Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы
Шрифт:
Итак, при Алексее Михайловиче определяется «восточное направление» расширения Российского государства. В этом направлении Россия движется естественно; на этом пути она встречает противников, которых возможно реально победить, противника более «отсталого», более «архаически» организованного в социальном, военном, культурном отношении (рудименты феодальной раздробленности, родо-племенной уклад). Польша, территории, населенные малороссами и белорусами, Крым, Кавказ, далее Азия, северные земли… Но даже в этом «восточном» направлении нельзя расширяться, не заручившись военными и дипломатическими контактами в Западной Европе. Фактически история уже поставила для России «ребром» жесткое условие, которое на день сегодняшний актуально для государственных образований всего мира: государство не может существовать, не будучи «европейски устроенным», не заключая в себе хотя бы некоторые важные элементы этого самого «европейского устройства». Так уж складывается историческая реальность, что именно развитие европейского устройства приводит к наиболее гуманному в отношении
Однако возвратимся к «тихому царствованию» Алексея Михайловича. Успехи во внешней политике не стимулировали внутригосударственную стабильность. Попытка государства ввести в обращение монеты, не изготовленные из ценных металлов, «медные деньги», вызывает рост цен и активные выступления, известные как «медный бунт» (1662–1663). То есть государство вело активную военную «внешнюю» деятельность, не имея достаточных внутренних ресурсов. По-прежнему продолжается миграция на Дон, практически неподконтрольный государственной власти. Эту миграцию Романовская концепция трактует как «бунт низов». Однако даже самый поверхностный анализ так называемого «Разинского движения» выявляет явно нечто иное. Перед нами вовсе не крестьянское восстание, а, пожалуй, настоящая война с «Москвой», продлившаяся около четырех лет (с 1666—67 по 1670). К мигрантам-кантонистам присоединяются «беглые» бояре и дворяне со своими отрядами, среди них интересен процент непосредственно «московских» аристократов. Любопытно, что собранное «войско» подчиняется некоему Степану Разину, ведет под его началом независимую от государства внешнюю политику, совершает походы в Персию. Сама личность Разина загадочна в достаточной степени. Во всяком случае, едва ли может идти речь о «народном вожде» и «предводителе голытьбы». Движение развертывается под антиромановскими и «антимосковскими» лозунгами. Однако «государственные кантонисты» – стрельцы – в конце концов одолевают «независимое кантонистское войско» Разина. Это, несомненно, была крупная победа Романовых. Сохранилось изображение Разина в богатом головном уборе восточного вида. За кого он мог выдавать себя?
Память о «Дмитриях» еще была жива…
О церковном расколе, происшедшем в царствование Алексея Михайловича, о трагическом противостоянии Никона и Аввакума написано очень много. Остановимся на нескольких моментах. О «либеральном периоде» в правлении Александра II мы, конечно, будем подробно говорить, но не сейчас. Покамест скажем только, что именно в этот период «активного наступления» на Романовскую концепцию «национальной доктрины» Романовская концепция как бы жертвует фигуру Петра и оформляется трактовка «раскольников» как выразителей народного самосознания, противостоящих «реформам сверху». Нетрудно, однако, заметить, что раскольники едва ли не с самого начала остаются в меньшинстве и никогда не составляют силу, которая была бы в состоянии влиять на внешнюю и внутреннюю политику государства. Особенно странной кажется попытка связать раскольников с действиями царевича Алексея Петровича, который никак не мог бы ни поддерживать их, ни на них опираться, и полагал их «еретиками», как, впрочем, и все Романовы – непременные сторонники «государственной церкви». В реформах Никона обращает на себя внимание, конечно, в определенном роде, попытка сделать русскую церковь с ее специфической культурой неким «плацдармом» для развития культуры «мирской». Особенно в этом смысле характерна попытка реформы иконописания, приближения иконописания к традициям светской живописи. Но то, что произошло естественным путем в ренессансной Италии, уже не имело смысла в России XVII века. Уже не имело смысла проходить «заново» весь путь от иконописи к светской живописи. В Европе этот путь был давно пройден, и теперь было проще и естественнее развивать русскую живопись на основании традиций живописи европейской, что и было чуть позднее сделано. Русская церковная реформа запоздала столетия на два. После реформ Никона сделалось в достаточной степени ясно, что дальнейшее развитие русской культуры не будет происходить «на церковном фундаменте». Уже наметилось противостояние культуры церковной и культуры светской, «мирской»; это острейшее противостояние стало одной из важнейших, своеобразнейших и трагических черт жизни России.
Жизнь самого Алексея Михайловича, то, что нам об этой жизни известно, показывает царя таким же сильным, энергичным человеком, как его отец и дед. Алексей Михайлович – страстный охотник; по его заказу (а возможно, что и им самим) написана книга о соколиной охоте. На примере Алексея Михайловича и его старших детей, сына Федора и дочери Софьи, мы видим, как повышается «образовательный ценз» Романовых. По настоянию отца сестры Алексея Михайловича овладели навыком чтения Псалтири и Часослова, но Софья уже предстает перед нами разносторонне образованным человеком.
