Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
И министр улыбнулся.
Многие считали, что Громыко не понимал юмора. Но это не так. Просто у него была такая улыбка, что казалось, будто он случайно откусил лимон.
Леня мне потом признался:
— Хочешь верь, хочешь не верь. Пять раз был на съезде квакеров, но так и не понял, чем они занимаются.
У Володи Семенова была другая проблема — зеленый змий. И за границу его не пускали.
Он любил рассказывать такой анекдот:
«Поехал один человек на ипподром, а таксист ошибся и привез его на собачьи бега. Что делать? Не
Он смотрел на гуляющих собак и размышлял, на кого ставить. Потом обратил внимание на здорового вальяжного пса.
Пес увидел, что на него смотрят, подозвал лапой нашего знакомого и авторитетно изрек:
— Ты, я вижу, не знаешь, на кого ставить? Ставь на меня. Не ошибешься.
И наш знакомый поставил на него.
Забег. Первый круг. Пес идет последним. Пробегая мимо, машет лапой и кричит:
— Не бойся. Я их всех обгоню.
То же повторяется после второго круга. На финиш пес приходит последним. Сидит, тяжело дышит, высунув язык. Наш знакомый подходит к нему и негодует:
— Ты меня обманул.
А тот в ответ:
— Ну да, догони их. Ты видел, как они бегают?!»
Однажды мы с Володей сидели в зале, а на трибуну поднимались молодые любимцы министра и рассказывали, как они ловко вели себя на различных международных конференциях.
Володя слушал. А я ему сказал:
— Видел, как они бегают?!
На что он махнул рукой:
— Собачьи бега.
Мы с заместителем начальника Управления по общим международным проблемам Л. Коробиным написали два абзаца для решения съезда партии. Начальник управления одобрил наш текст и повез на дачу, где основная группа готовила окончательный вариант доклада Брежнева и решений съезда.
Через день вызывает меня Коробин и говорит:
— Я тебе расскажу историю. В 1952 году я присутствовал в ЦК партии на совещании, где речь шла о подготовке наших спортсменов на Олимпиаду. Делал доклад Ворошилов. Через несколько минут после начала доклада в зал вошел Сталин и сел на стул в первом ряду. Ворошилов расхваливал председателя комитета по делам физкультуры и спорта С. И. Романова.
— А стометровку за 10,5 пробежать не можем, — с места прокомментировал Сталин.
И Ворошилов, не меняя тона, закончил свой доклад:
— А посему предлагаю за допущенные ошибки освободить товарища Романова от занимаемой должности.
Рассказав историю, Коробин перешел к нашим делам:
— Наш текст не понравился. Надо все переделать.
— Зачем вы мне рассказали про Олимпиаду?
— Чтобы ты понял, в какое замечательное время мы живем. С работы не снимают — и то хорошо.
В Управление по общим международным проблемам поступали годовые отчеты из всех посольств. С годовым отчетом посла в США А. Добрынина за 1973 год дипломаты управления ознакомились 11 раз.
Зато отчет из Маврикия брали для ознакомления 34 раза. В тот год послом там был легендарный Бандура. Дело даже не в «перлах» вроде «основным экономическим партнером Маврикия является Англия, где, как известно, главой государства все еще является королева», но прежде всего из-за главы о кадровой политике. Там было написано примерно следующее: «третий секретарь А. сожительствует с женой заместителя торгпреда Б.», «первый секретарь С. послал меня в неприличное место (ж.), за что я сделал ему устное предупреждение». Фамилии фигурантов приводились подлинные.
В МИДе пели частушку:
Говорит старуха деду: На Маврикий я поеду. Ты куда собралась, дура, Там же Голуб и Бандура.Голуб — это советник посольства. Я познал его в деле, когда наезжал в Габон, куда он был переведен из Маврикия.
В Габоне он боролся с растранжириванием народных средств. Оставшись поверенным в делах, он издал указ, запрещающий использовать казенную бумагу в туалете посольства в нерабочее время. Поэтому тот, кто собирался посмотреть кино, а кино показывали в зале посольства три раза в неделю вечером, должен был на всякий случай запастись своей туалетной бумагой.
Как-то, уезжая в отпуск, посол заметил, что на одном из бульваров столицы Габона дерево растет вбок, и это некрасиво. И дабы сделать приятное начальнику, Голуб за два дня до его возвращения собрал весь коллектив посольства и направил на выпрямление дерева. Хорошо, что вмешались совершенно обалдевшие городские власти, ибо дерево находилось на проезжей части и работа мешала движению.
Послу в одной азиатской стране Н. Кучеренко приглянулась совсем еще юная заведующая канцелярией. На его беду в посольство приехал молодой практикант и начал ухаживать за девчонкой. Посол проследил, когда поздно вечером тот зашел в ее комнату, вызвал завхоза и приказал… заколотить дверь деревянными досками.
Наутро он привел весь конклав посольства к ее двери и приказал завхозу отбить палки. Что тот и сделал. Посол ринулся в комнату… Но практиканта и след простыл. Уйти через окно он не мог: комната находилась на четвертом этаже. Ни балкона, ни карниза, чтобы пройти до следующего окна.
Посол залезал под кровать, под стол, выбрасывал из шкафа одежду. Парня нигде не было.
Конечно же, завхоз ночью отбил доски, выпустил практиканта и забил доски снова. Чекисты доложили об этом инциденте в Москву, и послу пришлось срочно уехать.
Позже я работал с Кучеренко в одном отделе и удивлялся, как мог такой вежливый и тихий человек совершить подобную глупость.
В управлении работала машинистка, тихая, скромная девушка Лена. Она вышла замуж за офицера охраны. И ее сразу перевели в секретариат министра на очень хорошо оплачиваемую должность.
Оказалось, что ее муж — однофамилец руководителя хозяйственной службы МИДа Поволоцкого. Увидев с списке сотрудников свою фамилию, Поволоцкий вызвал Лену и сказал: «Мы тебя переведем в секретариат министра. А то что люди про меня подумают? Родственнице не помогает! Доказывай потом, что муж твой мне не родственник, а однофамилец».