Дитя мрака
Шрифт:
По крайней мере, так он себе внушал.
Ему вообще не хотелось идти туда.
Чуть не целый час он уговаривал Эверта, убеждал, умолял, даже угрожал, но тщетно — Эверт просто не слушал, не желал, решил провести операцию, сколько бы Свен ни возражал.
Вздыхая, он зашагал по туннелю, но вздыхал про себя, четверым полицейским незачем слышать его вздохи, ему поручено их вести, а не подвергать сомнению утвержденный план.
Наверно, оттого, что сомнения и протест не давали сосредоточиться, он испуганно вздрогнул от громкого лая, который внезапно грянул впереди.
— Собака взяла след.
Снова лай, такой же громкий. Кинолог ускорил шаг.
— Она что-то слышит.
— Что?
— Не знаю. Мы с тобой пока этого не различаем.
Лео слышал этих треклятых собак и возбужденные голоса. Она в опасности. Быстро, с погашенной лампой на лбу, он спешил к единственному коридору, который по-прежнему был тихим и темным, возможно, собаки слышали его, но, по крайней мере, вряд ли видели.
Он запыхался, когда две минуты спустя открыл дверь их комнаты.
— Надо бежать.
Она сидела в красном кожаном кресле, скорчившаяся, испуганная.
— Янника, скорее.
Он бросился к куче наполовину разломанных поддонов, один за другим вытаскивал тяжелые деревянные блоки, потом подхватил неподвижную Яннику, посадил на пол, перетащил кресло. На полу возле очага нашлось полбутылки жидкости для розжига, он разбил ее ножом, вылил содержимое на кресло и доски. Потом поднял Яннику с пола, крикнул, чтобы она помогала, надо встать, надо бежать отсюда.
Собачий лай приближался.
Голоса охотников, он уже различал их.
Он спешил, но не боялся. Знал, что остальные тоже всё слышали и сейчас делают то же самое, вытаскивают поддоны, мебель, автопокрышки и опустошают бутылки с жидкостью для розжига.
Лео посмотрел на Яннику, она опомнилась и, похоже, все поняла. Он погладил ее по щеке, закрыл дверь в комнату, запер ее на замок.
Хватило трех спичек.
Он бросил их на кучу и отпрянул назад.
Пламя вспыхнуло мгновенно, жадное, агрессивное. Оно пожирало дерево, а когда добралось до кожаного кресла, дым потемнел, заполнил все пространство от пола до потолка и потянулся в ту сторону, откуда пришел Лео, сквозняк в туннеле всегда имел одно и то же направление.
Он взял ее за руку, показал в темноту, и оба побежали туда, где не было дыма, прочь от света, собачьего лая и возбужденных голосов.
Собака была где-то в тени впереди, длинный поводок натянут до предела, хотя проводник выпустил из карабина восемь-десять метров.
— Она что-то чует.
— Что?
— Не знаю. Что-то далеко впереди.
Свен Сундквист обернулся на громкий лай, в котором сквозила не злоба, но усердие, черная овчарка просто делала свое дело, стремилась выполнить задачу, поставленную проводником. Свен вспотел, он не привык ходить в форме, она душила его, плохо пропускала воздух, липла к телу. Он прислушивался, бежал, размышлял, но в конце концов пришел в замешательство, толком не понимая собственной реакции. Совсем недавно он чисто по-человечески протестовал, с резкостью, какую позволял себе редко, возражал начальнику, твердил, что эта операция — ошибка, равно как и попытка получить информацию от тех, кто тебе не доверяет, и что нельзя после столь короткого инструктажа действовать на территории, которой не знаешь. Но с другой стороны, он еще и полицейский, преследователь, а преследование иногда странным образом походило на азартную игру, как теперь, с собакой, которая чуяла то, что ему недоступно, — впереди них кто-то есть, кто-то бежит.
Вдруг собака остановилась, резко тряхнула головой и чихнула.
— Что случилось?
Кинолог покачал головой.
— Не знаю.
Овчарка чихнула еще раз, прямо как человек, у которого свербит в носу.
— Почему…
— Не знаю.
Несколько секунд.
И тут он почувствовал. Запах.
А потом увидел дым, густой, совсем близко.
Эверт Гренс высоко поднял рацию, чтобы прием был лучше, с силой, до упора, вдавил кнопку микрофона.
Голос его звучал резко, напряженно.
— Свен! Прием.
Слова растворились, звук заглох.
Глубоко под землей, в цементном туннеле, новейшее специальное оборудование, работающее на высоких частотах, действовало плоховато.
— Свен! Прием.
Черт бы побрал этот шум. Голос Свена Сундквиста доносился еле слышно, прием был скверный.
— Сундквист на связи.
Гренс стоял неподвижно, опасаясь потерять только что установленный контакт.
— Мы чувствуем сильный запах дыма.
— Эверт, я думаю…
Снова треск, связь прервалась. Эверт Гренс чертыхнулся, еще сильнее вдавил кнопку микрофона, заговорил громче, хотя понимал, что дело в электронике и звуковых волнах.
— Повтори!
— Эверт, кажется, я вижу, откуда дым.
— Мы в параллельных коридорах. Дым наверняка из разных источников.
— Тогда, значит, горит во многих местах.
Янника чувствовала, как ее трясет.
Она сидела на полу туннеля, глядя, как Лео разжигает новый костер.
Но матрасы, обычно лежавшие перед маленьким помещением у выхода на Мариебергсгатан, не разгорались, а только тлели, едкий дым стоял стеной, шибал в нос, как нашатырный спирт.
Он притащил резиновую покрышку, исчез, притащил еще одну.
Стена дыма стала плотнее, потемнела, заполнила коридор, по которому они пришли.
Она оперлась на бетонный выступ, тянувшийся вдоль коридора словно узкий тротуар, такие выступы встречались кое-где в туннелях, всегда сухие, даже при высоком уровне воды. Ей было страшно. Теперь она поняла, что на них идет охота, слышала собак и голоса, на бегу видела огонь во многих местах, костров было много, они вспыхнули одновременно, на время все обитатели туннелей объединились — те, что внизу, против тех, кто наверху.
Сначала она решила, что Лео бредит, видит и слышит то, чего нет. Но теперь поняла. Им вправду надо бежать.
Она не знала, от кого и зачем, и не спрашивала, пока не спрашивала.
Эверт Гренс стоял с безмолвной рацией в руке.
Смотрел на дым, заполнявший туннель впереди, понимая, что ситуация изменилась. Черный дым — угроза и опасность, в закрытой системе туннелей огонь быстро съедает кислород, а когда он прорвется вверх, свободного пространства не останется.
Еще немного — и они не смогут отсюда выйти.