Первая жена царя, Марья Ильична Милославских, умерла в 1669 году. Но падение клана Морозовых-Милославских происходит еще при ее жизни. И после ее смерти как бы интенсифицируется. Судьба известной боярыни Морозовой – всего лишь элемент конфликта двух кланов: Морозовы-Милославские против Нарышкиных-Матвеевых. После того, как Наталья Кирилловна Нарышкиных становится второй женой царя, вокруг него, разумеется, группируются ее родичи, среди которых выделяется поддерживающий реформаторские настроения Алексея Михайловича Артемон Матвеев, в доме которого и была воспитана будущая молодая царица. Оставив попытки династического брака, Алексей Михайлович осуществляет ряд «внутренних» реформ. Отметим то, что касается его семейной жизни: он выезжает в одном экипаже с женой, ездит вместе с ней на охоту, она выезжает в город в экипаже с незанавешенными окнами. Среди ближних женщин Натальи Кирилловны обнаруживаем прислугу иностранного происхождения, например некую «дохтур-литовку», в обязанности которой входило приготовление кушанья. Обращают на себя внимание «театральные затеи» царя. Еще в 1660 году он пытается выписать из Англии «мастеров комедию делать». Но только в 1672 году происходит «первая постановка на русской сцене»: пастор Иоганн-Готфрид Грегори из Немецкой слободы на Кукуе ставит «Артаксерксово действо» – мистерию на библейский сюжет. В 1673 году поставлено еще несколько пьес и танцевальная (балетная) постановка «Орфей».
Интенсивно проникают в «московскую русскую» культуру элементы православной культуры славянского Запада, еще сильно ориентированные на позднегреческую церковную словесность. К подобным элементам можно отнести поэзию Симеона Полоцкого, основание славяно-греко-латинского училища. Однако уже ясно, что путь развития «московской русской» культуры будет иным; она не станет «сызнова» повторять уже пройденный Европой путь развития светской культуры на фундаменте освобождения от церковной культуры византийского стандарта и усвоения античных жанров. Нет, русская культура разовьет свою самобытность, просто взяв из Европы уже сложившиеся «основы»: формы существования и развития университетской науки, жанровое членение литературы, театр и т. д.
Итак, перед нами прошли первые Романовы. Зачастую историки полагают этот период чем-то вроде «продолжения прежней стародавности». Но мы уже увидели, что для России это очень важный период, период, когда постепенными реформами подготовляются реформы кардинальные, период укрепления и становления новой династии, самой молодой в Европе.
Очень хочется отметить еще одну особенность более чем полувекового периода, прошедшего «под знаком» первых Романовых. Пройдет менее ста лет – и явится, словно Афродита из морской пены, чудесный русский литературный язык. Но откуда же он взялся? Неужели из византинизированной словесности Полоцкого? Нет, лишенный возможности развиваться в традициях светской «художественной» литературы, русский язык усиленно развивается в жанрах публицистики и «документальных записей». Вот несколько публицистов, связанных с первыми Романовыми. Судьбы их, разумеется, трагичны. Уже тогда пишущий человек в России – более, чем просто «пишущий человек».
Итак, Иван Андреевич Хворостинин, кравчий при Дмитрии I, при Шуйском сосланный в монастырь, при Михаиле Федоровиче первоначально бывший в чести, затем вновь сосланный, автор публицистического повествования «Словеса дней и царей и святителей московских, еже есть в России».
Вот Юрий Крижанич, хорват, долгое время проживший в Риме. В 1658 году знакомится в Вене с московским послом Лихаревым, переезжает на службу в Москву, но уже в 1661 году сослан в Тобольск, где провел пятнадцать лет. «Политика» Крижанича носит выраженный антикатолический и антипольский характер. В сочинениях Крижанича легко можно увидеть зерно грядущей панславистской доктрины, столь значимой для романовской России со второй половины XIX века.
Писания и судьба Аввакума известны достаточно хорошо. Его «автобиография» и публицистические сочинения, вероятно, во многом близки к народному анонимному словесному творчеству.
Но особенно значимой и «крамольной» фигурой оказался подьячий посольского приказа Григорий Карпов Котошихин. Он имел несчастье после наказания батогами бежать из России. Вероятно, владел иностранными языками. Умер в Швеции насильственной смертью (убит? казнен?). Этот замечательный писатель, «диссидент» XVII столетия не прощен и не «реабилитирован» до сих пор. Вот, например, что пишет о нем М. Н. Тихомиров в 1940 году: «… существует собственноручная записка Котошихина о его службе польскому королю; из записки выясняется, что Котошихин разведывал в Москве и сообщал различные вести в Польшу, будучи таким образом типичным шпионом и изменником. По-видимому, Котошихин и в других отношениях не отличался особой нравственностью…» И далее – о писаниях Котошихина: «Он не чужд был стремления сгустить краски…»
Действительно, Котошихин такое писал!.. Например, о той же системе доносов и слежки… Он оставил нам описание России в царствование Алексея Михайловича. И если из этого расточительно яркого, узористого языка Аввакума родится в отдаленном еще будущем такой «поэт прозы», как Ремизов, то о Котошихине можно сказать, что он наметил, что называется, кардинальный путь развития русского литературного, письменного языка. Точная, предельно наполненная, информативная фраза… Вот где завязывалось кристальное пушкинское «Гости съезжались на дачу…»