Динка прощается с детством
Шрифт:
Ради гостей Ухо успел принарядить своего любимца в новый матросский костюмчик, и Иоська, со своими мягкими, расчесанными кудрями, такой ласковый и домашний, произвел на Ефима большее впечатление, чем внезапно открывшееся перед ним просторное и теплое жилье.
— Иоська! Сыночек! — охнул Ефим и, подхватив мальчика, сел на табурет. Марьяна б моя тебя видела! Ведь она дура баба… Ох и дура баба! — гладя дрожащей рукой кудри мальчика и заглядывая ему в глаза, растерянно повторял Ефим.
Иоська,
Тем временем Пузырь вместе с Цыганом осторожно спустили солдата.
— Здрасте! Здрасте! — вежливо и радостно здоровались с гостями ребята.
— А ну, стелите на стол скатерку! Варево есть? Давай, Ухо, тарелки! Располагайтесь, гости, кто как хочет! Сымайте мокрую одежу, вон на кровати целая гора сухого. Подай, Ухо! А вот умывальник, кто хочет руки обмыть! — весело командовал Жук.
Чувствовалось, что он гордится приехавшими к нему людьми и хочет показать им все в лучшем виде. Мальчишки засуетились, забегали.
Иоська вытащил новое полотенце и, стоя около умывальника, держал его наготове.
Железнодорожник снял мокрую куртку, спокойно выбрал из кучи одежи теплую рубаху и, присев на кровать, развел руками.
— Экая благодать! Надо бы лучше, да нельзя! Ну и молодцы ребята! Много я на свете видел, а такого не видал!
Солдат огляделся, снял шинель, вымыл руки и, присев к столу, вытащил расческу.
— Ну, Ефим, — сказал он, — вот это житье! А как и что тут, пожалуй, сразу не разберешься!
— Что и говорить! — крякнул Ефим. — У меня зараз в голове як в той пивной бочке!.. Однако хорошо тут сидеть, только я пойду! Надо до дому добираться, там одни женщины остались, не было б беды какой!
— Поезжайте, дядя Ефим! Там уж, верно, эти гады наехали! — забеспокоился и Цыган. — Эй, Ухо! Дай-ка мешок с мукой, что мы вчера купили! Снеси на бричку! А вы, дядько Ефим, если спросят, где были, так скажите: по муку ездил! Понятно?
— Все понятно. Только что же вы муку свою отдадите, голова ты садовая! — с улыбкой сказал Ефим, идя к двери.
— Ничего, у нас еще есть! Мы с голоду не пропадем!
— Ну, прощевайте, коли так! — пожимая всем руки, сказал Ефим и, остановившись на пороге, добавил: — А там, как Марина Леонидовна решит насчет вас, так и сделаем!
— Ничего! Передайте, Ефим, спасибо ей! Да поезжайте скорей. Может, правда, там что неладно! — забеспокоился железнодорожник, поглядывая на внесенный в комнату чемодан Марины.
Солдат привстал:
— Низкий поклон от солдата передай, Ефим.
Цыган вышел, уложил в бричку мешок. Ефим взял вожжи и подмигнул на хату Якова.
— Ну, верно ты сказал, хлопец! Чудеса в решете, да и только! — Он похлопал Цыгана по плечу. — А как звать-то тебя добрым людям? То ты Цыган, то Жук! А?
— Я — Жук! — сказал вдруг мальчуган и засмеялся: — Я был Цыган, а теперь Жук! Так и зови меня!
— Чудеса! — повторил Ефим и, тряхнув вожжами, легонько свистнул. — А ну, Прима, вперед! Вперед, как твоя хозяйка тебе велит!..
Цыган, стоя на дороге, глядел вслед умчавшейся бричке и думал о Динке. Кто знает, как она там? Уж он, Жук, не дал бы ее в обиду, но ему поручены люди, их тоже не оставишь сейчас…
Глава пятьдесят третья
НОЧНАЯ ТРЕВОГА
Как только бричка выехала со двора, Динка накинула платок и, шлепая босиком по лужам, выбежала на пригорок. Буря утихла, на небе расползались синие тучи, изредка их прорезала косая молния и слышался отдаленный гром. Падали крупные капли дождя, а когда порыв ветра шевелил ветки деревьев, Динку обдавало с головы до ног брызгающим фонтаном воды. Она стояла у изгороди и затаив дыхание следила за серой тенью медленно ползущей по дороге брички, слушала жалобный скрип колес, проваливающихся в глубокие колеи, и с тревогой оглядывалась на широкий выезд из экономии.
«Скорей бы, скорей… Только бы проехать экономию. Там с горки. Бедная Прима… Везде глина и песок…»
Динка видела, как от брички отделилась высокая тень: это Ефим шел рядом, держа в руках вожжи.
«Скорей… скорей… Прима, голубушка, крепись! Только бы не встретились около экономии…» — мысленно подгоняла Динка. Минуты тянулись томительно медленно. Вот еще скрип, скрип… Еще несколько поворотов колес. Динке кажется, что она видит на губах Примы белую пену и горячий пар, поднимающийся от ее спины.
Наконец, проваливаясь то в одну сторону, то в другую, бричка вылезла на гору, экономия осталась в стороне. Ефим сел на облучок. Колеса заскользили, скрип стал чаще и легче. Динка побежала домой. На террасе ее встретила взволнованная Мышка.
— Мама не отдала шрифт, — шепнула она, хватая сестру за руку.
— Как? — ахнула Динка. — Это же самое главное…
Она влетела в комнату:
— Мама! Что ты сделала? Ты не отдала шрифт! А они уже уехали!..
— Мама, дай шрифт! Может быть, Динка еще догонит! — умоляюще сказала Мышка.
Марина, разыскивая что-то в шкафу, быстро обернулась.
— Да вы что, с ума сошли обе, что ли? Вы ведете себя так, как будто у нас в первый раз в жизни обыск! Надо хоть немного владеть собой. Когда вы были маленькие, так достаточно сказать «обыск», как сразу садились на кроватках и никаких хлопот. А что это вы подняли сейчас? — обвязывая веревочкой длинную жестяную коробку из-под леденцов, сердито напала на дочерей Марина.
— Но шрифт… Дай шрифт, мама… Они же сейчас приедут! — простонала Мышка.