Дитя божье
Шрифт:
Они проплыли вверх по улице, причалили лодку к ступеням почтового отделения и вошли внутрь.
Доброе утро, шериф Тернер, — сказала приятная женщина из-за зарешеченного окна.
Доброе утро, миссис Уокер, как поживаете?
Мокро. А вы как?
Есть что-нибудь?
Она просунула под решетку сверток с почтой.
Это то, что нужно?
Да.
Он пролистал почту.
Вы нашли кого-нибудь из тех, кто пропал из машин?
Когда мы найдем хотя бы одного, мы найдем их всех.
А когда вы найдете хотя бы одного?
Найдем.
Я никогда не думала, что существует место, где будут твориться такие злодея, — сказала женщина.
Шериф улыбнулся. Раньше было хуже, — сказал он. Когда они возвращались по Брюс-стрит, их окликнули
Ты плывешь в суд, Фейт?
Конечно.
Как насчет подвезти?
Давайте.
Только дай мне пальто, я сейчас спущусь.
Пожилой мужчина появился на вершине лестницы, поднимавшейся сбоку от кирпичного здания магазина. Закрыв за собой дверь, он поправил шляпу и осторожно спустился по ступенькам. Помощник шерифа отступил назад, пока задняя часть лодки не уперлась в ступеньки, и старик, крепко ухватившись за плечо шерифа, шагнул внутрь и сел.
Старуха мне сегодня сказала: Это кара. Расплата за грехи и все такое. Я ей ответил, что каждый житель округа Севир должен быть гнилым до мозга костей, чтобы заслужить такое. Может, она так и думает, я не знаю. Как поживаете, молодой человек?
Отлично, — ответил помощник шерифа.
Вот человек, который может рассказать тебе о «Белых Колпаках» [11] , - сказал шериф.
Люди не хотят об этом слышать, сказал старик.
А вот Коттон сказал, что ему это кажется хорошей идеей, — сказал шериф. Держать людей в узде.
Старик изучающе посмотрел на гребущего помощника шерифа. Не верь этому, сынок, — сказал он. Они — кучка ничтожных воров, трусов и убийц. Единственное, что они делали, это били женщин и лишали стариков их сбережений. Пенсионеров и вдов. И убивали людей по ночам в их постелях.
11
См. примечание № 4.
А как же «Синие Биллы»?
Их организовали для борьбы с «Белыми колпаками», но они были такими же трусливыми. Если они слышали, что «Белые колпаки» едут куда-нибудь, например в Пиджен-Фордж, они тоже отправлялись туда, убирали доски с моста и ложились в кустах так, чтобы было слышно, как кто-нибудь будет падать. Они охотились друг за другом по всей округе в течение двух лет и так и не встретились, кроме одного раза, и то случайно и в узком месте, где ни один из них не мог убежать. Нет, это были жалкие люди, каждый из них был сукин сын на триста шестьдесят градусов, что, по словам моего папы, означало, что они сукины дети, с какой стороны ни посмотри.
Чем же всё закончилось?
В конце концов, случилось так, что один человек, у которого было немного мужества, выступил против них, и это был Том Дэвис.
Он был рабочей лошадкой, не так ли, мистер Уэйд.
Он был таким. Он был всего лишь помощником шерифа Милларда Мейплза, когда тот накрыл «Белых колпаков». Он совершил три или четыре поездки в Нэшвилл, заплатив за это из собственного кармана. Добился от законодательного собрания принятия законопроекта о присоединении окружного суда к уголовному суду в Ноксвилле, чтобы в Севирвилле появился новый судья, а затем начал преследовать «Белых колпаков». Они пытались убить его всеми способами. Даже натравили на него здорового негра, когда он возвращался из Ноксвилла. В те времена можно было добраться на пароходе, и этот негр перебрался с лодки на пароход прямо на середине реки и достал пистолет, чтобы пристрелить его. Том Дэвис отобрал у него пистолет и просто доставил его в тюрьму. К тому времени «Белые Колпаки» уже массово покидали округ. Ему было все равно, куда они уезжают. Он привозил их из Кентукки, из Северной Каролины, из Техаса. Он уезжал один, пропадал на несколько недель и возвращался с ними на веревке, точно с небольшим табуном лошадей. Он был самым что ни на есть, настоящим человеком, о котором я когда-либо слышал. Имел образование. Был школьным учителем.
