Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы
Шрифт:
Столь же скучно и уже привычно для нас начиналась семейная жизнь молодого царя. Примерно спустя два года после его воцарения состоялись смотрины и в невесты была выбрана дочь дворянина Всеволжского. Далее все шло, как по плану: невеста скоропостижно упала в обморок, или впала в некий припадок, который был трактован как падучая болезнь. О женитьбе царя на больной девушке не могло быть и речи. Все семейство Всеволжских скоропалительно ссылается в тот же Тобольск, куда прежде ссылались Хлоповы. Чья это была интрига? Кому это было выгодно? Вероятнее всего, Морозову. Он тотчас подставляет на освободившееся место свою ставленницу, дочь дворянина Милославского. У Морозова была своя «партия», и чем-то Всеволжские не угодили ему. (Вспомним конфликт Хлоповых и Салтыковых.) И, конечно, интересна царская грамота в Кириллов-Белозерский монастырь с наказом содержать «под крепким началом и с великим бережением» некоего Мишку Иванова, крепостного боярина Романова (двоюродного брата царя). В чем обвинялся Мишка? Ну конечно же, в пресловутом ведовстве и в говорении каких-то нехороших слов; и все это по делу Всеволжских.
Царь
О первой жене царя известно опять-таки очень мало. Царская чета имела множество детей, из которых одни скоро умерли, другие остались живы. Но об этих детях мы поговорим немного позднее. А пока остановимся на характере «тишайшего».
Царствование Алексея Михайловича началось, как мы уже говорили, беспорядками, и продолжалось столь же бурно. В конце сороковых годов выступления против власти охватили многие города России. В контексте истории династии Романовых особенно интересны восстания 1650 года в Новгороде и Пскове. По сохранившимся сведениям можно сделать вывод о том, что прежние боярские республики русского севера вновь ратовали едва ли не за восстановление своих прав. Псковичи, кроме того, угрожали непосредственно жизни царя… Почти двадцать лет (с 1569 года) царь ведет войны за овладение прежним древнерусским югом. Алексей Михайлович проявляет себя незаурядным политиком. Помимо применения воинской силы приходится дипломатически лавировать между Польшей, Литвой и своеобразным «военным государством» – Запорожской Сечью. В конце концов, заручившись поддержкой предводителей Запорожской Сечи, Россия приобретает часть южных земель.
Это расширение территории Российского государства мы привыкли именовать «вхождением Украины в состав России». «Россия», Российское государство естественно уже являлось четкой географической данностью, реальностью. Понятие же «Украина» совершенно неясно. Государственного образования с подобным наименованием просто не было. Позднее в России будут именовать часть населения южных и юго-восточных земель этих «малороссами» и «белорусами».
Судьба Запорожской Сечи любопытна. Трудно было предположить, что Россия станет терпеть это «военное государство в государстве». Вскоре начавшиеся конфликты переросли уже при Петре I в настоящую войну. Однако окончательно расформирована Запорожская Сечь была уже при Екатерине II. Она же, как мы знаем, ввела на малороссийских территориях крепостное право. Интересно активное участие Швеции в конфликтном узле: «Россия – Малороссия – Польша – Литва».
Конечно, сегодня вопрос о так называемом «вхождении Украины в состав России» – это, прежде всего, вопрос концептуальный. Например, совершенно ясно, что в концепции именно истории СССР это расширение территории Российского государства во второй половине XVII века должно было интерпретироваться как «вхождение» некоей мифической на тот период «Украины». На сегодняшний день, когда Украинское государство – географическая реальность, несомненно произойдет в трудах современных украинских историков «переоценка ценностей»; например, личность Богдана Хмельницкого будет оцениваться негативно, Мазепа же станет «национальным героем». Но, пожалуй, главное, что может произойти (да, собственно, уже происходит), – это трактовка действий Российского государства как «захватнических», причем захватнических по отношению к мифической «Украине». Совершенно ясно, что трактовать сложный, включающий в себя военные и дипломатические действия, процесс оформления, формирования территории Российского государства как «помощь украинскому народу в борьбе с польскими захватчиками» или же «захват Россией украинских территорий» нельзя.
О каких, собственно, территориях шла речь? Прежде всего, территории, в сущности, спорные, то есть на них в равной степени могли претендовать Россия, Польша, Запорожская Сечь. Россия оказалась сильнее в военном отношении и проявила дипломатическую сноровку. Но она же не виновата в том, что Польша проявила подобные качества в меньшей степени!
И, наконец, аспект сугубо ретроспективный: именно на этих спорных территориях княжили правители династии Рюриковичей и, вероятно, наличествовал некий единый древнерусский этнос. Политика активного сотрудничества Александра Невского с Ордой положила начало распаду этого этноса. Последней попыткой сохранить единство Рюриковичей и их «народа» явился союз князя Галичины и Волыни Даниила Романовича с Андреем Ярославичем, младшим братом и политическим антагонистом Александра Невского. Но этот «союз равных» был порушен Александром с помощью ордынских войск. Единая древнерусская народность распалась. И даже в составе Российского государства так называемые «малороссы» и «белорусы» продолжают развиваться этнически самостоятельно, углубляются культурные и языковые различия. Начало этому процессу было положено католической ориентацией Даниила Галицко-Волынского. И даже в составе России «малороссы» и «белорусы» оставались прилежащими, скорее, к славянскому «западу», нежели к русскому «востоку».
