Дитя мрака

Рослунд Андерс

Она осторожно провела ладонью по щеке к подбородку, острая щетина колола пальцы. Он лежал на полу, и пусть полежит еще некоторое время.

Едва они открыли дверь складского помещения, как Лео принялся перетаскивать школьные столы и громоздить их один на другой во всех четырех углах, строил заграждения Из пыльных стеллажей и двигал стулья с места на место, пока не опробовал и не отверг все позиции. Она пыталась успокоить его, несколько раз даже крепко хватала за руку, хотела остановить, но он не слушал, а сил у нее не хватало. В конце концов она примирилась с тем, что все время знала: другого способа, кроме химии, нет. Поэтому тихонько шмыгнула в туалет, который мимоходом

приметила в темном коридоре, и наполнила водой две пластмассовые кружки, взятые с полки на стене. Потом достала из кармана нижних брюк собственную упаковку могадона, вылущила четыре таблетки, раскрошила в одну из кружек и трясла ее, пока порошок не растворился. Лео не заметил ее отсутствия, он был горячий, потный и не раздумывая благодарно взял кружку и выпил то, что она ему дала.

Ее ладонь по-прежнему лежала на его подбородке, щетина чуть покалывала, когда он с улыбкой смотрел на нее.

Еще через полчаса после того, как он выпил кружку, пришла усталость, и химия начала действовать у него внутри. Мало-помалу он перестал метаться, сперва перешел на шаг, потом несколько раз остановился, медленно дыша, и наконец лег — ноги обмякли, руки безвольно упали. Она легонько касалась ладонью его лица, пусть чувствует, пусть привыкает. Скоро они уйдут отсюда, вернутся в комнату, которая уже несколько лет была им домом. У них есть час, только час, потом он рухнет без сил и будет спать, столько же, сколько бодрствовал. Двое, а глядишь, и трое суток, после чего проснется обычным человеком, по ту сторону безумия, на несколько месяцев, до следующего раза.

Комиссар Хорст Бауэр из Федерального управления уголовной полиции покинул висбаденский офис в три часа пополудни. Короткий автомобильный переезд до Франкфурта-на-Майне, потом ближайший рейс «Люфтганзы» до Стокгольма. Четыре часа спустя он в сопровождении шведского полицейского в форме прошел через паспортный контроль в Арланде, после чего был доставлен на ведомственной машине в столицу, в Крунуберг.

Марианна Херманссон дала бы ему лет шестьдесят.

Густая серебряная шевелюра, одет, пожалуй, в слишком дорогой темный костюм, фигура стройная, жилистая, какую приобретают с возрастом некоторые мужчины.

— Кофе?

Он улыбнулся:

— Нет, спасибо.

— Чего-нибудь другого?

— Я съел в самолете два резиновых бутерброда, пока достаточно.

Она изучала его в тишине, которая наступала всякий раз, когда кто-нибудь входил в открытую дверь ее кабинета, и оба усаживались, ожидая, кто первым заговорит.

Немец молчал.

Нагнулся, открыл портфель, стоявший у его ног.

Темный конверт формата А-4. Одну за другой Бауэр вынимал фотографии, раскладывал на столе. Черно-белые, крупнозернистые, некоторые мутноватые. Ракурс и фон говорили о том, что это увеличенные кадры с камер наблюдения.

Девять снимков, девять черно-белых лиц.

Шестеро мужчин и три женщины.

Четкие, вполне пригодные для опознания, хотя ни один из этих людей не смотрел в камеру, взгляды были устремлены куда-то в пространство вне объектива, закрепленного под потолком и сверху ведущего наблюдение.

Марианна Херманссон, склонившись вперед, всматривалась в девять лиц. Сомнений нет. Троих она уже видела. Меньше суток назад. Она выбрала фотографии двух мужчин и одной женщины. На них указала Надя, просматривая видеозаписи в Арланде. Три человека, которые зарегистрировались между 9:16 и 9:18, а затем направились на посадку и были зафиксированы камерами 11,12 и 13. Три человека, которые, как утверждала Надя, прекрасно говорили по-румынски и, как полагала Херманссон, внешне напоминали ее собственных

румынских родственников, но в списке пассажиров авиакомпании значились тем не менее под французскими именами, имели французские паспорта и из стокгольмского аэропорта Арланда летели в парижский аэропорт Руасси-Шарль-де-Голль.

— Вот они.

— Вы уверены?

— Совершенно уверена.

Комиссар Хорст Бауэр удовлетворенно кивнул.

— Ну что ж. — Теперь он убедился, что приехал не зря. — Стало быть, у нас общая проблема.

Учтивый стройный мужчина впервые откинулся на спинку стула.

— Сейчас я вам кое-что расскажу, но предупреждаю, ни вы, ни ваши коллеги ни при каких обстоятельствах не должны разглашать эту информацию. — Он говорил очень серьезно. — Вы только что указали на трех человек, которые опознаны как находившиеся в самом первом автобусе, покинувшем Бухарест. Там было пятьдесят четыре ребенка. Несовершеннолетние, в одинаковых комбинезонах.

Бауэр говорил по-английски с заметным немецким акцентом, до сих пор понять его было легко, но стоило ему разволноваться, как акцент резко усилился.

— Три дня спустя дети были брошены возле большого железнодорожного вокзала в Риме. Ранним утром, невзирая на их возраст и физическое состояние.

Он взял со стола шесть оставшихся фотографий и, указывая на крупнозернистые лица, сообщил, что эти люди участвовали в трех других акциях с автобусами и детьми, брошенными во Франкфурте, Осло и Копенгагене. Каждый раз двое мужчин и одна женщина, вероятно румыны, но с французскими именами и французскими паспортами, направляющиеся в Париж.

Вероятно, румыны.

Херманссон понимала, куда клонит немецкий комиссар, он был представителем другого государства, потому и предупреждал вначале о соблюдении секретности.

Поэтому она как бы невзначай прервала разговор.

У нее нет полномочий вести секретные переговоры. Решение тут должен принять ее начальник и руководитель предварительного расследования, это сфера его ответственности.

Херманссон подошла к двери, вслушалась в тишину полицейского управления. Раньше она заметила, как Эверт прошел к себе и тут же поставил свою музыку, а вдобавок была уверена, что недавно прибыли Свен и Огестам. Она знала, сегодня вечером у них совещание по делу о женщине в кульверте.

Она попросила Бауэра собрать снимки и составить ей компанию. Вместе они прошли по темному коридору и остановились у закрытой двери, за которой слышались раздраженные голоса.

Лео упорно засыпал, и она несколько раз легонько ударила его по щеке.

Нужно поднять его на ноги.

Он должен провести их обратно.

Должен еще час бороться с четырьмя таблетками могадона, после поспит, сколько захочет.

Янника толкала его, тащила, а сама пыталась отогнать прочь видения, которые давно-уже ее преследовали: эти руки, ее голое тело под душем и скользкие пальцы в воде на ее груди, она была тогда совсем маленькая, стояла не шевелясь, не смея протестовать, даже не плакала, только ждала и надеялась, что на сей раз ее не будут мучить слишком долго.

Им нельзя возвращаться тем путем, каким они пришли.

В коридорах по-прежнему полно дыма, надо поверху добраться, скажем, до Торильдсплан, там спуститься вниз и пройти к своему жилью с той стороны, в тамошних туннелях никто не жил, поэтому ни костров, ни дыма там нет.

Они покинули школьный склад, по лестнице поднялись на первый этаж Фридхемской школы. Защитные каски за окном исчезли, улица разблокирована. Лео держался, взял ее за руку, открыл ту наружную дверь, которая без сигнализации.