Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
Через два дня на приеме в бельгийском посольстве ко мне подошел посол Швейцарии Карл Фриче:
— Мы послали вам ноту совершенно о другом.
— Вы писали о плохом качестве часов?
— Писали.
— Мы вам и ответили. Теперь очередь за вами. Жду вашей следующей ноты.
В дипломатической практике на одну ноту отвечают только одной нотой.
Время от времени западные дипломаты по поручению своих правительств посещали МИД и «выражали беспокойство» по поводу
Однажды посланник Швейцарской Конфедерации господин Турнхеер ознакомил меня с меморандумом своего правительства в отношении академика Сахарова. Человеком он был осторожным, меньше всего желающим конфликтов, и высказал он «беспокойство» швейцарского правительства мягко, нерешительно, как бы извиняясь. «Я понимаю, кто такой Сахаров», но «я имею поручение»… и так далее.
Проводив посланника, я вернулся к себе в кабинет и составил запись беседы, где горячим пером написал, что швейцарец «выразил решительный протест» и «швейцарское правительство не может далее оставаться безучастным».
Заместитель заведующего отделом Леша Глухов недоверчиво качал головой: «Что-то не похоже на швейцарца». Но заведующий отделом А. Адамишин изрек:
— Здесь так написано. Посему будем считать, что так он и сказал. Пойду пугать Громыку.
Международная спасательная служба находилась в Швейцарии, и самолеты этой службы летали под швейцарским флагом. А это означало, что, если какой-нибудь богатый финн сломал ногу в Сочи или в Алма-Ате и желал срочно вернуться домой, то в конце рабочего дня, где-нибудь без десяти пять, мне звонил посланник господин Турнхеер и елейным голосом просил разрешения на пролет самолета через территорию СССР.
В те годы к пересечению иностранными самолетами границ СССР относились крайне серьезно. По каждому пролету необходимо было принимать решение Совета министров за подписью не ниже заместителя председателя Совмина! А чтобы получить такое решение, нужно было заручиться согласием замминистра иностранных дел (это просто: дежурный заместитель министра всегда на месте), зампреда КГБ, замминистра обороны и замначальника войск ПВО (чтобы не сбили).
И начинают по Москве летать курьеры. Я сижу у вертушки. К десяти часам разрешение получали, и я шел домой.
Однажды в Совмине по ошибке трубку взял только что назначенный председателем Совета министров Н. Тихонов. Я ему минут пять объяснял, что от него нужно. Внимательно выслушав меня, он спросил:
— Часто такое бывает?
— Раза два в месяц.
— И нельзя упростить процедуру?
— Пробовали — не получилось.
— Тогда ничего не поделаешь.
Умер Л. Брежнев, и министерство залихорадило.
Накануне дня массового прилета иностранных делегаций я встретил в коридоре на седьмом этаже своего приятеля, заместителя заведующего протокольным отделом Антона Палюру, и тот мне поведал:
— Будет большой бардак. Везде: в аэропорту, в Колонном зале, на Красной площади. ЦК партии всё взял на себе, наш протокольный отдел
В самом МИДе горячка достигла апогея. У копировальной комнаты толпилась очередь. Будущий посол во многих странах, а тогда третий секретарь, умолял Валю, ответственную за копировальную машину, размножить ему бумаги вне очереди. Речь шла о «пролете» самолета:
— Через два часа самолет вице-президента США Буша пересечет нашу воздушную границу. Если я не подготовлю бумаги, его собьют.
Валя смилостивилась. Я теперь спрашиваю себя: что было бы, если бы она оказалась менее уступчивой?
На похороны Брежнева должны были прибыть делегации почти из ста стран. МИД стоял на ушах. В один из вечеров я дежурил по своему Первому европейскому отделу.
Зазвонил телефон правительственной связи, вертушка.
Звонивший представился:
— Генерал Колобов.
Колобова я знал. Он руководил одним из подразделений КГБ.
— Где расположится прибывший на похороны премьер-министр Бельгии? — спросил он.
— В посольстве Бельгии.
— У нас другое предложение. Ему лучше расположиться в гостинице «Националь».
И дальше генерал стал перечислять преимущества расположения бельгийца в гостинице.
А я знал, в чем причина его озабоченности. Если бы премьер остановился в гостинице, то пинкертонов разместили бы в соседних номерах, они бы изображали из себя туристов, их бы кормили в ресторане, и они отсиживались бы в баре, потребляя напитки за счет ЦК партии. А если премьер расположится в посольстве, то им придется все дни и ночи напролет дежурить на улице в машинах, припаркованных рядом с посольством.
Генерал продолжал распространяться. Я его остановил:
— Я вас понимаю. Но я не уполномочен принимать решение.
— Куда я должен позвонить?
Я продиктовал номер телефона.
— Кого я должен спросить?
И я спокойно ответил:
— Громыко Андрея Андреевича.
Генерал помолчал, потом после сухого «спасибо» повесил трубку.
Потом мы смеялись всем отделом.
Большего беспорядка и неразберихи, чем в аэропорту Шереметьево во время встречи иностранных делегаций, прилетевших на похороны Брежнева, я не видел никогда.
К счастью, я имел дело со швейцарцами, а народ они аккуратный и дисциплинированный. Посол К. Фриче беспрекословно выполнил всё, о чем я его просил. Ровно в два часа дня он подъехал на своем мерседесе к МИДу. За рулем сидела только что приехавшая дама, новый советник-посланник. Я сел к ним в машину, и мы отправились в Шереметьево.
Зал для встречи гостей в Шереметьево напоминал стадион во время крупных футбольных матчей. В это трудно поверить, но… потеряли единственный экземпляр документа, где были проставлены номера машин, закрепленных за руководителями делегации. И я видел, как Фидель Кастро, Индира Ганди и другие вполне узнаваемые персоны ждали машин по часу.