Див
Шрифт:
«А была бы счастлива Надя с ним, с Витей?» – вопрос из разряда риторических, он всегда вплывал, когда мысли слишком долго концентрировались вокруг Надежды. Надежды Олеговны.
Стало тоскливо. Виктор Ильич обхватил себя руками и присел на тахту. Он завидовал её мужу, и зависть мешала дружбе мужчин. По правде сказать, их дружба закончилась тогда, в холодную ночь Нового года, когда Володя ушёл под ручку с Надей. Но ради неё Виктор Ильич сохранил с Володей отношения, пусть и понизил их до приятельских.
Завтра он летит в Москву. Удовольствие, конечно, не из дешёвых, зато завтра он увидит её. Попахивает мазохизмом, – да что там: смердит давно! – но любой повод встретиться с Надей всегда вызывал в нём бурю эмоций. Противоречивых эмоций. Наверное, нет ничего безрассуднее, чем продолжать любить женщину, которая никогда не даст повода для ревности своему мужу. Может, поэтому он и продолжал её любить. Если бы она предала семейные ценности, то он бы её презирал. И не смог бы общаться. Тем более любить. Парадоксальный мазохизм.
Виктор Ильич достал из шкафа бежевое кепи, спрятал под ним седину и пошёл наверх. Пора открывать музей.
Сдав вахту охране, смотритель вышел из музея с намерением выяснить, из какой породы дерева сделан стол Александра Клинова.
Невероятно, но столяры с твёрдой уверенностью, как один, заверили, что щепка по структуре волокон – бузиновая! И столяры, узнав, что щепка отколота от стола, смотрели на Виктора Ильича, как на чудилу.
– Бузина годна разве что для мундштуков к курительным трубкам, – сказал бригадир столяров. – У неё слишком мягкая сердцевина.
Как же тогда возможно из бузины сотворить стол?
Когда смотритель снова остался один в музее, он прямиком направился в квартирку, где включил компьютер, влез в Интернет и задал в поисковике слово «бузина». Компьютер вывел на монитор ряд ссылок. Виктор Ильич выбрал из него «Словарь языческой мифологии».
– Бузина – воплощение и вместилище демона мрака Дива, – прочитал смотритель. – В западной Украине верили, что бузину «насадил чёрт» и якобы на ней повесили Иуду. Бузину считали проклятым деревом. От бузины болит голова. Однако ветки бузины использовались в качестве универсального оберега…
– Всё это бред какой-то, – констатировал Виктор Ильич, выключил компьютер и поднялся в кабинет-студию.
12
Кто как трактует ту историю, а истину не ведает никто. Из века в век Историю умельцы переписывают на лад царствующих особ так, что небылицы былью становились, а быль коверкалась до неузнаваемости. Так было прежде, так будет впредь.
Об Иоанне Четвёртом Рюриковиче рассказано немало, ведь чем загадочнее личность, тем более окутана она легендами и тайнами. И грозным, говорят, он слыл лишь потому, что был в душе труслив и мелочен. А кто-то говорит, что с детства с чернокнижниками знался и тронулся умом, когда прознал о смысле Мирозданья. Кому тут верить? Может, каждый в чём-то прав? Может – не прав? Но что уж лезть в такие дебри, когда историки расходятся даже в том, во что желал сыграть пред смертью царь!
Астрологи-волхвы предсказали точный день смерти царя. Царь верил им, но и боялся верить. Однако к смерти подготовиться решил. И перепрятал с помощью знатоков подземелий свою колдовскую библиотеку и кое-что ещё, о чём не догадывались даже самые прозорливые. То был небольшой сундук, выдолбленный из осины, сплошь обитый воронёным железом и опечатанный сургучом вместо замка. Но никто не набрался храбрости сорвать печать и приоткрыть тайну сундука. У тех, кому выпало нести сундук, рвались сухожилия, но страх перед гневом грозного царя заставлял нести непосильную ношу до конца. Всё было неспроста, и знатоки подземелий чуяли витавшее в воздухе чародейство и знали наперёд, что сундук закреплён царским проклятьем. Но даже если бы нашёлся смельчак, готовый сорвать сургуч, ему бы не позволил это сделать посланный с «пещерниками» бородатый карлик (один из тех волхвов, что жили и кормились в Кремле, предсказывая чудеса, знамения и болезни государя), молчун и свистун, прозванный Чудином белоглазым.
