Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
Малайка топчется на месте, смущенно оправдывается и наконец, решившись, протягивает ей свой сверток.
— Бери, пожалуйста, бери! — с неожиданной горячностью восклицает он. Носи на здоровье, пожалуйста!
— Лина, Лина, не обижай его! — торопится предупредить Марина.
— Лина, не обижай! — волнуется Мышка.
— Мы не позволим обижать Малайку, — строго говорит Алина.
Динка, упираясь головой в Линин бок, сердито толкает ее.
— Лина, не ломайся! — кричит Катя. — Как тебе не стыдно мучить человека?
— Да чего вы шумите-то? Я ему еще и одного
— Носи на здоровье, — просит Малайка.
— Да здоровья у меня и без твоего платка хватит, не об этом речь, — нежно и задумчиво отвечает Лина, любуясь шелком. — Только что ж ты мне подарки возишь, Малай Иваныч… — мягко и выразительно начинает она. — Что я — жена тебе аль невеста? Али уж глаза у меня такие завидущие, что я на чужое добро польщусь? За что про что подарки мне дарить? — постепенно расходится Лина, глядя на Малайку с уничтожающей насмешкой. — Кто ж это я тебе, по твоему разумению, Малай Иваныч?
— Ну, пошел-поехал! — машет руками Малайка и, оборачиваясь к Марине, отчаянным взглядом призывает ее на помощь.
— Что у тебя, сердца нет, Лина? Я просто удивляюсь тебе! — возмущается Марина.
— Лина, бери платок сейчас же! — топает ногой Динка. — Сейчас же бери! Я делаюсь больной!
— Сичас, сичас… Как же, так и схватила! Да не родился еще тот поп, который татарина с русской девкой обвенчает! И церкву ту еще не построили, где ихняя свадьба стрясется! — гневно кричит Лина, и, сверкнув яркими цветами, платок падает Малайке на грудь. — Не невеста я тебе, бери свой подарок назад, Малай Иваныч! — низко кланяясь, говорит Лина.
— Вот невежа! — сердится Катя. — Хотя бы из вежливости взяла!
— А вежливость эта мне ни к чему, я не барского роду-племени, душой кривить не могу, — вздыхает Лина и, взглянув на убитого горем Малайку, неожиданно ласково говорит: — Пойдемте, Малай Иваныч, на кухню, я вас чайком попою, пирогами угощу. Спрятайте ваш платок, и пойдемте.
Малайка поднимает с земли бумагу, аккуратно заворачивает свой платок и покорно следует за Линой.
— Он же может выкреститься, наконец! — с досадой говорит Катя. — Что это за ерунда такая?!
— Конечно, он может выкреститься. Но это не ерунда, а драма… Ведь Лина любит его. Вот что делают с людьми религиозные предрассудки, — грустно отвечает Марина.
А на кухне идет веселое угощение. Малайка что-то рассказывает, Лина хохочет. И провожать его она выходит в новом шелковом платочке.
Глава тридцать девятая
«СЛЕТИ К НАМ, ТИХИЙ ВЕЧЕР…»
Мягкий свет лампы падает на ступеньки, детям пора спать, но никому не хочется уходить. В обступающей со всех сторон черноте вечера освещенное крыльцо кажется маленьким светлым островком. Катя набрасывает на плечи Марины платок и сама усаживается на верхней ступеньке. Лина, проводив Малайку, тоже устраивается подле девочек. Говорить никому не хочется, воспоминания нарушены…
— «Слети к нам, тихий вечер…» — запевает Марина. Девочки присоединяются к матери; голос Мышки, серебристый и фальшивый, неуместно взлетает вверх, Лина, подперев рукой щеку, мастерски ведет втору. Катя тоже не может остаться молчаливой: свежий, сильный голос ее сразу укрепляет маленький хор.
«Тебе поем мы песню, вечерняя заря…» — тихо повторяются слова, похожие на вечернюю молитву.
— «Слети к нам, тихий вечер…» — просят взрослые и дети. И никто из них не знает, что этот тихий вечер — последний счастливый вечер на маленькой даче.
Не знает Динка, что завтра она уже не увидит на заборе знакомого елочного флажка; не знает Алина, в какую страшную ночь придется ей выполнить тайное и важное поручение Кости, не знает Мышка, сколько горьких слез прольет она о тех, кого любит…
Не знает Лина, как тяжко испытывает своих верующих пресвятая богородица; не знает Катя, что не там ищет она свою судьбу, где найдет; и не знает мать, наслаждаясь тихим материнским покоем, что не уберечь ей от горя неокрепшие сердца ее детей и никуда не уйти ей самой от тяжких испытаний…
— «Слети к нам, тихий вечер…» — поют на крыльце, и вечер слетает. А за вечером идет ночь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
ПОЛЫНЬ-ТРАВА
На уроке Никич показывает Динке блестящие угольники и какой-то мудреный певучий замок для ее сундука.
— Вот сделаем все в лучшем виде! — торжествующе говорит он и, сдвинув на нос очки, внимательно смотрит на девочку. — А ты что как вареная репа нынче? Вроде и не радуешься ничему? — с обидой спрашивает Никич.
— Я сержусь, — быстрым шепотом отвечает ему Динка и показывает глазами на сестер.
Старик машет рукой и отходит к девочкам. Ему обидно. Динка так торопила его с этим сундуком, что большую половину работы сделал он сам, а теперь, когда осталось только приладить крышку, девчонка вдруг остыла, и даже замок со звоном ее не радует. Вон они какие, девчонки! Ни к чему у них нет устойчивого интереса…
Никич не знает, что как-то в разговоре, похвалившись Леньке своим подарком, Динка вдруг услышала обидный смех:
«Куда он мне? Что я, старая бабка, что ли? Деньги копить в нем буду? Нашла что подарить! Мне котелок солдатский да мешок за плечи — вот и все!» — весело заявил Ленька.
«Ну и будешь как нищий!» — огрызнулась Динка.
«Нищим не буду. За чужим куском руку не протяну, не бойся. Что заработаю, то и съем, — хрустнув пальцами, твердо ответил Ленька. — А сундук свой кому другому подари, он мне ни к чему!»
Динка решила подарить его Лине, но работать с тех пор ей совсем расхотелось. А сегодня ее мучили и другие мысли. Обычно после сидения с мамой на крылечке девочки делались очень ласковыми и уступчивыми. Вчера Алина даже поцеловала своих сестренок на ночь, а Динка и Мышка, не зная, чем отплатить за эту ласку, наперерыв предлагали ей свои услуги. Одна тащила тазик с водой, другая держала полотенце, пока Алина не отослала их спать со строгим замечанием: