Директория IGRA
Шрифт:
И ушел: пусть прочтет и знает!
Когда вечером поздно вернулся - в двери ее новое послание, одно лишь Жду, и он поспешил к ней.
Ночь примирения была бурная.
Расписать лиризуя.
Набрал курсивом на экране: Со слезами.
Искомое слово слеза. Enter - продолжить, Esc - выйти.
Нажал Enter.
И тут же программа выдала: Слеза - признак плача.
Без тебя известно.
Кому известно, а кому - нет.
Одна слеза катилась, другая воротилась. Слеза слезу погоняет.
Что еще из лирики?
Искомое слово соль. Enter!
Поднести хлеб-соль. Без соли не сладко.
И наобум выстроились (в линию): поваренная горная каменная озерная морская выварная вареная бабья заячья
Уже чудит - Esc! Искомое слово губы. Не забыла программа!
Губы чешутся - целоваться. Молоко на губах не обсохло. Прикусить губу. Заячья губа. Надуть губы. Губа не дура. Пригубить. Алые губы.
Алое алое алое - и в разных позах, будто компьютер подглядел.
Потом пошли переиначенные строки любовных поэм, коих на Востоке дюжинными пачками, и что=то о макулатуре и куда с нею обращаться.
Кто составлял программу?!
Уловленное недоумение тотчас вывернулось наизнанку (?) весьма занятной пульсирующей догадкой о соавторстве любимой женщины (чьей??), - впрочем, любимая не при чем: женщины более, нежели мужчины, подвержены (нескончаем надоедливый диспут) алогичности в поведении и сознании, непредсказуемы эмоциями, оттого результат контекстного поиска в программе (коль скоро возникла догадка о женщине-соавторе) оказался весьма неожиданным все по тому же методу случайных или псевдослучайных чисел.
Но сначала были упреки Мустафы: не могла его дождаться! полюбил и никогда, пока бьется сердце, не оставит! сколько бы ни пришлось тебе ждать, знай, что приду!..
И она признавалась в алогизме своей реакции - искренностью на искренность!
– что ей не в тягость ожидание, что (ее словами) счастье во внутреннем покое, уверенности, что дождусь тебя, а когда ждала, подуло откуда-то теплым ветром, начались томления, как прекрасно, что они имеют конкретный адрес, все внутри замирает от близости с тобой, - сама не знаю, почему вдруг рассердилась? Даже (и сама поразилась) стала на колени.
– Ну что ты!
– он поднял ее, это впервые у него такое, и долго стояли, прижавшись друг к другу.
– Нель.
Ника, вздрогнув, отшатнулась:
– Кто сказал Нель? Ты?
– Я?! Тебе послышалось.
Экранный шантаж (но он же вышел из программы!).
– ... У тебя занятный, - сказал ей, - компьютер.
– Прозвучало как намек.
– Завлекающий.
Иносказанье?
– Может, завораживающий?
алое алое алое на весь экран. Он целовал ее алое, когда приехали к нему.
– Господи, как хорошо, когда о тебе думают!
– О Господе?!
– Я о себе... Совсем другая жизнь!
Не по-мужски: вызывать, используя власть над нею, на исповедь.
Вздремнут и снова (полусонность, послушность...)
– Ты легкий , - она ему. Хочет почувствовать его тяжесть? Нет, утомиться под тяжестью твоего тела.
Расставания всегда были трудные и долгие: наступал момент, когда не терпелось остаться одному, и он видел в этом своем желании готовность к предательству, мучился, что не может перешагнуть через эгоизм, а она цельна в чувствах. Не потому ли, думал, Нора отошла от него?
Взглянуть на себя со стороны: выскочка, непонятно чем занятый. Клерк, думающий, что он - здесь и ввернуть - демиург. Рычаги? Но ведь никакой реальной власти! Еще ученики: как делать карьеру, и для избранных - как захватить власть (?); девчонка-любовница, подцепила почтенного семьянина, какая она по счету, эта его новая?
Достаточно ли пальцев рук или подключить и пальцы ног?
– Ты что-то зачастил в свой дом, - Нора ему и, как всегда, неожиданно: не сразу скажет, сначала обдумает и - самую суть.
Это еще до Ники, но тоже на N, - он их всех (конспирация?) на N, и даже сам поверил, хотя лишь одна - по-настоящему, редкое имя Нель, с которой... Она, в сущности, и научила его (соседка не в счет!). Такая горячая была пора, что, казалось, заново родился и понял это.
– А ты давно не интересуешься моими делами.
– Этими, да, не интересуюсь.
– Я о делах иных. Ведь рассказывал тебе.
– О чем?
– Ну...
– замялся. С другими решителен, а с нею теряется. Надо твердо: - О ZV.
– Впервые слышу.
– Ты ж меня не допускаешь до себя.
– Тут бы и добавить, сказав правду: В темноте мне вдруг почудилось, что Ника - это ты, когда у нас начиналось, и все было так прекрасно, точнее - как если бы он с нею проделывал то, что с Никой: и долго, и по-разному, ощущая легкость и владея собой.
"Ты вариативен. Все другие, с кем я была, - польстила ему перед расставаньем Нель, - меркнут перед тобой. Себе на беду научила тебя, подлеца, - и смеется, в ее устах звучит не грубо.
– Знаю, бросишь меня, чтобы на других испытать обретенную со мной мужскую уверенность".
– Ты только в такие моменты обсуждаешь свои дела? Наверно, кому другому, вернее, другой рассказывал.
И защищал тебя!
Каждая копала под Нору, выискивая (как и она сама - в других) изъяны, и это отталкивающе действовало на Мустафу, будто косвенно осуждается его выбор, - тотчас желания угасали.
Нель даже диагноз Норе поставила по-привычке, как все медики: Мустафа сам виноват, кто за язык тянул рассказать о странном случае, что однажды жена не впустила его, выскочила на балкон и кричала, что к ней вламывается грабитель, набежали соседи, милиционер явился, долго уговаривали, чтобы открыла дверь.