Дива
Шрифт:
Потом пришёл добрый и рассудительный генерал Гриша, естественно, с увещевательной речью, мол, все они попали сюда не на охоту, а помимо воли своей впутались в дела государственные и даже международные. Поэтому подписки о неразглашении не унижение личности и ограничение свободы — нормальная форма государственной защиты информации, и всем участникам придётся её дать. Что же касается немедленного отъезда с Пижмы, если честно, выдворения, то надо признаться, тут дела глубоко личные и сердечные. Начальник охоту- правления даже на шёпот перешёл и доверительно, по секрету, сообщил, что губернатор давно влюблён в Диву Никитичну и она к нему относится очень нежно. Естественно, при живом муже он и думать не смел, не строил иллюзий, и только всячески помогал этой трудовой геройской семье переживать
Зарубин сообразил, что настала пора действовать: доверчивый генерал, если правильно выстроить разговор, должен открыть клетку; но составить диалог не успел — собеседника отозвали. Дабы предотвратить побег, весь зверинец осветили сценическими прожекторами, поэтому Зарубин чувствовал себя отловленным и посаженным на всеобщее обозрение дивом. А скоро появились и зрители: два омоновца сначала с любопытством попытались побаловать с Митрохой, ткнуть его резиновой дубинкой, но, когда тот рюхнул на них, ушли к клетке с учёным. И смотрели на него как на зверя, так что тоже хотелось зарычать. Потом пришли два кухналёвских охранника, проверили запоры на соседней клетке и, удалившись ненадолго, привели Боруту, ещё пьяного, с опухшим лицом и невидящим взором. По крайней мере, обвинение в душегубстве теперь должны были снять!
— Ну и как там, на том свете? — спросил Зарубин.
Утопленник на голос обернулся, однако учёного не узнал.
— Мужик, у тебя выпить нету? — спросил безнадёжно.
— Нету, — тоскливо признался тот.
— Моё тонкое тело требует, — объяснил Борута, — для восстановления. На самом деле я не пью.
Омоновцы смотрели на них как на зверей, с опасливым любопытством и желанием подразнить. Один уже дубинку просунул между прутьев, чтобы ткнуть Боруту, но тут явились те же двое охранников и в самом деле перевели Зарубина. Только в пустой мясной склад, провонявший тухлым мясом и кровью. Снятый с грузовика стальной кузов-рефрижератор имел мощную теплоизоляцию стенок — хоть закричись, никто не услышит, и с улицы ни звука не проникает. Ко всему прочему тьма кромешная, мерзкий запах, как на живодёрне, и духота.
Мысль о побеге всюду неслась за ним следом и, оказавшись в мясном складе, Зарубин пожалел, что не удрал от конвоиров, когда вели: надеялся, посадят в башню, как обещал губернатор. А бежать отсюда можно было лишь способом, которым воспользовался криптозоолог Толстобров, однако охраняли камеру не егеря — псы Кухналёва. Эти вряд ли проявят снисхождение и выведут в туалет — нечто вроде параши стояло в противоположном углу от лежбища из свежего сена, уже хорошо прикатанного Недоеденным, но ещё запашистого, и можно дышать через него, чтобы на минуту избавиться от вони. Перед тем как засадить в рефрижератор, его тщательно обыскали, уже по всем правилам отняли всё, от брючного ремня до зажигалки, так что даже пожара не устроить. Оставалось только стучать и, определившись со способом побега, начинать диалог с часовым. Это к Боруте можно было опаздывать на сутки и более; к Диве Никитичне надо являться, пока она ждёт...
Двери были двустворчатыми, но открывалась лишь одна половина, и прежде чем охранник отозвался, Зарубин ноги и руки отбил. Створка отошла, образовав щель, на два пальца — шире не позволяла цепь.
— Ну и что? — спросил незримый страж.
— Передай губернатору, я согласен, — сообщил он.
— На что согласен?
— А это не твоё дело! Скажи: согласен. Он знает на что.
— Губернатор занят, — был ответ. — Приказано сидеть и думать.
— Я уже всё передумал...
Тот разговаривать не захотел, посветил фонариком.
— Убери руки из проёма. Отшибу.
— Не закрывай дверь, — попросил Зарубин. — Здесь дышать нечем.
