Династия Рейкхеллов
Шрифт:
— Я знаю, — сказал Чарльз, облегчая страдания маленькой девочки. — Я слышал, что мама выведала все у тебя, поэтому я не могу обвинить тебя за болтовню.
Огромные глаза девочки излучали благодарность.
— Ты прелесть, Чарльз.
— Вовсе нет. Я думаю о более важных делах, чем глупая дуэль, и если ты обладаешь здравым смыслом, то ты не будешь принимать участие в дискуссии. — У нее была раздражающая привычка поддерживать любую позицию, которую он занимал. Часто это приводило к тому, что она сама попадала в беду из-за своих высказываний. —
Маленькая девочка тяжело вздохнула.
— Детей необходимо видеть, но не слышать, — сказала она и состроила гримасу, потом с беспокойством посмотрела на него, когда они спускались по широким закругленным ступеням. — Не собираешься ли ты начать один из этих ужасных споров с ними?
— Я надеюсь, что наш разговор не превратится в ссору, — ответил он мрачно. — Но я не могу гарантировать это.
— Боже мой!
— Лучшее, что я могу сделать — это подождать, пока мы не перейдем к сладкому. Потом, если разговор будет становиться все более разгоряченным, ты всегда можешь извиниться и выйти из-за стола.
— Спасибо. — Она пристально смотрела на него. — Почему ты с ними так часто воюешь, Чарльз?
— Как ты хорошо знаешь, — сказал он, похлопывая ее по плечу, чтобы утешить, — в этой семье нас учат отстаивать свое собственное мнение. Чаще я предпочитаю молчать, но я не могу этого делать, когда мое молчание истолковывается как согласие.
Несмотря на возраст, у Элизабет была очень сильно развита наблюдательность.
— Иногда, — сказала она, — мне кажется, что ты выходишь из себя, чтобы начать спор.
— Иногда, — сказал он, когда они достигли лестничной площадки второго этажа и направились в гостиную, где собиралась семья, — мое чувство чести требует от меня говорить правду, как я ее вижу.
Сэр Алан, одетый так же, как и его сын, потягивал предобеденную рюмку виски.
Чарльз налил немного вина для Элизабет, разбавив его водой, потом налил немного виски для себя.
— «Роза» отплыла по расписанию? — спросил его отец.
— Минута в минуту. Я принесу копию декларации, окончательное расписание и другие бумаги в контору завтра утром.
Мужчины поднялись, когда леди Бойнтон вошла в комнату, Элизабет тоже вскочила на ноги.
Как заметил несколько лет тому назад лорд Палмерстон, один из английских наиболее проницательных политических лидеров, Джессика Рейкхелл Бойнтон никогда не оставляет свой приход незамеченным и неизменно вплывает, а не входит в комнату. Даже в своем собственном доме, когда никого нет, кроме ближайших родственников, она немедленно заявляет о своем присутствии. Все еще стройная, а ей было далеко за сорок, имеющая величественную осанку, в платье из темно-серой шелковой тафты, она задержалась на пороге, улыбаясь мужу, сыну и приемной дочери, а потом вошла в гостиную.
Сэр Алан налил своей жене небольшой бокал хереса, Чарльз подвинул матери стул, а Элизабет ждала, чтобы поставить бокал хереса на небольшой стол для закусок. Ритуалы имели большое значение в доме Бойнтонов.
— Сегодня
Ее сын взял себя в руки.
— Возможно, я пошлю ей записку утром и попрошу присоединиться к нам завтра вечером.
Чарльз знал, что от него ожидали.
— Кого, мама?
— Элизу, конечно.
Он вздрогнул.
— Не беспокойся ради меня.
— О? Мне кажется, — медленно сказала Джессика, — когда молодой человек достаточно глуп, чтобы рисковать своей жизнью ради девушки, ставить под угрозу все свое будущее и будущее семейной компании, самое меньшее, чего ему хотелось бы, это проводить как можно больше времени с этой молодой леди.
Чарльз почувствовал, что краснеет.
— Некоторые мужчины извлекают пользу из ошибок других, но те, которые глуповаты, кажется, учатся только на своих собственных ошибках.
Проницательные глаза одобрили его, и потом его мама улыбнулась.
— Я была бы ужасно разочарована, если бы ты проиграл дуэль, — сказала она.
Неудивительно, отметил Чарльз, что многие люди считали, что она была ответственна за успех своего мужа. Ее напористость, требование совершенства, ее неистощимая энергия были чертами, которые она унаследовала от Рейкхеллов и которые она передала своему сыну.
Он усмехнулся.
— Плохо то, что я дрался, — сказал он. — Я вынужден был выиграть. Я не посмел бы прийти домой, если бы проиграл.
Довольный смех сэра Алана снял напряжение.
Дворецкий появился у входа.
— Обед подан, миледи, — сказал он.
Джессика пошла вниз по ступеням на первый этаж в столовую под руку со своим мужем. Элизабет пошла следом за ней и взяла под руку брата, хотя ей пришлось до нее дотягиваться. Мужчины помогли дамам сесть, прежде чем сели сами, и сэр Алан кивнул Элизабет, указав, что она должна читать молитву. Ритуал строго соблюдался. Две служанки внесли первое блюдо.
Обед начался с креветочных коктейлей, поданных с хреном. Это была дань Джессики американской традиции. Потом последовал густой, жирный суп из бычьих хвостов, потом подали филе палтуса, жаренное в лимонном масле. Основным блюдом было зажаренное мясо барашка, поданное с вареным картофелем и разными овощами. Потом подали салат из латука и кресса водяного, салат всегда называли «итальянскими овощами», хотя никто в семье не знал почему.
Старшие Бойнтоны ели умеренно, такова была их привычка, ей следовала и Элизабет. Только Чарльз, чей аппетит не имел границ, отдавал должное блюдам.
Как только подошло время подавать сладкое, Элизабет посмотрела на брата с опаской. До сих пор он вел себя нормально, она ожидала взрыва в любой момент.
— Сегодня мы получили обворожительное письмо от моего брата, — сказала Джессика.
Чарльз и Элизабет посмотрели на нее выжидательно. Сэр Алан регулярно переписывался со своим шурином, но эта связь была исключительно деловой.