Дитя порока

МакЭвой Дж. Дж.

— Не говорите о моем отце.

— Ладно, ты не хочешь услышать его последние слова. Я уйду.

— Постойте. — Я потянулась к планшету. — Постойте.

Без единого слова она снова нажала кнопку проигрыша, и я услышала его голос впервые за... за то время, что казалось всей жизнью.

— Если ты смотришь это, вероятно, меня уже нет. Босс сказал записать кучу этих видео для тебя на всякий случай... если что-то случится... он ведет себя, как засранец, но все же хороший мужчина, или по крайней мере понимает, каково это иметь дочь... подожди, гм... прости. В этом мало смысла и... прости.

Экран погас.

— Нет... —

Но до того, как я даже успела слово сказать, отец вновь появился на экране на этот раз в другой футболке с V-образным вырезом, его волосы, как всегда были спутаны и торчали.

— Итак, я собираюсь записать это видео. Ты же знаешь, что я не силен в словах, птичка. — Он подмигнул мне. Он всегда так делал, когда нервничал. — Во-первых. Хочу извиниться. Извиниться за то, что заставил тебя расти среди всего этого. Что позволил тебе страдать. Я никогда не хотел для тебя такого. Желал лучшего, намного, намного лучшего. Но не смог этого дать... зная, что этот ублюдок сделал с твоей матерью. — Папа прикусил нижнюю губу, и я почувствовала, как слезы обожгли глаза. — Если бы не Каллаханы, вероятно, я был бы мертв еще раньше. Может, и ты.

Все мое тело расслабилось, челюсть отвисла.

— Ч-чт-что?

— Ага. Ты меня слышала. Каллаханы. Я – не предатель. Киган. — Он сплюнул налево. — Все верно, бедный старик дядюшка Киган Финнеган. Все это по его вине. И зачем? По какой причине он должен был убить МОЮ ЖЕНУ? Потому что хотел получить то, что было у Каллаханов! У него не было денег, едва ли его имя что-то значило, не было связей, и все равно он продолжал болтать, как изменит положение вещей. Папаша всегда говорил, что бедность наебет тебя... заставит думать, будто можешь сделать то, что на самом деле тебе не по силам, продашь душу ради вещей, которые бесценны. — Отец снова потер подбородок, слеза скатилась по его лицу. — Он был прав. Я никогда его не слушал. Хотя, возможно, если бы прислушался, то умел бы читать людей получше. Это моя вина, птичка. Моя вина. Я не был осторожен. Не защитил твою маму и тетку... черт, я едва могу защитить тебя. Так что послушай меня, слышишь? ­­— Он сел ровнее, указывая пальцем в камеру. — Не знаю, сколько у меня в запасе времени. Но за всю жизнь ты ни разу меня не слушала. Теперь послушай. Помнишь место, где живут одноглазая сова и кот? Оно настоящее. Иди туда. Я отложил немного деньжат. Возьми их и убирайся на хрен с Бостона. Не говори ни с кем из них, ни с Шей, ни с кузенами. Они вырежут твои почки и попытаются продать их тебе же обратно. И наконец послушай, птичка, если ты когда-то, я имею в виду, когда угодно окажешься в беде, позвони Каллаханам и скажи им, что ты дочь Шона О'Даворена. Ладно? Они примут тебя. Как я всегда говорю...

— Никто не может стать более живучим, чем парни из Буррена, — произнесла вместе с ним, вытирая лицо краем рубашки. Когда подняла взгляд на уставившуюся на меня пожилую леди, то просто посмотрела в ответ, не желая верить ничему из этого.

— Откуда мне знать, что вы не заставили его это сказать?

Она пожала плечами.

­— Мы могли бы... но зачем бы он называл тебе тайное место, где спрятал заплаченные ему нами деньги, и почему не использовал код, чтобы сообщить тебе, будто его заставили?

— Это какая-то хитрость.

— Это правда, но так как очень долго ты убеждала себя, будто мы враги, твой разум не способен принять истину... Однако Айви, разве

твой отец когда-то, хоть раз, лично говорил тебе в лицо, что Каллаханы виновны?

Я тут же захотела ответить «да», но ничего не приходило на ум. Ничего. Все разы, когда папа говорил что-то против Каллаханов, были на публике, он никогда не высказывался подобным образом дома.

— Думаю, нет. Ладно, а он подпускал тебя к дяде или кузенам?

Опять же, мне хотелось ответить «да», но голос меня не слушался. Я будто умирала, вся моя жизнь пронеслась перед глазами. Папа всегда вмешивался, когда дядя Киган разговаривал со мной. Или говорил идти заниматься, когда к нам приходили кузены. Как всегда, он списывал это на «мужские штуки», что бесило меня еще сильнее. Я думала, он пытался защитить меня от знаний против Каллаханов...

— Нет. — Я покачала головой. — Нет, — повторила снова, и она казалась искренне обеспокоенной. Не жалея меня.

— Семь лет назад ты приехала в Чикаго со сводной сестрой в поисках доказательств убийства твоего отца. — У нее не было нужды спрашивать, так как на экране появилось фото меня и Рори возле терминала для оплаты въезда на шоссе. — Ты кажешься удивленной. Почему? Вы заезжали почти в каждый магазинчик, СТО и парикмахерскую, ты думала, до нас не дойдут слухи?

— Да, — прошептала я, глядя на мои снимки, что один за другим появлялись на экране. От них по спине бежал холодок. Каллаханы могли это сделать. Могли шпионить за мной на улицах. — Я знала, что вы узнаете, и поняла...

— Бесстрашно спросить в лоб... последнее усилие, и оно не сработало. — Ей не нужно было мне напоминать. Те дни будут преследовать меня до конца жизни. — Тогда ты вернулась в бар, чтобы заглушить боль алкоголем, села за руль пьяной и сбила юную девушку, парализовав ее ниже талии. Потеряла стипендию в университете Бостона, твоя семья погрязла в долгах, пытаясь отмазать тебя, жених тебя бросил из-за твоего неуемного желания мести.

Горло жгло, челюсть сжалась. Глубоко вдохнув, я кивнула, признавая это.

— Да. Да, все так. Уверена, у вас есть полная стенограмма суда, и вы можете спросить личное мнение судьи. Я ошиблась и признаю это. И я не хотела отомстить. Я хочу. Настоящее время.

Закончив пить чай, она опустила чашку.

— Вот только ты признаешься в чужом преступлении.

Я замерла. Она не ответила. Я снова опустила взгляд на экран. На углу Бэнк и Пятой авеню я увидела несущийся по темной дороге черный «Мустанг», как раз когда Сара Фостер — никогда не забуду ее имя — переходила улицу, слушая музыку и читая.

— Ах... — ахнула я, когда врезалась в нее. Тело девушки повалилось на приборную панель, а затем скатилось, ударяясь о землю. Мне хотелось закрыть глаза, но я не могла, ожидая увидеть себя. Однако это были не мои светлые волосы... они были рыжими. Это была Рори. Она истерично выскочила из машины, подбежала к девушке, затем оглянулась... В ужасе, я наблюдала, как сестра потащила мое пьяное в доску тело с пассажирского сидения на водительское, захлопнула дверцу и забралась на мое место.

— Как теперь поживает твое чувство ответственности? — выпотрошила она то, что от меня осталось. — Твоя семья, кстати, вовсе не в долгах. Адвокат оказался другом семьи, и они едва ли ему платили. Твой бывший жених теперь женат на твоей сводной сестре.