Вы ведь не помните наводнение 1885 года? — спросил помощник шерифа.
Ну, поскольку это был год моего рождения, я помню его несколько смутно.
В каком году повесили этих двоих, мистер Уэйд?
Это было в 99-м году. Это были Плис Уинн и Кэтлетт Типтон, которые убили чету Уэйли. Подняли их с постели и снесли им головы на глазах у их маленькой дочери. Они просидели в тюрьме два года, подавая апелляции и прочее. В этом деле был замешан и Боб Уэйд, который, с гордостью могу сообщить, мне не родственник. Думаю, его посадили в тюрьму. Типтона и Уинна повесили на лужайке перед зданием суда, вон там. Это было примерно в первых числах года. Я помню, что там еще висели венки из остролиста и рождественские свечи. Поставили большой эшафот с люком, в который они должны были упасть. Люди приехали в город еще накануне вечером. Многие из них спали в своих повозках. Разложили одеяла на лужайке у здания суда. Где угодно. В городе нельзя было поесть, люди выстраивались в очередь по три человека. Женщины продавали сэндвичи на улице. Том Дэвис к тому времени стал шерифом. Он привел их из тюрьмы, с ними были два проповедника, жены их висели у них на руках и все такое. Как будто они шли в церковь. Все они поднялись на эшафот и запели, и все стали петь вместе с ними. Все мужчины держали свои шляпы. Мне было тринадцать лет, но я помню это, как будто это было вчера. Весь город и половина округа Севир пели I Need Thee Every Hour [12] . Потом проповедник прочитал молитву, жены поцеловали своих мужей на прощание и сошли с эшафота, повернулись, чтобы посмотреть, как спускается проповедник, и стало очень тихо. А потом люк распахнулся под ними и они упали вниз и висели там, дергаясь и пинаясь, не знаю, минут десять или пятнадцать. Никогда не думайте, что повешение это быстро и милосердно. Это не так. Но это был конец «Белых Колпаков» в округе Севир. Люди не любят говорить об этом и по сей день.
12
Рождественский гимн, написанный Энни Шервуд Хаук в 1872 году.
Думаете, тогда люди были злее, чем сейчас? — спросил помощник шерифа.
Старик смотрел на затопленный город. Нет, — сказал он. Нет. Я думаю, что люди остались такими же с того дня, когда Бог впервые создал их.
Пока они поднимались по лестнице в здание суда, он рассказывал о том, как на горе Хаус жил старый отшельник, лохматый гном с волосами до колен, который одевался в листья, и о том, как люди ходили к его норе в скалах, бросали камни, не решаясь войти, и звали его выйти к ним.
ВЕСНОЙ БАЛЛАРД наблюдал за тем, как два ястреба сцепились друг с другом и рухнули вниз, взмахнув крыльями беззвучно оттолкнулись к солнцу, чтобы затем вновь упасть, мелькнув над деревьями, распространяя свой пронзительный зов. Он смотрел им вслед, пытаясь понять, не ранен ли один из них. Он не знал, как спариваются ястребы, но знал, что все существа дерутся. Он сошел со старой дороги для повозок в том месте, где она заходила в ущелье, и пошел по тропе, по которой ходил когда-то, пересекая склон горы, чтобы осмотреть места в которых когда-то жил.
Он сидел, прислонившись спиной к скале, и впитывал ее тепло — холодный ветер все еще трепал редкий высокогорный орляк и хрупкие серые папоротники. Он смотрел, как пустая повозка поднимается по долине, раскинувшейся под ним, как вдалеке раздается ее грохот, как мул останавливается посреди брода, а грохот уже неподвижной повозки катится дальше, как будто звук придает форму всему сущему, пока оно не достигает его ушей. Он смотрел, как мул пьет, а потом человек на сиденье повозки поднял руку, и они снова, теперь уже беззвучно, выехали из ручья на дорогу, и снова раздался далекий приглушенный деревянный гул.