Но как же все-таки интерпретировать эти сложнейшие и трагические процессы? Вероятно, прежде всего следует свести к минимуму понятие «оценки» и, по возможности, не пользоваться оценочными примитивизирующими терминами наподобие: «освобождение» или «захватническая политика»…
Итак, несомненны военные успехи России при Алексее Михайловиче. За счет чего они достигались, какова была российская армия? К сожалению, мы привыкли мыслить стереотипами оценочными, такими, например: «они победили, потому что были храбры», или: «они победили, потому что сражались за родину», или еще: «они победили, потому что весь народ поднялся на борьбу…» Подобные формулировки не только ничего не объясняют, но даже словно бы исключают напрочь применение таких понятий, как «тактика», «стратегия», «устройство армии». Итак, начнем с простого вопроса. Какой армией располагал Алексей Михайлович? Еще той, созданной в начале второй половины XVI столетия Иваном Грозным, – стрелецким войском. Это была армия кантонистская, то есть она основывалась на институте военного поселения; стрельцы селились слободами, компактно, занимались помимо военной службы ремеслом и торговлей; «профессия» стрельца уже переходила «по наследству» от отца к сыну. Для поступления в стрельцы «стороннему лицу» требовалось нечто вроде рекомендации; поручительство заслуженного стрельца и согласие стрелецкого полка.
В конце XVII века уже не было возможности вести европейские войны, применяя армию такого рода. Более того, «кантонистский принцип» превращал стрельцов опять же в некое «военное государство в государстве». Именно в этом качестве стрельцы и выступали уже при детях Алексея Михайловича, оказывая поддержку тому или иному претенденту на престол. Такое устройство армии уже не только не помогало вести внешние войны «на европейском уровне», но и было опасно для правителя. Помещики на военной службе получали «командные должности» в зависимости от степени знатности своего рода. Между тем в Западной Европе уже активно применяется более рациональное устройство армии, основанное на нивелирующем сословные различия наборе-призыве, законодательно-принудительном; или же на применении «контрактной системы» – «оплачиваемая военная служба». В основу военной реформы уже при Петре и была положена система принудительного набора, кантонистский принцип оставлен был лишь для казачьих окраин (впоследствии «призыв» на регулярную военную службу был введен и для казаков). В результате нивелировка сословных различий начала происходить (уже при Анне Иоанновне мы ее можем заметить), в армии появились «выслужившиеся» и «дослужившиеся до». При Петре появляется солдат – бывший крепостной, он из крепостной зависимости переходит в зависимость армейскую, срок его службы фактически не укладывается в рамки реальной протяженности человеческой жизни, он в армии – навсегда. Человек, «взятый» в армию, в полной мере лишался гражданских прав. В дальнейшем армия очень мало реформируется. Уже в условиях СССР сокращались сроки службы, но при этом все более ужесточались условия «набора-призыва». Понятия же гражданских прав солдата, возможности альтернативной службы еще и по сей день просто-напросто не воспринимаются психологически. Любопытно, что фактически первым в Европе внедрить нечто вроде регулярной армии, в которой основной силой является пехота, попытался уже Александр Невский, положив в основу ордынскую модель «народа-войска». С этой целью он проводит «число» (перепись населения) и осуществляет набор на русских территориях в ордынскую армию. Вероятно, ничто не пропадает: именно модель «народ-войско», «народ-армия» легла в основу окончательного устройства советского государства…
Но вернемся к внешнеполитическим успехам Алексея Михайловича. Если его армия уже не годилась для ведения войны в Западной Европе, то на «востоке», против военной силы, устроенной аналогично, русская армия вполне могла действовать победоносно. Внешнеполитические успехи России на Востоке несомненны. Симптоматичен, например, переход на русскую службу картлийского («грузининского») царевича. Продолжается колонизация Севера (Сибири).
О Сибири следует сказать чуть подробнее. Уже при Иване Грозном Сибирь, населенная чрезвычайно отсталыми в культурном и социальном отношении, «неоформленными» народностями, становится ареной борьбы. Там создаются кантонистские (казачьи) поселения русскими мигрантами, которых теснят на север социальные процессы. Начинается борьба между Китаем и Россией за «огосударствление» этих обширных северных территорий. При Алексее Михайловиче Российское государство прибирает к рукам значительное число земель. Впрочем, не дремлет и Китай: приобретает «спорный» Амурский край. Обширные северные территории так и не были освоены в полной мере ни Китаем, ни Россией и служили местом ссылки в обоих государствах.
Любопытно, что Романовская концепция пользовалась в отношении северных земель целым «букетом» определений: «завоевание», «освоение», «присоединение» и, наконец, в последнее время наиболее нейтральным и точным термином – «колонизация». Достаточно ясно, что казаки не так просто подчинились этому «огосударствлению» севера; оно и понятно: люди двигались на север в поисках свободы, освобождения от государства, а оно протянуло свои нежные ежовые лапы и сказало: «А вот и я!» Однако Романовская концепция не намеревается показывать нам процесс колонизации Севера во всей противоречивости и трагической сложности. Так, например, замалчиваются многочисленные свидетельства военных столкновений мигрантов-казаков с «московскими ратными людьми». Именно Китай, с одной стороны, и казачьи кантонистские поселения – с другой, являлись основными противниками «Москвы». Миграция населения на северные земли усиливается в «смутное время» и при первых Романовых (нестабильность в государстве, шаткость династического положения Романовых). Однако Романовская концепция склонна изображать казаков-мигрантов в виде таких «разведчиков боем», добровольно прокладывающих путь государственным чиновникам; при чтении исторических сочинений может возникнуть впечатление, будто мигранты «специально для государства» завоевывают эти земли и даже чуть ли не посланы «официально» этим самым государством…