Одна молва гласила, что больной Иоанн Грозный, лежа на кровати, хотел сыграть в шахматы с любимцем своим боярином Богданом Бельским, привстал и «вдруг упал и закрыл глаза навеки», а во дворце воцарилась глубокая тишина… Другая молва гласила, что Грозный сидел в кресле и слушал дьяка, зачитывающего цидулу, потом гневно закричал и, зашатавшись, упал на руки Бориса Годунова. Пока ждали игумена, царь пожелал сыграть в шашки с Годуновым… В третьей – Иоанн Грозный попарившись в бане, сел играть в шахматы и упал замертво… В молве же четвертой: поднялась в Кремле большая суета и скопище народу, когда Иоанн Васильевич почти уж почил в Бозе. И царь призвал к себе царевича, давая наставления, кого бояться тому нужно. А стоило Фёдору Иоанновичу выйти из опочивальни, как подсел подле царя пропавший до момента коротышка Чудин-свистун, и царь нашептывал ему чего-то долго. Потом Чудин исчез, как появился. Но все, кто видели и запомнили Чудина, сидевшего у головы умирающего царя, божились, что встречали того позднее в разных местах Первопрестольной, словно Чудин белоглазый следил за всеми, с кем сталкивался в Кремле…
Всё знал, всё помнил Чудин белоглазый, но вот служить давно почившему царю изрядно надоело. Прошло без малого четыреста лет, но до сих пор никто не мог разрушить чары Грозного властителя. И приходилось Чудину томиться в сырых подземных лабиринтах с единственной возможностью раз в год по могучим корням вековых дубов выбираться на поверхность в подмосковные леса. Не в силах он убить себя, нет власти умереть. И родина в одних только мечтах. Озлился Чудин белоглазый и перестал давно мешать проказам шоршунов пещерных. Лишь иногда шугал поганых тварей, когда случайный человек вдруг забредал на нужную дорожку. Царь Грозный точно упомянул про то, что путь заветный будет пройден несмышленышем. И в этот раз не дал он умереть забредшему в тоннель юнцу и заприметившему старый каменный проём (ведь если бы слетел с лестницы взрослый, то непременно бы нашёл здесь смерть от пакостников шоршунов). Та лестница была началом лабиринта. А несмышлёныш пока что шёл по нужному пути. Чудин удивился, что из всего разветвления тоннелей несмышленыш выбрал именно этот, не заметив другие, обычно посещаемые любопытными людишками.
Чудина распирало нетерпенье, он поторопил юнца:
– Иди! – сказал Чудин.
13
– Вот так хреновина! – присвистнул Виктор Ильич, прочитав чудной экскурс в историю. – И написано-то как… чудно!
Тут припомнил смотритель, что читал о Чудине белоглазом в той книге про «Москву подземную».
Взгляд смотрителя помутился, исписанные листки выпали из рук на пол, лицо потеряло всякое выражение, одна рука потянулась к ручке «Waterman», другая – к бумаге.
14
щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни верни верни верни верни верни ВЕРНИ ВЕРНИ ВЕРНИ
15
В этот раз Виктор Ильич очнулся с чудовищной болью в кистях, она пульсировала и обжигала до локтей. Пальцы с силой сжимали «Waterman» и неистово продолжали выводить «ВЕРНИ» на листке, разрывая бумагу. Рука не слушалась, сейчас (даже в полном сознании!) она не принадлежала хозяину. Виктор Ильич хотел криком кричать, но из горла выдавливался позорный писк. Округлившиеся глаза разве что не вываливались из орбит. Тело трясло в лихорадке, будто пальцы сжимали не ручку, а оголённый провод на триста восемьдесят вольт.