Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
— Ну и отпустили меня домой! — весело заканчивает Марина.
Динка громко хохочет и подпрыгивает от удовольствия, Мышка хлопает в ладоши и обнимает мать, но Алина усаживает сестер на место:
— Подождите! Ведь самое главное было потом… Мама, рассказывай дальше!
— Рассказывай, мамочка! — просят дети.
— Прошло года три… — напоминает матери Алина.
— Да, не меньше. Я уже совсем забыла этот случай, как вдруг приходит откуда-то папа и с хохотом рассказывает мне, что товарищи рекомендовали ему для связи одного студента по фамилии
— А помнишь… — снова начинает кто-то из детей. Сумерки уже мягко ложатся на кусты и деревья, окна в даче становятся черными, скоро Катя зажжет в комнате лампу, а воспоминания следуют одно за другим, и маленькая теплая кучка на крыльце все тесней жмется друг к другу.
Но от калитки отделяется какая-то фигура и торопливо идет по дорожке к дому.
— Малайка! Мама! Малайка приехал! — вскакивает Динка.
— Малайка! Малайка! — бросаясь навстречу, кричит Мышка.
— Здравствуй, здравствуй все, хороший мой! — растроганно здоровается Малайка. На его круглом лице широкая белозубая улыбка, руки обнимают сразу Мышку и Динку. — Давай полезай один на горбушку, а один тут будет! — весело говорит он.
Девочки виснут у него на шее, целуют его, гладят по лицу:
— Малаечка наш!
Глава тридцать восьмая
МАЛАЙКА И ЛИНА
— Малайка приехал? — спрашивает Катя, выходя на террасу.
Малайка здоровается со всеми за руку и усаживается на крыльце. Катя пробует отогнать от него Мышку и Динку, но они никак не отходят, и Малайка, загораживая девочек от тетки, просит:
— Не тронь, не тронь. Малайка скучал, ай шибко скучал Малай!.. Где мой барина Мара? Как поживаем? Все думал, воскресенье поедем, а хозяин не пустил Малайка. Ай, плохо было, плохо…
— Малайка, — грустно и ласково говорит Марина, — ты не забывай нас!
Воспоминания всегда оставляют в душе Марины глубокую грусть, а черные глаза Малайки, милая детская улыбка на его лице снова напоминают ей то счастливое время, когда она с Сашей жила на элеваторе. Так и кажется, что сейчас где-то рядом раздастся знакомый дорогой голос: «Смотри в оба, Малайка…» И Малайка ответит строго и серьезно: «Четырем глазом смотрим…»
— Ты не пропускай воскресенья, Малайка, — тоскливо повторяет Марина.
— Как можно забывать? Никогда не забываем. Хозяину говорим: не будешь пускать — убегать будем. Чичас берем билеты, надеваем чистая рубашка. Пароход битками набитый, пассажира полно… Вот возьми гостинца, клади на зубы, кушай, — обращается он к детям, вынимая из кармана пакетик с изюмом и крепкие черные рожки. — Бери кушай, насыпай в руку!
Динка и Мышка грызут сладкие рожки, носятся с пакетиками, предлагая матери, Алине и Кате.
— Все кушайте, все! — с удовольствием глядя на них, угощает Малайка. Сегодня он принарядился в новый пиджак, надел ботинки со скрипом и расшитую красной и зеленой шерстью тюбетейку.
— Ну, как там теперь на элеваторе, Малайка? — спрашивает Марина: ей хочется что-нибудь услышать про знакомый дом, про беседку в саду, про широкий двор…
— Работаем, — кратко отвечает Малайка и машет рукой. — В доме не бываем, чужие люди. Малай один ходит.
— А беседка в саду совсем, верно, уже развалилась? — спрашивает опять Марина.
— Нету беседка. Хозяйка новый, кухарка такой сердитый, стопил беседка в плите.
Наступает короткое молчание.
— Один Малайка остался, — как-то недоуменно и грустно добавляет Малайка.
— А ты выходи замуж за Лину и живи у нас, — ласкаясь к нему, просит Динка.
Малайка гладит ее по голове и тяжело вздыхает:
— Не хочет Лина, она хочет русскому богу молиться. Он лезет за пазуху и достает маленький сверток:
— Едем, берем немножко подарок Лине. Вот, барина Мара, давай сам. Малай боится.
Марина развертывает и свертывает обратно шелковый цветистый платочек.
— А ты не бойся, отдай сам. Лина покричит и перестанет, а сама рада будет, — ободряюще говорит Марина.
— Она тебя любит, Малаечка, тебя все любят, — уверяет Мышка.
— Мы не дадим тебя обидеть, — серьезно говорит Алина.
— Идем вместе, — решительно предлагает Катя. — Что ты боишься, на самом деле? Идем со мной! Но Малайка упирается, робеет.
— Пускай еще сижу, — быстро говорит он, отодвигая Катину руку. — Тут вот Орало-мучень с Малаем. И Мышка, и Алина, и барина Мара… А как видим Лина, так сейчас беспокоимся, сердце прыг-скок, туда-сюда, языка нету, сильно пугаемся… — жалуется Малайка.
И так смешно видеть этого сильного, плечистого, круглоголового Малайку в таком смущении, что все начинают смеяться.
— Ну что ты, Малайка… Лина не такая уж страшная!
— Вот еще принцесса, подумаешь! — возмущается Катя.
— Гордый Лина… Очень гордый… Силком ее таскать замуж нельзя, — грустит Малайка.
— Ишь, расселся… Какой гость неописуемый! — раздается вдруг голос Лины, и она сама неожиданно появляется перед крыльцом, позвякивая бусами на белой шее и ослепляя бедного Малайку пышным сатинетовым сарафаном.
Не смея взглянуть на ее чернобровое румяное лицо, Малайка жмурится, как от солнца.
— Здравствуй, Лина, — неуверенно говорит он, вставая и стаскивая со своей бритой головы тюбетейку. — Вот приехали, беспокоимся. Хотим смотреть, какой ты стал… Может, пересердился… — с улыбкой бормочет он, поднимая на Лину ласковые, умоляющие глаза.
— Ишь какой разлюбезный! «Может, пересердился»! А нет того, чтобы до кухни дойти, поздороваться? Сидит тута под прикрытием… Ладно, ладно, Малай Иваныч! — весело укоряет Лина.