Дитя порока
Шрифт:
— Это и есть трагедия женщин, родившихся с амбициями мужчин.
Я рассмеялась. Она не понимала.
— Это не мужские амбиции, а мои. И я получу все это... Все, чего хочу... или умру, пытаясь. Я не сдамся, как она.
Я подняла бокал в сторону женщины на картине, сомневаясь, гордилась бы она мной или волновалась, как бабушка, хотя в любом случае, без разницы. Итан и Уайатт все еще ощущали боль от их смерти... но я похоронила это чувство уже очень давно.
— Я люблю тебя, Дона. — Она поцеловала меня в макушку и ушла, скорее потому, что понятия не имела, как ответить.
Допив вино, я поставила
— Тебе и правда стоит прекратить делиться с ней своими самыми мрачными мыслями. Она волнуется о тебе, — сказал он откровенно.
— Она боится меня, — поправила я.
— Твоя бабушка видела многое. Очень сомневаюсь, что она боится...
— Она боится не из-за моих желаний, а потому что не имеет понятия, как я достигну всего этого, — разъяснила ему, хотя он, должно быть, понимал это сам. — Она переживает, что однажды я стану настолько жаждать власти, что в конечном итоге предам семью.
— Ты этого не сделаешь.
— Не будь так уверен. Даже я не знаю, что сделаю в той или иной ситуации. — Я подмигнула, направляясь к двери, когда он схватил меня за руку, разворачивая.
— Да? — Я взглянула в его карие глаза.
— Не обращайся ко мне, как ко всем остальным. — Он засмеялся. — Я знаю тебя лучше их всех. Любовь к братьям — единственное, что затмевает твои стремления.
— Я тоже тебя знаю, Тобиас. — Я протянула руку и убрала с его лица каштановые пряди волос. — Знаю, что ты именно такой мужчина, который мне нужен, но я не соглашусь, потому что тебе не хватает статуса, чтобы стоять рядом со мной. Знаю, ты в курсе, что можешь вот так сжать мою руку лишь потому, что я тебе позволяю. Но самое главное, что мы оба знаем, ты возлагаешь такую надежду на мою любовь к братьям, которая, по твоим словам, затмит мои устремления, только потому, что глубоко внутри осознаешь, если я попрошу тебя выбрать... если попрошу предать человека, которого считаешь братом, ты это сделаешь. Ты возненавидишь меня за то, что заставила сделать это, и возненавидишь себя за то, что будешь любить меня даже после всего этого.
Он вздрогнул, все его тело напряглось, когда Тобиас нахмурился, глядя на меня и осознавая, что я говорю правду.
— Донатела К. Валентино. Звучит не плохо, да? Итальянское имя, сильное и смелое, оно мне идеально подходит, но опять же, ты знал это, верно? Это твое имя, Тобиас. — Я озвучила его желание, его амбиции завладеть женщиной из лиги, которая выше его собственной.
Злясь, он резко выдохнул и сильнее сжал руку.
— Ты и, правда, веришь, что я буду любить тебя всегда? Что буду рядом с тобой вечно?
— Да, — ответила я без тени сомнения. — Атомы бесконечны. Солнце встает на востоке и садится на западе. Время бежит неумолимо. А Тобиас Никалай Валентино всегда будет любить меня. Будет ли он рядом со мной или нет, зависит лишь от него.
— Ты знаешь, что это неправда! — засмеялся он, обнажая зубы.
— Как и то, что твоя проблема — не моя, и я подожду, пока ты в ней разберешься.
Взгляд его в глазах пылал огнем ярости. Если бы он мог, то прожег бы им дыру в моем лице.
— Последнее предупреждение.
Когда он отпустил меня, я вышла за двери и бросила:
— Вот почему меня все еще зовут Донателла Авиэла Каллахан.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Я не святой, если вы не считаете святым грешника, который все время стремится исправить свои ошибки.
Нельсон Мандела
АЙВИ
Выйдя из ванной, я ожидала увидеть горничную, что пришла мне помочь, но она уже ушла. Вместо нее возле моей кровати стоял Итан, на нем были надеты лишь пижамные штаны из черного шелка, так что мне открывался вид на его голую грудь, идеально очерченную... черт, охренительно великолепную. Каждый дюйм его тела — загорелый и гладкий, словно был вырезан из мрамора, чтобы мне было на что поглазеть.
Подойдя к нему, я вздохнула.
— Мне показалось, мы сказали друг другу все, что хотели...
— Айви. — Он приложил палец к моим губам. — Прекрати бороться.
Это простое прикосновение парализовало меня... Я не могла шелохнуться. И не хотела. Мои губы приоткрылись, а тело наклонилось вперед, когда одна из его сильных рук сжала мою попку, а вторая грудь.
— Скажи это, — прошептал он перед тем, как прикусить мое ухо.
Я знала, что он хочет от меня услышать, но не могла заставить себя это произнести. Вместо этого я подняла руку и прикоснулась к его груди, такой холодной под кончиками моих пальцев, но при этом зарождающей жар внутри меня. Он поцеловал меня в шею, его язык обжигал мою кожу, когда Итан лизнул ее, а его руки обнимали... Мы ведь только познакомились. Нам не следовало... но, черт подери, я так сильно этого хотела. Так сильно в этом нуждалась.
— Пожалуйста... — Я извивалась в его объятиях, а в голове билась единственная мысль о том, насколько сильно это мучительное вожделение между моими бедрами.
— Скажи это, — снова приказал он, поднимая голову и замирая так, что наши губы оказались в миллиметрах друг от друга. — Как только ты это скажешь... то получишь все.
— Я... — Но до того, как я смогла произнести слова, он исчез.
— Мэм?
— Мэм?
Теперь, открыв глаза, я глядела в лицо возрастной женщины, возможно, около сорока лет, с вытаращенными на меня карими глазами.
— Доброе утро, мэм. — Она мило улыбнулась, отстраняясь, пока я садилась и проводила руками по волосам.
Мне потребовалось меньше секунды, чтобы вспомнить, где я нахожусь. Это было несложно, учитывая, что находилась я определенно не в тюремной камере.
— Сегодня утром здесь сплошной хаос, обычно семья пропускает завтрак, но мне сказали принести вам что-то легкое, пока все не встанет на круги своя, — произнесла служанка, ставя на кровать, поверх моих ног, поднос.
Я взглянула на миску с фруктам, крекеры, воду и апельсиновый сок.