— Ничего,
Охранник готов был уже захлопнуть створку, а как на зло, в голову ничего не приходило, чтобы завести на разговор туповатого стражника. Всю жизнь Зарубин изучал отношения человека и животного мира, в том числе дикого, и пришёл к выводу весьма плачевному: самой устойчивая психология была у людей особенно низкого уровня образования, социального положения и развития. Охранник стоял последним в списке профессий, где властные полномочия образуются от самого труда. То есть недостаток интеллекта всегда тащит за собой три качества — тупость, скрытую агрессию и жажду власти. И это одинаково распространяется на людей и животных. Хотите проверить человека или собаку — поставьте их что-либо охранять.
Этот был идеальным стражником, то есть непрошибаемым храбрым зайцем, не исключено, служил в вологодских конвойных. И тогда Зарубин вспомнил отцовские рассказы о зэковских изобретениях, называемых понтами, и, повинуясь некому творческому порыву, начал понтярить. А это было настоящее искусство психологического воздействия на стражу, и, чем невероятней казались понты, тем более в них верили. Охранник у Зарубина оказался травоядным, ибо легко поддался, когда услышал про капусту — деньги, спрятанные в машине, которые он вёз будто бы матери. Дескать, его наверняка закроют надолго, машину реквизируют и пустят с молотка, а там под обшивкой в багажнике четыре тысячи долларов. Не взялся бы стражник за четверть суммы незаметно достать деньги и передать по назначению? При этом Зарубин вытащил руки из притвора двери. Стражник её захлопнул и пропал, не проронив ни слова и даже адреса матери не спросил: попался!
Через полчаса он вернулся и сам отвёл створку.
— Стоянку менты охраняют, в твоей машине шибко не пороешься. Надо знать конкретное место — где...
— Давай нарисую, — предложил Зарубин.
Тот пошарил по карманам, вынул ручку и за неимением бумаги пачку сигарет, однако в щёлку она не пролазила. И тогда стражник сбросил цепь с крюка, открыл дверь и включил фонарик.
— Рисуй!
Он светил на руки, поэтому удар в пах пропустил, захлебнулся от боли и загнулся пополам. Зарубин добавил ему по затылку, втащил в рефрижератор и закрыл створку на могучий шпингалет. Мясной склад стоял на отшибе, возле самого частокола, огибавшего излучину реки. Крепостная изгородь хоть и напоминала лагерный забор с колючкой и проволокой-путанкой, но всё-таки была декоративной. Он бежал, как мечтал в детстве: перепрыгнул заграждения, затем подтянулся, аккуратно перенёс тело через заострённые колья острога и бесшумно спустился на землю. Вдоль забора ходил патруль наружной охраны, поэтому Зарубин не пошёл на автостоянку за машиной, а спустился к реке, вошёл в воду и поплыл к тёмному противоположному берегу...
Будучи на середине ночной реки, он услышал вой турбин, причём на небольшой высоте — летать в полных потёмках, да ещё по верхушкам сосен и даже без габаритных огней могла только современная военная машина. Зарубин даже грести перестал, однако не потонул —- достал ногами дно и встал, чувствуя напор речных струй. Вертолёт унёсся в сторону красного фонаря на вышке, что стояла в Пижменском Городке, и на несколько минут пропал, но вдруг обнаружился возле охотбазы — будто подкрался, подполз и вдруг возник возле башни. И приземлился, по всей вероятности, на губернаторской площадке!
Спотыкаясь о камни, Зарубин добрёл до противоположного берега и там оглянулся: над базой мелькали огни и лаяли встревоженные собаки. Это могла быть погоня, поэтому он взбежал по откосу и нырнул в непроглядный лес. И уже там услышал, что вертолёт не глушил двигателей, работал на малых оборотах, готовый взмыть в любую секунду, и это подстёгивало. Он пробежал около полукилометра, повинуясь интуиции и каким-то образом избегая столкновения с деревьями, звук турбин отстал, потерялся, и Зарубин попытался сориентироваться по красному маяку на вышке. Развилка дорог, где было назначено свидание, по его разумению, находилась где- то слева, почти в обратной стороне. И чтобы не приближаться к базе, он пошёл обходным путём, надеясь, что леший не станет баловать и куражиться, а Дива Никитична непременно дождётся...