Дитя человеческое
Шрифт:
В разговор вмешался Ролф, его голос звучал нетерпеливо и излишне настойчиво:
– Религия и христианство тут ни при чем. Ни при чем!
Словно не слыша его, Мириам продолжала:
– Церкви – место встреч всякого рода эксцентричных людей. Мы – всего лишь одна из многих групп чудаковатых прихожан. Никто не задает нам вопросов. А если зададут, то мы ответим, что являемся членами Крэнмер-клуб и встречаемся, чтобы читать и изучать старую англиканскую Книгу общей молитвы.
– Это наше прикрытие, – добавил Гаскойн. Он говорил с довольным видом ребенка, узнавшего секрет
Тео обернулся к нему:
– Вот как? Тогда что вы ответите, когда Государственная полиция безопасности попросит вас прочитать краткую молитву, которую читают в первое воскресенье рождественского поста? – Увидев смущение на лице Гаскойна, Тео добавил: – Едва ли это убедительное прикрытие.
– Ваше право не симпатизировать нам, но вам не следует нас презирать, – тихо произнесла Джулиан. – Прикрытие задумано не для того, чтобы убеждать ГПБ. Если бы они начали нами интересоваться, нас не защитило бы никакое прикрытие. Они покончили бы с нами за десять минут. Нам это известно. Прикрытие – лишь причина, повод для регулярных встреч в церквах. Мы не афишируем его. Оно просто есть, на случай если кто-нибудь начнет задавать вопросы.
– Я знаю, что эти тексты называются краткими молитвами, – сказал Гаскойн. – А вы сами знаете ту, о которой спросили меня? – В его голосе звучал не вызов, а скорее заинтересованность.
Тео ответил:
– Я воспитан на Старой книге. Церковь, куда меня мальчиком водила мать, вероятно, была одной из последних, где ею пользовались. Я историк. Меня интересует церковь Викторианской эпохи – старые литургии, исчезнувшие формы культа.
– Все это не имеет отношения к делу, – нетерпеливо сказал Ролф. – Как говорит Джулиан, если люди из ГПБ возьмутся за нас, они не станут тратить времени на нашу экзаменовку по старому катехизису. Пока мы вне опасности, если вы, конечно, нас не выдадите. Чем мы занимались до сегодняшнего дня? Ничем, только болтали. И прежде чем начинать действовать, двоим из нас показалось разумным обратиться к Правителю Англии, вашему кузену.
– Троим, – уточнила Мириам. – Это было решение большинства. Я поддержала Льюка и Джулиан, подумав, что попытка того стоит.
Ролф снова не обратил на нее внимания.
– Мысль пригласить вас сюда принадлежала не мне. Я с вами откровенен. У меня нет причин доверять вам, и вы не особенно мне нужны.
– А мне не особенно хотелось приходить, так что мы квиты, – парировал Тео. – Вы хотите, чтобы я поговорил с Правителем. Почему бы вам самим это не сделать?
– Потому что нас он не станет слушать.
– Если я соглашусь с ним увидеться и если он и вправду захочет меня выслушать, что я должен сказать?
Теперь, когда вопрос был задан столь откровенно, они растерялись. Они смотрели друг на друга, словно спрашивая, кому отвечать первым.
Ответил Ролф:
– Правителя избрали пятнадцать лет назад. С тех пор власть находится в его руках, и он ни разу не назначал выборов. Несмотря на утверждение, что он правит по воле народа, на самом деле наш Правитель – деспот и тиран.
– Тот, кто решится сообщить ему об этом, должен быть отчаянным храбрецом, – сухо заметил Тео.
Гаскойн продолжил:
– А гренадеры – это его личная армия. Именно ему они присягают. Они больше не служат государству, они служат только ему. И он не имеет права использовать это название. Мой дед служил рядовым в гренадерском полку и говорил, что это был лучший полк в британской армии.
Ролф, не обращая внимания на слова Гаскойна, сказал:
– Он мог бы сделать многое, не дожидаясь всеобщих выборов. Мог бы запретить тестирование спермы. Это пустая трата времени, унизительная и бесполезная затея. Он мог бы разрешить местным и региональным советам самим выбирать своих председателей. Это по крайней мере стало бы началом демократии.
– Дело не только в проверке спермы, – вмешался Льюк. – Он должен положить конец обязательным гинекологическим обследованиям. Они унижают женщин. И еще мы хотим, чтобы он запретил процедуру «успокоительного конца». Я знаю, предполагается, что все старики идут на нее добровольно. Может быть, поначалу так оно и было. Может, некоторые старики до сих пор делают это добровольно. Но захотят ли они умереть, если мы дадим им надежду?
Тео так и подмывало спросить: «Надежду на что?»
В разговор вмешалась Джулиан:
– Еще мы требуем принять меры в отношении «временных жителей». Вы считаете правильным, что существует закон, запрещающий нашим Омега эмигрировать? Мы приглашаем Омега и молодежь из менее богатых стран для грязной работы: чистки канализации, уборки мусора, ухода за больными и престарелыми.
– Эти молодые люди сами стремятся попасть сюда, вероятно, потому, что здесь их ждет лучшая жизнь, – возразил Тео.
– Они приезжают сюда в поисках еды, – заметила Джулиан. – А потом, когда они стареют – возрастной предел для них шестьдесят лет, не так ли? – их отсылают обратно, хотят они того или нет.
– Эту проблему должны решать их страны. Пусть начнут с того, что научатся управлять своими делами. Так или иначе, их не так уж много. Есть квота, набор тщательно контролируется.
– Не только квота, но и жесткие требования. Они должны быть сильными, здоровыми, без криминального прошлого и судимостей. Мы отбираем лучших, а потом выбрасываем, когда они становятся нам больше не нужны. А кому они достаются? Совсем не тем, кто в них больше всего нуждается. Членам Совета и их друзьям. А кто у нас заботится об иностранных Омега? Они работают за жалкие гроши, живут в лагерях, женщины отдельно от мужчин. Мы даже не даем им гражданства. Это же разновидность узаконенного рабства!
– Сомневаюсь, что вам удастся произвести переворот в отношении к «временным жителям» или процедуре «успокоительного конца», – вздохнул Тео, – если уж на то пошло, людям, как правило, мало до этого дела.
– Мы хотим помочь им, – сказала Джулиан, – хотим, чтобы они задумались над этим.
– Зачем? Они живут без всякой надежды на умирающей планете. Что им нужно, так это защита, комфорт, удовольствия. Правитель Англии способен выполнить два первых пункта, а это значительно больше того, что обеспечивает большинство зарубежных правительств.