Дисней
Шрифт:
Но самое интересное, конечно, – это «как бы возврат» к исходному положению на стадиях наиболее высоких.]
Со временем динамическая картина может усложняться, и целые системы мысли могут в сознании, достаточно всеобъемлющем и полном (т. е. в равной мере логическом и пралогически-образном), приводить к поразительным сравнениям на основе динамической картины.
Такими «синтетическими сознаниями» были классики марксизма, владевш<ие> живым синтезом обоих начал мышления в диалектике…
Звериный эпос34
Человек в образе – в форме животного.
Наиболее буквальное выражение всякой поэтизации, всякой формы: разница уровней между формой и с<одержанием>!
«Форма» животного – на шаг эволюционно назад по отношению к «содержанию» – человеку!
В психологии: «не буди во мне зверя» – т. е. комплекса раннего – это всегда имеет место.
Здесь – выведено на поверхность и в осязание!
<Ср.> Тотемизм и дарвинизм – происхождение от животных!
Тотемизм < проходит три стадии >.
Первейшая стадия:
единство человека и животного (эволюционное положение). Метемпсихозис «фактический» и учение о переселении душ35.
Вторая стадия:
единство человека и животного в тотемическом поверий.
Третья стадия:
сравнение человека с животным – метафорический ряд.
См. <ниже>: Веселовский (с. 193) – примеры из Гомера.
Disney в этом смысле на «гомерической» стадии: его звери метафоричны людям, т. е. обратны сравнению человека с животным. Это – пластические метафоры по существу.
Петух-боец есть пластическая метафора… петушащегося бойца. Взятая обратно и буквально. Дело, конечно, здесь еще глубже:
Боец сравниваем с петухом, ибо боксерство и как занятие, и как зрелище (принципиальной разницы нет: зритель содействует боксерам – noter [20] утомляемость зрелища бокса – мускульная, а не от напряжения внимания!) есть активность… «петушиного» уровня. Т. е. уровня животно-чувственного.
20
Отметить (фр.).
Сие последнее – «поединковое занятие» даже животного – отводимо, конечно, еще дальше вглубь:
это обогащенное первичное физиологическое, биологическое, магнитное и прочее <взаимное> воздействие противоположностей.
Комический прием «буквализации метафоры» покоится на архаизме отсутствия переноса и переносного смысла, т. е. дометафорной (метафора: пере-нос) стадии. (Почему эффект комический – см. в отдельном экскурсе).
Вторая стадия
«Сказка из Аннама (вероятно, китайского происхождения): однажды бездетный человек захотел съесть огромного угря, жившего в место слияния нескольких рек. К нему явился бонза и просил его не трогать угря. Видя, что убеждения его напрасны, бонза попросил дать ему поесть, прежде чем он уйдет, на что человек согласился. Когда он сварил угря, в нем оказалась пища, поданная бонзе. Тогда ему стало ясно, что бонза был не чем иным, как явлением угря…» (Веселовский. Историческая поэтика, с. 533).
[В специальной литературе особенно популярен на эту тему пример одного из индейских племен Северной Бразилии.
Индейцы этого племени бороро, например, утверждают, что они, будучи людьми, в то же самое время являются и особым видом распространенных в Бразилии красных попугаев. Причем под этим они отнюдь не имеют в виду, что они после смерти превратятся в этих птиц или что в прошлом их предки были таковыми. Категорически нет. Они прямо утверждают, что они есть в действительности эти самые птицы. И дело здесь идет не о сходстве имен или родственности, а имеется в виду полная одновременная идентичность обоих.]36
Следующая ступень внутри этой стадии – смешанная: уже не одновременное двойное бытие,
a 1) происхождение от зверя (тотемного); 2) браки со зверьми; 3) звери-кормильцы; 4) помощники-звери.
Все четыре случая – в порядке постепенности отдаления от слитного бытия.
Наконец, «помощник-зверь» переходит в… описательно-характеризующую помощь – в эпитет, метафору, сравнение, открывая собою следующую стадию-разряд.
Третья стадия
Чем древнее эпос, тем менее отделим от животного человек, тем ближе ему и тем обильнее и пышнее сравнение со зверьми и животными.
Цитирую выписку, сделанную Веселовским по Гомеру (по иному поводу) в работе его «Психологический параллелизм и его формы в отражении поэтического стиля» (1898. <См.:> «Историческая поэтика», с. 192–193):
«Чем-то архаичным веет от сравнения Сигурда с оленем, Гельги с оленьим теленком, покрытым росою, рога которого сияют до неба, тогда как сам он высится над всеми другими зверями… или Агамемнона с быком, выдающимся по величине из всего пасущегося стада (Ил. II, 480); двух Аяксов, рядом стоящих в битве, – с парой быков в ярме (Ил. XIII, 703); троянцев, следующих за своими вождями – со стадом, идущим за бараном к водопою (Ил. XIII, 429)? Одиссея с тучным бараном (Ил. III, 196)… мирмидоняне, мужественно стремящиеся в битву, напоминают ос, нападающих на мальчика, разорившего их гнездо (Ил. XVI, 641); мужи, сражающиеся вокруг тела Сарпедона (Ил. XVI, 641, П, 469), – что мухи, слетевшиеся к наполненному молоком сосуду; храбрость, внушенная Менелаю Афиной (Ил. XVII, 570), – храбрость мухи, постоянно сгоняемой и все же нападающей на человека, чтобы полакомиться его кровью, тогда как троянцы, бегущие от Ахилла к Ксанфу, сравниваются с саранчой, спасающейся в реку от пожара, или с рыбой, бегущей от дельфина (Ил. XXI, 12 след., 22 след.).
Одиссей злобствует на служанок, потворствующих женихам Пенелопы: таково озлобление пса, защищающего своих щенят (Од. XX, 14); Менелай оберегает тело Патрокла, готовый отразить нападение, как корова не отходит от своего первого теленка (Ил. XVII, 14). (NB. Ахиллес?) Когда Аяксы, влекущие тело Патрокла, напоминают певцу (Ил. XVII, 743) двух мулов, что тащат мачтовое дерево с горы; когда Аякс медленно уступает перед напором троянцев, точно упрямый осел, забравшийся в поле и туго уступающий перед ударами, которыми осыпают его мальчики (Ил. XI, 558), – мы не уясним себе значения этих образов, если не вспомним, что в гомеровских поэмах осел еще не является в том типическом освещении, к которому мы привыкли, которое присваиваем, например, образам овцы и козы, тогда как в Илиаде (IV, 433 ел.) говор троянского войска сравнивается с блеянием овец в загоне богача, троянцы – с блеющими козами, боящимися льва (Ил. XI, 383)? радость товарищей при виде Одиссея, вернувшегося от Кирки, – с радостью телят, скачущих навстречу матери, идущей с поля, и бегающих вокруг нее с мычанием (Од. XX, 410 след.).