орлов тоже снял с себя все, что могло бы издать лишний звук. Стянул и сапоги. Шагать босиком по холодным острым камням было не слишком приятно, зато он двигался почти так же незаметно, как индеец.
И вдруг он отчетливо увидел лошадиную голову — ее вытянутый профиль выплыл из-за куста и показался, черный, на фоне светлой скалы. Вот уже видна шея…
Он напрягся и привстал, готовясь к броску.
Что-то прошуршало в стороне. В следующий миг послышался глухой удар, сдавленный вскрик — и два тела покатились по камням. Орлов рванулся, схватил лошадь под уздцы и, не давая ей заржать, обхватил морду спереди.
— Что за черт, — раздался недовольный голос Апача. — Это наш.