Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
Но в последний день маршал все-таки появился в резиденции. Посол долго уговаривал его перекусить, тот отказывался, но против арбуза устоять не смог. Накрыли столик во дворе. Я тогда был шефом протокола и командовал мероприятием. На столе были только водка и арбузы. Посол наливал водку, а я резал арбузы. После второй бутылки посол спросил:
— Правда, Павел Федорович, что вы расстреляли Берию?
Версия о том, что именно Батицкий исполнил приговор, распространяется до сих пор.
Маршал, не думая, ответил:
— Был бы приказ, обязательно бы расстрелял.
Старшим группы военных специалистов в Алжире был генерал-полковник Д. Бауков, который до этого был начальником Управления боевой подготовки Вооруженных сил СССР.
Однажды после приема по случаю Дня победы изрядно выпивший генерал сказал:
— Опередил нас Гитлер. В августе мы бы взяли Плоешти, и тогда он бы без горючего на нас не полез.
Напомню, что Плоешти до сих пор является центром нефтепромыслового района Румынии, а в начале сороковых был главным поставщиком нефти для гитлеровской Германии.
Я понимаю, что свидетельства изрядно выпивших военачальников не являются серьезными доказательствами, поэтому и отмечаю их вскользь.
Два генерала ходили по двору и проводили по асфальту полосу мелом.
— Зачем? — удивился я.
— Это предел видимости из окон. Маршал не любит, чтобы кто-нибудь был виден из окна, — объяснил один.
А второй добавил:
— Маршал вообще не любит людей.
В этом довелось убедиться. Труднее визита, чем визит маршала А. Гречко в Алжир, не припомню. Капризный и грубый, Гречко постоянно был чем-то недоволен, изменял программу пребывания по три раза в день.
Он не пожелал переходить на местное время, и посол докладывал ему о текущих делах в 4 утра по алжирскому времени. Картина была живописная: маршал в трусах ярко-красного цвета в центре зала на табуретке, и перед ним посол при параде в темно-сером костюме.
— Художникам-реалистам здесь делать нечего, — констатировал резидент КГБ. — Это по плечу только Дали.
Из Москвы пришла срочная телеграмма в адрес Гречко. Посол распорядился немедленно доставить ее в резиденцию, где тот жил. По дороге машина попала в аварию, и посольский шофер Володя Ельконин погиб.
Посол попросил у Гречко какую-нибудь материальную помощь для Володи. На что тот ответил:
— У меня под Бугом четырнадцать тысяч таких полегло. И что, всем пенсию платить?
Позже я спросил у посла, что было написано в телеграмме, из-за которой погиб Володя.
— Одно слово: «Согласны». Из-за подготовки сборной по футболу матч ЦСКА — Молдова был перенесен на один день, и Гречко просил разрешения вернуться в Москву на день раньше.
ЦСКА тот матч проиграл.
Первый секретарь Леша Подцероб, будущий посол в Ливии и Тунисе, показывал маршалу местную достопримечательность — «Могилу христианки» — и объяснял, что это могила правнучки Клеопатры.
— А на самом деле чья могила? — проворчал Гречко.
— Правнучки Клеопатры, — подтвердил прекрасно разбирающийся в восточной истории Леша.
— А на самом деле?
— Правнучки Клеопатры.
— Клеопатры не существовало, — Гречко повысил голос.
Но Леша за правду был готов на все:
— Была Клеопатра.
Его тут же оттеснили генералы и со словами «Никак нет. Не было никакой Клеопатры» увели маршала.
Генерал А. Соловейчик, главный торговец оружием в СССР, ехидно отреагировал:
— А у нас вся военная доктрина построена на глубокой эрудиции министра.
— Ну как? Все закончилось? — спросил я Соловейчика, когда вез того в аэропорт по окончании визита Гречко.
— Пока не знаю, — ответил многоопытный генерал-лейтенант. — Визит закончится, когда маршал примет по первой в самолете. А то скажет: «Назад» — и самолет вернут.
Он помолчал, потом добавил:
— Ты меня не спросил, зачем маршал вернет самолет. А это значит, что неделя работы с маршалом не прошла для тебя бесследно.
На столе в кабинете посла в Алжире Сергея Сергеевича Грузинова стояли две фотографии с автографами — А. Косыгина и Н. Подгорного. До назначения послом он был первым секретарем Фрунзенского райкома партии и, так как премьер А. Косыгин избирался в Верховный Совет от его района, был «доверенным лицом кандидата». Перед отъездом в Алжир Косыгин его принял, пожелал успешной работы. Грузинов протянул ему фотографию и попросил оставить автограф, что тот и сделал. Во время встречи с председателем президиума Верховного Совета Н. Подгорным, беседа с которым входила в протокол отъезжающего посла, он проделал то же самое.
В те теперь уже далекие годы страной правила «тройка»: Брежнев — Косыгин — Подгорный, поэтому иностранные послы вежливо спрашивали Грузинова: «А где портрет Брежнева?».
После очередной командировки в Москву Грузинов пригласил нас в свой кабинет — и мы увидели… третью долгожданную фотографию. Мы его поздравляли, поздравляли иностранные послы. Он был горд.
В то время мое рабочее место располагалось в закутке на третьем этаже флигеля. Кроме своих ребят, ко мне туда никто не заглядывал, и я, шутки ради, вырвал откуда-то портрет Карла Маркса и поставил автограф: Карл Маркс.
И надо же так случиться, что посол, до этого в мой флигель никогда не заходивший, во время обеда, когда меня, естественно, не было, вместе с завхозом отправился осматривать состояние кабинетов.
Позже завхоз мне рассказал, что, увидев портрет Маркса, Грузинов побледнел.
Вернувшись в свой кабинет, он спрятал все три фотографии с автографами… и перестал со мной разговаривать.
— Посол на тебя серьезно обиделся, — предупреждали меня друзья. — Надо что-то предпринимать. Без подхалимажа не обойдешься.