Дисней
Шрифт:
В статье моей «Воплощение мифа» в связи с постановкой в Большом театре СССР «Валькирии» Вагнера я писал (журнал «Театр», № 10, октябрь 1940 г.):
«Вотану отведена стихия Воздуха… Но так как восприятие этой стихии возможно лишь в движении, то Вотан неразрывно с этим олицетворяет собою и движение, движение вообще. Движение, охватывающее все его виды – от нежнейшего дуновения ветерка до всесокрушающего урагана бурь.
Но сознание, творящее и порождающее мифы, не знает еще разрыва между прямым и переносным пониманием. Вотан, олицетворяя движение вообще и движение сил природы в первую очередь, одновременно с этим воплощает весь диапазон душевных движений: нежность чувств влюбленных и лирическое вдохновение певца и поэта, равно как и боевую страстность воинов и мужественное бешенство героев древности…»
Совершенно из того же принципа вытекает и положение: раз движется, значит одушевлен, т. е. движим внутренним самостоятельным волевым импульсом.
До какой степени – не в логически-сознательном разрезе, а в чувственно-воспринимающем – и мы подвержены ежеминутно этому же самому феномену, видно из восприятия «живых» рисунков того же Диснея.
Знаем же мы, что это – рисунки, а не живые существа.
Знаем же мы, что это – проекции рисунков на экран.
Знаем же мы, что это – «чудеса» и трюки техники, что подобных и существ-то на свете не бывает.
И неотрывно от этого:
мы ощущаем их живыми,
мы ощущаем их действующими, поступающими,
мы ощущаем их существующими и предполагаем даже мыслящими!
Но все из того же круга стадии мышления происходит и «анимизация» неподвижных предметов природы, предметов обихода, линий пейзажа и т. п.
Глаз наблюдающего (субъекта) «обегает» наблюдаемое (объект). В самом термине – «обегает» – сохранилась предшествующая стадия: когда «охват» предмета делался руками, а «обегание» его происходило… ногами вокруг предмета, руками не охватываемого. Затем этот процесс сконцентрировался в объем «охвата» взором – взором, «обегающим» предмет.
Разница с предыдущим случаем состоит в том, что здесь движется субъект (глаз) по очертаниям объекта (предмет), а не сам объект (предмет), перемещаясь в пространстве.
Но, как известно, на этой стадии развития разграничения между субъективным и объективным еще нет. И движение глаза, бегущего по линии абриса гор, с таким же успехом прочитывается, как бег самого абриса.
Глаз уходит взглядом в направлении дороги, и это читается с таким же успехом, как сама дорога, уходящая вдаль.
Таким образом, в языковой метафоре – которая и рождена этим процессом и существует отложениями этой стадии мышления в ткани языка – процесс состоит в том, что для ряда случаев действия собственного взгляда (уже переносно перенявшего действия человека, человека в целом, на себя, на его часть) «анимистически» приписываются предмету наблюдения.
Привожу ряд примеров из Веселовского, находящихся у меня под рукой («Историческая поэтика», с. 127):
«…Un pare immense grimpait la c^ote…»
(Daudet, «L’evangeliste», ch. VI).
«Behaglich streckte dort das Land sich
In Eb’nen aus, weit, endlos weit…………
……………………………………………
Hier stieg es pl"otzlich und entschlossen
Empor, stets k"uhner himmelan…»
(Lenau. Wanderung im Gebirge).
«Sprang "uber’s ganze Haideland
Der junge Regenbogen…»
(Id. Die Haideschenke).
«Fernhin schlich das hagre Gebirg, wie em wandelnd Gerippe,
Streckt das Dorflein vergnugt iiber die Wiesen sich aus…»
(H"olderlin).
«Der Himmel glanzt in reinem Fruhlingsliehte,
Ihm schwillt der Hug el sehnsuchtvoll entgegen…»
(M"oricke. Zu viel) [22]
Процесс образований совершенно очевиден.
Глаз «перекидывается», «стелется», «перескакивает». По характеристике этой одной черты движения, его схеме, ритму, рисунку – согласно закономерности pars pro toto – воссоздается полный акт «перекидки», «стлания», «перескока» человека в целом.
22
«Огромный парк взбирался по косогору» (Додэ. «Евангелист», гл. VI). «Там земля расстилалась уютными равнинами широко бесконечно широко… Здесь она неожиданно и решительно подымалась ввысь, все смелее к небу» (Ленау. «Прогулка в торах»), «Молодая радуга перепрыгнула через всю степь» (Ленау. «Степная корчма»). «Вдали крался тощий хребет, словно ходячий скелет, деревушка растянулась, довольная, по лугам (Гелъдерлин). «Небо сверкает в чистейшем весеннем свете, ему навстречу поднимается холм, полный желания…» (Мерике. «Слишком много») (фр., нем.).
По отождествлению субъекта и объекта – вернее, по нераздельности того и другого для этой стадии – все эти действия и поступки приписываются самому пейзажу, холму, самой деревушке, горной цепи и т. д.
Такая двигательная метафора (пере-нос – это процесс более поздний, способный осуществляться и, главное, действовать – лишь благодаря этому предпосылочному, более раннему, положению – аффективной тождественности – тождественности в аффекте) – есть самый ранний, самый древний тип метафоры – непосредственно двигательный. (Так отец богов – Вотан – есть Движение).
Она «глагольная» – актовая — процессуальная, а не предметная.
Не объективно-зримая, еще менее «что-то с чем-то сравнивающая» (два объективных явления между собою, что явится уже более поздней стадией) – но, скорее, двигательно-субъективно-ощущаемая par excellence.
Это настолько верно, что, например, Chamberlain («Gothe») iibersieht [23] этот тип сравнения! Он, например, считает, что для Гёте, и для реалистического величия Гёте, – характерно избегание метафорических сравнений. В подтверждение цитирует «Still ruht der See» [24] и противопоставляет его неметафорическую строгость метафорическому разгулу сравнений в одном из закатов Виланда.
23
[Автор книги] Chamberlain [H.S.] «Goethe» проглядел (нем.).
24
«Тихо покоится море» (нем.).