Динка (с иллюстрациями Воробьева)
Шрифт:
– Маме свойственно сильно преувеличивать. Я нисколько не смущен, поправляя отложной воротничок и торопясь навстречу девочкам, заявляет Гога.
– Зачем, однако, вы забрались в такую глушь? Это же совсем не фешенебельное место! Узнаю вашу скромность, моя дорогая!
– бойко тараторит Крачковская, не давая раскрыть рот хозяйке.
Нo Марина и не стремится поддерживать эту болтовню, она слушает свою гостью с любезным вниманием, ощущая пустоту и глубокую усталость.
Динка останавливается на дорожке и толкает
– Это Гога-Минога, - недовольно говорит она. Мышка хочет что-то ответить, но Гога уже подходит к ним С громким приветствием:
– Здравствуйте, девочки! Вы очень выросли с тех пор, как и видел вас!
– Здравствуй, Гога! Ты тоже вырос!
– отвечает ему Мышка.
Гога старше ее только на один год, но он держится так самоуверенно, что девочка совершенно подавлена его превосходством.
Динка, наоборот, с открытым любопытством разглядывает старого знакомца; она еще в прошлом году дала ему прозвище «Гога-Минога» и запомнила его взрослый тон. Но Гога не подавляет ее этим тоном, он просто кажется ей забавным кривлякой.
– Посмотрите, какая прелестная группа!
– указывая на детей, говорит Крачковская и, снизив голос, интимно спрашивает: - Скажите, как самочувствие вашего мужа? Есть ли от него какие-нибудь вести?
– Спасибо, он за границей, - кратко отвечает Марина. Полина Владиславовна прижимает к себе ее локоть и хочет продолжить свои участливые вопросы, но Динка и Мышка подходят здороваться.
– Ах вы, мои милые! Ну, как вам здесь живется?
– наклоняясь к девочкам, спрашивает Крачковская.
– Спасибо. Хорошо, - отвечают девочки вместе. Гога смеется.
– Они говорят хором, как солдаты!
– замечает он матери по-французски.
Марина досадливо сдвигает брови. «Надо же сделать из своего ребенка такое чучело!» - с возмущением думает она, предлагая своей гостье выпить чашку чая на прохладной террасе.
Полина Владиславовна поднимается по ступенькам и шумно падает в кресло.
– А где же Катюша?
– спрашивает она. Катя в ее представлении осталась такой же шестнадцатилетней девочкой, какой была на элеваторе.
– Где ваша старшая дочка? Где ваша красавица Лина?
– засыпает она вопросами хозяйку. Между тем Гога уже сидит в комнате девочек и, обводя стены оценивающим взглядом, делает небрежные замечания:
– Гм… Это картина Репина. Так называемые знаменитые «Бурлаки». Вернее, репродукция картины.
– Гога снимает очки, протирает их и отходит в глубину комнаты.
– Довольно плохая репродукция, между прочим. Здесь было бы лучше взамен ее повесить большую географическую карту - тогда я смог бы показать вам те страны, где я побывал.
– А где ты побывал?
– с живым интересом спрашивает Мышка.
– Ну, говори, где ты побывал?
– усаживаясь на пол, говорит Динка.
Гога пожимает плечами и снисходительно усмехается:
– Я, конечно, мог бы обойтись и без карты, но ведь многие вещи для вас пустой звук. И мне придется раньше устроить вам нечто вроде экзамена.
Он присаживается на ручку кресла и, сняв очки, смотрит в потолок блестящими выпуклыми глазами. Динка фыркает, но Мышка не поддерживает ее; она напряженно смотрит в лицо Гоге и ждет, о чем он спросит. Ей не хочется ударить лицом в грязь и осрамиться перед гостем.
– Ну вот, например: назовите мне родину Чарлза Диккенса. Кстати, кто такой Чарлз Диккенс?
– живо спрашивает Гога.
Динка бросает быстрый взгляд на Мышку; сама она не решается ответить, так как не совсем уверена в своих знаниях.
– Чарлз Диккенс - писатель. Он родился в Англии, - торопится Мышка.
– Правильно, - подтверждает Гога.
– Теперь я вам могу сообщить, что мы с мамой прошлой зимой путешествовали по Англии и осматривали различные достопримечательности.
– А что вы смотрели?
– с загоревшимися глазами спрашивает Мышка.
– А какие там люди? Говорят они по-русски?
– искренне заинтересовываясь, спрашивает и Динка.
– Ну, люди как люди! Пьют, едят, говорят. Говорят, конечно, по-английски… Мне лично ближе французский язык, - разглагольствует мальчик, чувствуя себя как столичный артист в глухой провинции.
– Так что же ты видел в Англии, что там самое-самое интересное?
– нетерпеливо спросила Мышка.
Гога высоко поднял плечи:
– Какой детский вопрос! Там все интересно! Это же передовая страна, совсем не то, что наша Россия!
– Как? Чем же они такие передовые?
– взволновалась друг Мышка.
– Если писателями… Если у них Диккенс, так у нас тоже есть! Ты, может, просто не знаешь… - язвительно усмехнулась она.
– Как я не знаю? Я всех классиков читал!
– возмутился Гога.
– Хорошо. Тогда назови мне, какого ты знаешь великого русского писателя?
– чувствуя себя на твердой почве, спросила Мышка.
– Пожалуйста! Лев Николаевич Толстой! «Война и мир». Великолепная вещь! Я читал не отрываясь, - уничтожающе улыбнулся Гога.
Но Мышка не сдалась.
– А еще?
– упрямо спросила она.
– Ну, Тургенев, Гончаров, Короленко… Не могу же я всех перечислять!
– пожимая плечами, сказал Гога.
– А, не можешь!
– вдруг выскочила Динка.
– Тогда и не хвались! Потому что ты врушка! Все только бл-бл-бл своим языком!
– Что это за «был-был-был»? Я тебя не понимаю, - насторожился Гога и, обращаясь к Мышке, добавил: - У тебя довольно странная сестра!
– Я совсем не странная!
– взъерошилась Динка.
– А вот ты так очень даже странный! И по-настоящему ничего не знаешь. Вот скажи, например, где утес Стеньки Разина? Ага!
– Утес Стеньки Разина?
– Гога в затруднении потер лоб.