Диверсант № 1
Шрифт:
У дверей стоял капитан Рославлев с аккуратной кожаной папочкой в руках. В мундире, что неназойливо сообщало – он опять дежурит по управлению антитеррора, хотя и снял повязку при выходе на улицу. Рославлев поджидал красный укороченный джип, в котором они беседовали с Басаргиным три недели назад, и не обратил внимания на новую машину Басаргина. Пришлось просигналить. Только после этого капитан подошел и сел на переднее сиденье, потому что Зураб с Заремой и Арчи устроились на заднем. Здесь, в Москве, Арчи приходилось много ездить на машинах, и он уже почти потерял перед ними страх, вызванный взрывом,
– День добрый, – поздоровался Рославлев с улыбкой и пожал руки Басаргину и Зурабу. И сразу раскрыл папочку. – Александр Игоревич, генерал ждет вас, а мы пока здесь побеседуем.
Басаргин кивнул Зурабу с Заремой.
– Из машины не выходите.
Он хотел выйти сам, уже открыл было дверцу, но замер, добавив громкость радиоприемника. Передавали выпуск международных новостей.
Это заняло меньше минуты.
– Ну, я пошел. А новости иногда слушать полезно. Рекомендую!
И не стал выключать радиоприемник, надеясь, что музыкальная программа не очень помешает капитану Рославлеву предъявлять для опознания фотороботы террористов.
Квадратные футуристические фонари на перроне вокзала Ле-Крезо светили ярко, но неестественным, болезненным светом. И потому не просто удивленным, а болезненно удивленным и даже более синим, чем раньше, показалось Гольдрайху лицо проводника вагона, когда Джошуа неожиданно вышел на станции вместе со своим маленьким саквояжем, показывая намерение прервать поездку раньше времени.
– Месье нас покидает?
– Покидаю.
– Вам так не понравилось в нашем поезде, что вы выходите, не доехав до своей станции?
– У меня в этом городе есть старая знакомая. Захотелось вдруг навестить ее. Имею я на это право как человек, не обремененный семьей и сопутствующими заботами?
– О да, месье, конечно… Женщины – святое дело… Но вы можете закомпостировать билет и в течение двадцати дней продолжить путь.
– Спасибо за подсказку. Я непременно так и сделаю.
Проводник только головой покачал, то ли осуждая поступок, то ли восхищаясь свободой, которая позволяла пассажиру поступать так, как ему заблагорассудится. Сам он такой свободой никогда, похоже, не обладал.
Кроме Джошуа, в Ле-Крезо вышло еще более десятка пассажиров. Он присмотрелся к дальней двери соседнего вагона. Там вышли двое – мужчина и высокая женщина в брючном костюме. Не та ли, что показалась похожей на арабку? Вышедших встречали три человека. Один сразу взялся за багаж. Должно быть, шофер. Двое других отнеслись к приехавшим с почтением. Так служащие встречают хозяев. Нет… Это, конечно, кто-то из местных. Кто здесь будет встречать арабов?
Другие пассажиры, доверив услужливым носильщикам багаж, с двух сторон двинулись к центру перрона на выход. И потому, пользуясь отсутствием багажа у себя и не испытывая желания нанять носильщика для своего легкого саквояжа, Джошуа поспешил к стоянке такси, которая на всех вокзалах находится недалеко от выхода. В ночное время такси может быть не так много, как днем, и лучше уехать сразу, пока не подошли другие.
Он прошел сквозь сонное здание вокзала, где ожидающих пассажиров почти не было, только уборщики катали по залу свои гудящие чистящие машины, оставляющие позади громоздкого, неуклюжего корпуса полосу влажной и прохладной чистоты.
– До Клюза едем? – спросил пожилого и очень усатого водителя первой машины. Казалось, такие усы должны закрывать ему видимость на дороге и создавать аварийную ситуацию.
– Вам лучше на поезде добраться до Экс-ле-Бена, месье, – ответил водитель рассудительно. – А потом уже пересесть на такси. Так будет в четыре раза дешевле.
Гольдрайх на совет только ухмыльнулся.
– Мне надоели поезда. Я хочу на машине прямо в Клюз. Могу оплатить вам даже обратный путь.
– Если вас не волнует цена, мне это может только понравиться. Где ваш багаж?
– Со мной.
Водитель, довольный таким выгодным рейсом, потянулся и открыл дверцу заднего сиденья, после чего достал сотовый телефон и стал кому-то объяснять на почти непонятном для американца швейцарском диалекте, что ему подвернулся дальний рейс и он уезжает надолго. Джошуа сумел разобрать только отдельные французские и отдельные немецкие слова с примесью каркающе-картавых ретороманских, с трудом уловил смысл и вообще не понимал, как можно разговаривать на смеси этих разных наречий. В конце концов водитель смачно поцеловал трубку, довольно, как кот, шевельнул усами и повернул в замке ключ зажигания.
Вокзал в Ле-Крезо находится вне города, и они выехали на шоссе, сам город оставив справа, так и не заехав в него, хотя и захватили несколько кварталов рабочих окраин. Насколько Гольдрайх помнил, в этом бургундском городе какие-то крупные предприятия, кажется, вагоностроительные, с которыми имела дело компания «Гольдрайх и сын». Впрочем, он не всех деловых партнеров помнил достаточно хорошо, потому что не со всеми имел дело лично. Но тех, с кем дело имел, помнил. Помнили его и они. И даже лучше, чем он их, потому что щепетильностью в делах Джошуа не отличался и считал партнера хорошим только тогда, когда за его счет можно провернуть какую-нибудь хитрую комбинацию, первоначально выгодную для двух сторон.
Ночная дорога во Франции существенно отличается от ночной дороги в Америке. В Америке чувствуется простор, и даже ночью осознаешь его по отсутствию огней. Во Франции же, особенно в плотно населенной Бургундии, въезжаешь в следующую деревеньку еще до того, как кончилась предыдущая. И все они похожи одна на другую. Смотреть в окно скучно. Джошуа откинулся на спинку и закрыл глаза. В машине спится ничуть не хуже, чем в поезде, только здесь, в дополнение, не мешает стук колес.
Когда было уже совсем светло, Джошуа проснулся от тяжелого и протяжного сигнала грузовика, который просил какого-то автомобилиста-тихохода уступить ему дорогу. Грузовик ехал прямо перед такси и держал тоже приличную скорость.
Джошуа бросил взгляд по сторонам. Пейзаж за окном изменился резко, дорога, кажется, уже углубилась в альпийские отроги, как в лабиринт забралась, и неуклонно, с каждым поворотом, поглощалась горами все с большей и большей ненасытностью. Пасти ущелий раскрывались навстречу ритмичному вращению колес, и если бы сейчас стояла облачность, было бы ощущение того, что въезжаешь в туннель.