Дитя мрака
Шрифт:
Ларс Огестам посмотрел на Бауэра, потом на портфель и снова на Бауэра:
— Я не могу закрыть предварительное расследование по подозрению в торговле людьми, если факт преступления не опровергнут.
Гренс снова улыбнулся его корректности (твоя молодость против опыта старого комиссара), наслаждаясь напряжением, возникшим между этими двумя людьми и в порядке исключения не затрагивавшим его самого.
— Что ж, благодарю за внимание. — Немецкий полицейский говорил без сарказма, без сожаления, он просто констатировал факт, подал прокурору руку и направился к двери. —
Лео шел все медленнее.
Она без умолку говорила с ним, ему нельзя засыпать, они должны добраться до дому. Они покинули двор Фридхемской школы, прошли через газоны Стокгольмской клиники, по дорожкам большого участка вокруг больницы Святого Георгия, где расхаживали пациенты и персонал. Сейчас они пересекли Линдхагенсгатан, район с пустыми офисными зданиями и развороченными участками дороги, которая периодически ремонтировалась уже много лет, и под покровом темноты углубились в жилой район Кристинебергсгатан.
Гимназия на Торильдсплан — желтое кирпичное здание среди многоквартирных домов.
На всех этажах горел свет, некоторые школы работали вечерами, устраивали собрания, курсы — люди, которых здесь быть не должно.
Лео остановился у двери восточного крыла. Обыкновенный замок, он открыл его первым же ключом, выбранным из связки. Вниз вела бетонная лестница, маленькие зеленые ступени, тепло, слабо пахло машинным маслом и газом. Янника обвела взглядом котельную, а немного погодя перестала дрожать. Они не успели как следует одеться, при том что мороз стоял нешуточный, красные негнущиеся пальцы на руках, одеревеневшие ноги в тонких башмаках, она снова начала их чувствовать — сначала, как всегда, боль, потом попеременно то приятная слабость, то чуть ли не жар.
Раньше она никогда не бывала в этом темном помещении, где повсюду виднелись красные и зеленые лампочки. Она крепко держала Лео. Он обессилел и скоро таблеточная химия окончательно одержит над ним верх, но он не сомневался, знал, куда им надо. Открыл дверь за вереницей мигающих светодиодов, они опять спустились по лестнице на один этаж, на два, в подвал.
Последняя дверь вела прямо в систему туннелей.
Он нацепил на лоб лампу, велел Яннике сделать то же самое.
Здешний бетонный коллектор был уже, чем в других частях системы, полтора метра в диаметре, они брели по щиколотку в воде и глине. Пахло какой-то кислятиной, и ноги, прежде закоченевшие, а потом согревшиеся в котельной, теперь промокли насквозь.
Двести пятьдесят метров — и вот наконец дверь в стене коллектора.
Лео открыл ее, и они очутились в соединительном коридоре, более коротком, чем обычно, потом новая дверь, которая вывела их из канализационной системы в армейскую.
Теперь они двигались в противоположном направлении, но тем же маршрутом, какой одолели поверху. Здесь все куда проще. Не требует особых усилий. Они в безопасности, здесь все знакомо, и нет врагов, которые им непонятны, нет дорог, которые кто-то знал лучше, чем они сами.
Янника снова взяла Лео за руку.
Осталось совсем немного, метров шестьсот, и двигались они оба гораздо быстрее, чем только что наверху.
Эверт Гренс проводил взглядом немецкого комиссара, который пошел к выходу, потом пристально посмотрел на Огестама и улыбнулся (ничего не скажешь, уладил дело!), уверенный, что опытный следователь из Федерального управления не для того летел на север, чтобы оставить последнее слово за молодым прокурором.
— Wenn Sie nur zugeh"ort h"atten. — Бауэр говорил на ходу, спиной к ним.
— Простите?
— Если бы вы только послушали. Тогда бы поняли. — Хорст Бауэр говорил по-немецки и смотрел на Огестама. — Что у вас вовсе не предварительное расследование по подозрению в торговле людьми.
— Was denken Sie? [7] — Ларс Огестам ответил тоже по-немецки, на языке, которого не понимали ни Гренс, ни Сундквист, ни Херманссон.
— Я имею в виду, что речь идет максимум о самовольных действиях в отношении детей. — Бауэр остановился на пороге. — Тоже преступление, конечно, но не столь тяжкое. И без моего содействия, друг мой, обвинять вам будет некого. Не так ли?
7
Что вы имеете в виду? (нем.)
Огестам молча, с сомнением глядел на немецкого гостя.
Эверт Гренс опять улыбнулся, еще шире. Этот немец по-товарищески импонировал ему, редкий случай, но Бауэр сумел завоевать его симпатию.
— Кроме того, молчание, может быть, и несколько против правил, но сорок три ребенка от этого только выиграют.
Ларс Огестам по-прежнему сомневался, искал выход, чтобы и престиж не уронить, и проявить уступчивость. Марианна Херманссон точно знала. Ей уже случалось в трудные минуты подтолкнуть прокурора к нужным решениям, не потеряв лица.
— Ларс?
— Да?
— Может, вам лучше выйти на минутку и обсудить ваши проблемы с глазу на глаз?
Гренс отыскал на полке за письменным столом кассету с песнями Сив и начал медленно покачиваться, когда музыка заполнила комнату. Свен Сундквист сидел на диване, дремал, мысленно встречал Юнаса после футбольной тренировки, на которую утром обещал прийти и которая давным-давно закончилась. Марианна Херманссон нервно расхаживала взад-вперед; это было самое крупное самостоятельное расследование, которое ей доверили, и она рассчитывала довести его до конца.
Через десять минут Огестам без стука открыл дверь и вошел, вместе с немецким комиссаром.
— Все, о чем будет говорить комиссар Бауэр, должно остаться под строжайшим секретом и не выйдет за пределы этой комнаты. Ни в коем случае.
Эверт Гренс улыбнулся в третий раз (опытный комиссар всегда победит зеленого прокурора), выключил музыку и сел за письменный стол. Кивнул Херманссон и Бауэру и, откинувшись на спинку стула, приготовился выслушать весьма примечательную историю, в которую оказался втянут, когда полтора суток назад у него зазвонил телефон.