Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
— Сегодня ночью у вас был мой друг Владимир Гневашев. Он очень переживает по поводу того, что испачкал пальто какой-то женщины. Он не знает, как ее найти. Не могли бы вы передать ей некоторую сумму в виде, так сказать, компенсации. Чтобы она смогла купить себе новое пальто.
И я совершенно открыто протянул ему сотенную бумажку.
Подполковник не размышлял ни минуты:
— Я не знаю, кто эта женщина. Но мы ее найдем. Подождите меня.
Он вышел и вернулся через пару минут:
— Женщину мы пока не нашли. Но обязательно найдем.
И добавил:
— Слово офицера.
Подполковник сдержал слово. Володя спокойно улетел в свою Голландию.
Ребята из итальянского сектора прозвали меня землемером.
Как-то я нашел список титулов и профессий людей, к которым в Италии нужно обращаться без слова «синьор». Среди них значилась уже достаточно забытая, но когда-то очень важная профессия — землемер, по-итальянски geometro.
Когда я рассказал о своей находке ребятам из итальянского сектора, те дружно стали звать меня geometro. Заведующий отделом А. Адамишин, в прошлом переводчик с итальянского языка, охотно поддержал шутку.
Однажды очень серьезный человек из Отдела международных организаций поинтересовался, почему меня зовут землемером.
— А я могу в уме перемножать пятизначные и шестизначные цифры, — ответил я и, не дав ему опомниться, добавил: — И, что странно, четырехзначные могу, а трехзначные и двузначные не могу.
— Действительно, странно, — согласился он и вздохнул: — Всякое бывает.
Через пару лет он был назначен послом в одну очень большую страну, но долго там не продержался из-за того, что сдал часть территории, принадлежащей посольству, какому-то местному предпринимателю.
Ему явно был нужен квалифицированный землемер!
Для перевода первых лиц государства приглашали ребят из МИДа.
Однажды вечером программа «Время» передавала беседу Брежнева с французским премьером Л. Фабиусом. Переводил Саша Аристов. Я обратил внимание на то, что во время беседы он делает какие-то непонятные жесты: то наклоняется вперед, то откидывается назад.
На следующий день я его спросил:
— Ты что вчера вертелся во время беседы?
— Я купил жене бананы в кремлевском буфете. Во время перевода положил их на колени, а они упали, и я все время пытался ногой подвинуть их к себе.
Однажды А. Громыко поднимался на лифте и услышал доносящуюся из конференц-зала траурную музыку.
— Кого хоронят? — поинтересовался он.
Оказалось, хоронили третьего секретаря из архивного управления.
И он дал распоряжение генеральному секретарю МИДа, тогда это был Борис Федорович Подцероб, навести порядок.
Подцероб передал распоряжение управляющему делами.
Через неделю тот явился к Подцеробу с документом и начал докладывать:
— По первому разряду будем хоронить…
И начал бойко перечислять должности. Но, дойдя до конца списка, понял, что в число тех, кого следует хоронить по высшему разряду, он забыл включить… генерального секретаря. И тут же поправился:
— И вас, конечно, тоже по первому разряду. Не волнуйтесь, Борис Федорович.
Я был на похоронах Б. Подцероба. Естественно, «по первому разряду» — в конференц-зале, с оркестром. Это было 13 или 14 февраля 1983 года. Почему я запомнил эту дату? После смерти Сталина прошло почти 30 лет. А у гроба стояли люди, которые не только знали Сталина, но и которых знал сам Сталин. И они все еще руководили министерством: министр — А. Громыко, замы — В. Кузнецов, Я. Малик, Н. Фирюбин, С. Козырев, Л. Ильичев, А. Ковалев, В. Семенов.
— Я пробил еще пять подписок на «Советский спорт» для МИДа. Одну могу дать на ваш сектор.
Так говорил, придя к нам в отдел, зам. секретаря парткома Ю. Костиков. Тогда с подпиской на популярные газеты и журналы даже в МИДе было трудно.
Костиков поведал нам, что беседовал с самой Ириной Александровной Дроздковой, заведующей сектором пропаганды Киевского райкома партии:
— Она женщина твердая, но я ее убедил. Так что, ребята, можете меня благодарить.
Когда он ушел, я взял телефонную трубку и попросил ребят взять параллельные трубки.
— Это Киевский раком партии? Соедините меня с товарищем Дроздковой.
В трубке строгий голос:
— Дроздкова, слушаю вас.
— Ты что же, Ир, МИД обижаешь, е… твою мать.
В трубке молчание, потом веселый голос:
— Олег! Привет. Куда ты пропал?
И тоже ненормативная лексика.
Дальше разговоры: как тот, как этот. С Ириной мы работали в райкоме комсомола.
Зашел разговор о подписке. О Костикове.
— Этот ваш мудак моченый был у меня сегодня. Сколько тебе нужно номеров?
Особенно моим сослуживцам понравился «моченый мудак». Костиков был высокомерен, и его не любили.
В МИДе можно было получить надбавку к зарплате за знание иностранного языка, по 5 процентов за каждый язык, но не более 10 процентов. Я сдавал французский и итальянский. Если с итальянским языком проблем никогда не было, то французский сдать было трудно, особенно письменный французский. Кафедра состояла из враждующих кланов. Для выработки «типового» текста перевода приглашался француз. Всякое отклонение от предложенного им текста считалось ошибкой. Да и с устным были проблемы. Дамы, принимавшие экзамен, давно потеряли связь с живым языком. Всем был известен парадоксальный случай. Невероятно, но факт: парень, чекист, пять лет проработавший нелегалом во Франции, получил за устный «тройку».