Дитя Всех святых. Цикламор
Шрифт:
Наконец, он позволил себе заметить жалкое состояние, в котором пребывали оба паломника.
– Прежде чем вы пойдете отдыхать, я отведу вас в нашу баню. Сначала – дама. Хоть вы и супруги, но здесь вам мыться вместе не подобает.
Альенора ушла вслед за настоятелем, пробормотав несколько слов благодарности. Оставшись один, Анн подождал немного, потом тоже вышел.
Он оказался на широком дворе. Баня располагалась в постройке, напоминавшей амбар, напротив собственно монастырских зданий. Анн увидел, как настоятель ввел туда Альенору и сразу же
Внутри царил полумрак. Посредине стоял большой бак, гревшийся на медленном огне, который представлял собой единственный источник света, а чуть поодаль виднелась прикрепленная к стене жердь, чтобы вешать одежду.
Там уже висело серое платье Альеноры, а также пояс с кошелем, который она обычно прятала под одеянием. Сама она голышом сидела в подернутой паром воде. Смывая с тела грязь, Альенора поначалу не видела, как вошел ее муж. А, заметив его, вскрикнула:
– Вы! Но что вы здесь делаете?
Жестом Анн велел ей умолкнуть.
– Молчите! Вам нечего меня бояться. Ведите себя так, будто меня тут нет. Держитесь как можно спокойнее. От этого зависит ваша жизнь!
– Вы объясните мне?
– Позже.
Он отступил в темный угол, она же, поколебавшись, продолжила мыться, но неуверенно, слегка вздрагивая и время от времени бросая взгляд в его сторону.
Анн отстраненно наблюдал за своей супругой. Сейчас он был спокоен, как никогда. Он видел свою «волчью даму» полностью обнаженной – и хранил полное безразличие к ней. Ее грудь, так взволновавшая его тогда, на стене замка, теперь оставила его совершенно равнодушным.
Дверь снова отворилась, и вошел отшельник. Альенора вскрикнула от удивления и возмущения:
– Святой отец!..
Вопреки предположениям Анна отшельник не был вооружен. Он стал приближаться к Альеноре, вытянув вперед руки с крючковатыми пальцами. Отчетливо выделялись черные ногти. Было очевидно, что отшельник решил попросту задушить свою жертву. Анн бросился вперед.
Отшельник услышал приближение противника, зарычал и резко обернулся, изрыгая проклятия. В его голосе больше не было никакой дрожи. Под бородищей скрывался вполне молодой человек.
Последовала короткая борьба. Убийца умел драться, но до Анна ему было далеко. Тот оторвал его от земли и швырнул в чан, потом, схватив за волосы, стал топить, удерживая голову убийцы под водой. Лжеотшельник отчаянно отбивался, но Анн не ослабил хватку. Напротив, ощутив сопротивление, юноша разъярился еще больше. Он испытывал какую-то дикую радость, убивая этого человека. Пусть заплатит за все, что его заставили выстрадать!..
Через какое-то время Анн почувствовал, что его противник обмяк. Тогда юноша отпустил его и оставил плавать лицом вниз на поверхности.
Только тут он вспомнил о присутствии Альеноры, которая по-прежнему сидела в чане, с ужасом наблюдая за схваткой. Женщина дрожала с ног до головы.
– Оденьтесь, сударыня, мы уходим отсюда.
– Но что… что все это значит?
– Оденьтесь, у
Надеть платье и затянуть пояс было делом недолгим. Они вывели Безотрадного из конюшни. Анн как раз помогал Альеноре сесть в седло, когда явился настоятель.
– Что случилось? Куда вы в такое время, на ночь глядя?
Анн встал перед ним.
– Мы уходим.
– Но к чему такая поспешность?
Анн сказал, не повышая голоса:
– О anachorиtes tetneken…
Услышав эти слова, настоятель вытаращил глаза и побелел, как полотно.
Анн открыл тяжелые ворота, и бездомные странники опять оказались на дороге, под дождем, в темноте, – но живые. Анн не стал дожидаться, пока спутница задаст ему ожидаемый вопрос.
– Я сказал ему «Отшельник мертв» по-гречески. На этом языке они и беседовали в трапезной, полагая, что убогий паломник не сможет понять их. Но вот незадача, встречаются изредка убогие паломники, знающие греческий.
Голос Альеноры выразил безмерное восхищение:
– И о чем они говорили?
– Отшельник сказал, что ваш духовник решил прибегнуть к хитрости, потому что я слишком хорошо владею оружием. А настоятель, который, насколько я понял, тоже принадлежит к вашей организации, предложил убрать нас в бане, одного за другим.
Они помолчали. Альенора вздохнула:
– Как мне доказать вам свою признательность?
– Умолкнув, сударыня, умолкнув…
На сей раз молчание между ними воцарилось окончательно. Они прошагали всю ночь и утром тоже не остановились.
Шли дни… Из-за грозившей им опасности – поскольку и другие убийцы Берзениуса могли выследить их – Анн все же решил, чего бы ему это ни стоило, принять деньги Альеноры и сесть в Марселе на корабль. Ведь главное – добраться до Иерусалима, чтобы получить там Божье прощение, а проделать весь путь пешком у них практически не было шансов.
Как раз для того, чтобы ускользнуть от возможных преследователей, Анн, проходя через Минервуа, решил срезать путь. Хотя монахи из обители, приютившей их в предыдущую ночь, предупредили, что короткая дорога трудна и опасна, он не обратил на это внимания и, добравшись до перекрестка, решительно свернул на кратчайший путь.
Поступив так, Анн совершил важную ошибку: он забыл о своем головокружении.
В первые часы все шло относительно гладко. Избранная ими тропа то поднималась, то спускалась по крутым холмам, но была вполне сносной. А потом, когда время близилось к полудню и на смену дождю выглянуло палящее, ослепительное солнце, все разительно переменилось.
Они только что взобрались на невысокую вершину, и перед ними предстала обратная сторона холма. Анн застыл как вкопанный. Его лицо и руки покрылись липким потом. Впереди простирался совсем другой пейзаж! Никакой растительности, только темные, почти черные скалы. Еще какое-то время тропа спускалась по довольно пологому склону, но вскоре она превращалась в узкий уступ, одной стороной лепившийся к отвесной стене, а другой обрывавшийся в пропасть.