Дитя Всех святых. Перстень с волком
Шрифт:
Он мерно шагал из угла в угол. Он опять сделался господином де Сомбреномом, но зачем ему это было нужно? Для своей подруги он превратился в объект презрения и отвращения; он даже не был мужчиной, он стал бесполым существом, презренным и униженным.
Его взгляд остановился на железном крюке, подвешенном на балке, возле окна. Вот выход. Сам дом Вивре подсказывал ему решение. Адам потерял все, кроме физического существования. Осталось лишь последнее усилие. Найти кусок веревки нетрудно, а там — завязать узел, и все будет кончено. Он не в состоянии жить без любви Лилит,
Внезапно Адам остановился. Почему же нет? Сможет! Для этого достаточно сделать еще один шаг, переступить еще один порог.
Маленький Филипп. Он был совсем рядом — спал этажом ниже со своими родителями. Всего-то и нужно, чтобы они исчезли… Олимпа и Мышонок, такие добрые и преданные, без которых Адам с Лилит, конечно бы, не выжили. И Адам собирался вознаградить их за все благодеяния, предав жестокой смерти. А мальчик-сирота будет принадлежать ему и Лилит!
Адам пошарил в своих лохмотьях и достал кожаный мешочек, который всегда носил привязанным к глее; даже в дни самой черной нищеты он не захотел с ним расставаться. Адам развязал тесемки, убедился, что порошка спорыньи вполне достаточно для двоих, и решительно стал спускаться на второй этаж.
Олимпа и Мышонок спали прямо на полу, рядышком друг с другом. Что за странная пара! Он свернулся калачиком на ее необъятной груди. Чуть поодаль спокойно сопел маленький Филипп. Рядом стоял кувшин с водой. Адам высыпал туда весь порошок и бегом поднялся по лестнице. Теперь оставалось только ждать, когда они захотят пить.
Рано утром Адам услышал чудовищные крики и поспешил на второй этаж. Все произошло именно так, как он и рассчитывал: двое несчастных, уже почерневшие, разлагались заживо прямо на глазах у собственного сына, кричавшего от страха.
Мышонок хрипел, катаясь по полу, но Олимпа еще оставалась в сознании. Увидев Адама, она закричала из последних сил:
— Мы сейчас умрем! Умоляю, монсеньор, не оставьте нашего ребенка.
Зрелище, которое представляла собой великанша, было поистине ужасным, но Адам старался сохранить спокойствие.
— Мы же взяли на себя обязательство как крестные родители. Мы усыновим Филиппа. Позже он станет господином Сомбреномом.
Олимпа прослезилась от счастья. Она из последних сил прошептала:
— Благодарю, монсеньор.
Чувствуя, что вот-вот гниение завершит свое дело, она успела еще произнести:
— Да благословит вас Господь…
Чуть позже возвратилась Лилит. У нее была кровь на руках и вокруг рта. Она обнаружила тело великанши, которое представляло собой огромную черную массу, и маленькую кучку пепла, оставшуюся от Мышонка.
Лилит сразу же все поняла и приблизилась к Филиппу, который, съежившись, сидел в углу комнаты и дрожал от ужаса.
При виде Лилит мальчик завопил и принялся удирать со всех ног. Она улыбнулась:
— Он еще вернется…
Потом она подошла к Адаму и, приблизив свой окровавленный рот к его губам, поцеловала его страстным, диким поцелуем, изо всех сил прижимая к себе. Разжав объятия, она посмотрела мужу прямо в глаза и с восторгом прошептала:
— Ты сделал мне ребенка!
Адам почувствовал, что дрожит всем существом. Здесь, в этой убогой комнате, рядом с двумя бесформенными трупами, он только что вновь обрел счастье! Он знал, чем отныне станет его связь с Лилит: они объединятся в злодеянии. Отныне их будет связывать не любовь, но смерть.
Кудрявый бог любви, о котором пел трувер из Марсане, исчез навсегда. С этого самого дня они станут поклоняться одному из тех темных божеств, что питаются кровью и слезами, божеству из легенд. Сейчас Адам воистину составлял единое целое со своей подругой, таким же чудовищем, как и он сам. Сам не подозревая о том, глашатай с перекрестка оказался прав: нынешней зимой волки действительно вошли в Париж…
***
В этот самый момент Карл VI метался в малярии. До этого дня он отличался исключительным здоровьем. В возрасте пятидесяти четырех лет он продолжал играть в мяч, охотиться и стрелять из арбалета. За те сорок два года, что длилось его правление, он не болел ни разу; потеря разума нисколько не отразилась на его физическом здоровье.
Врачи предписали больному кушать апельсины и гранаты. Поскольку все отчаялись отыскать сии заморские фрукты, вмешался Филипп Добрый. Он обратился к торговцам, которые ему самому поставляли лакомства из далеких стран.
Но экзотические плоды не принесли облегчения, на которое так надеялись. Здоровье короля ухудшалось день ото дня. Его ноги опухали. Вскоре он мог ходишь, лишь опираясь на костыли, а потом перестал передвигаться вообще. Карл неподвижно лежал в своей постели во дворце Сент-Поль и стремительно угасал…
Карл VI умер в четверг 21 октября 1422 года, в канун праздника Одиннадцати Тысяч Девственниц, около семи утра. При его кончине присутствовали лишь Одетта де Шандивер, «маленькая королева», которая почти тридцать лет была его подругой и сиделкой, его духовник, главный исповедник и несколько слуг. В миг его смерти со стены сорвали герб с изображением крылатого оленя и словом «никогда», обозначающим вечность.
О смерти короля глашатаи прокричали на всех перекрестках. Горожане встретили это известие воплями и плачем. Никогда, быть может, со времен Людовика Святого король не был столь популярен и любим, и причиной тому стали его собственные страдания. Безумец Карл словно взял на себя беды самой Франции, расколотой, униженной, сломленной. Подобно Господу, король принял на свои плечи грехи всего человечества.
В этот пасмурный октябрьский вторник народ оплакивал того, кого никогда не называл ни «Безумным», ни «Сумасшедшим», но с первого до последнего дня его правления — лишь «Возлюбленным»…
По дворцу Сент-Поль нескончаемой вереницей проходили те, чье имя в столице имело хоть какой-то вес: священники, дворяне, богатые горожане. Король покоился на своем ложе, укрытый золотым покрывалом, держа в руках золотое распятие с частицей Истинного Креста. Он выглядел нисколько не бледнее обычного, и, казалось, просто заснул.