Диверсант № 1
Шрифт:
– Да, мне необходимо с ним поговорить.
– Дело в том, Виктор Петрович, что вчера вечером в Москве было совершено покушение на гражданина Кольцова. Он сейчас в тяжелом состоянии находится в реанимации. Разговаривать, естественно, не может. Четыре пули в грудь. Пятая по касательной задела голову. Состояние тяжелейшее. На жизнь не больше пяти шансов из ста. Чем вас заинтересовал Кольцов?
– Вот теперь, после вашего сообщения, я могу предположить, что это одно дело с произошедшим здесь, которое местным следователям откровенно не по зубам. И, очевидно, товарищ полковник, это даже не ваш, извините, уровень.
– То есть? – Голос
– Делом должна заниматься ФСБ. Я рекомендую вам передать материалы управлению «Альфа». Это их епархия, а вы просто наживете себе неприятности с этим расследованием и будете не в состоянии его завершить.
– При чем здесь, товарищ майор, «Альфа»?
– Дело напрямую касается бактериологического оружия.
Тихонов сказал и осекся… Только сейчас ему пришла в голову шальная мысль о том, что он, возможно, вовсе и не против террористов начал работать. И он испугался этой мысли сам настолько, что даже Столбов-младший, кажется, этот испуг заметил, потому что выдвинулся шифоньером из проема и встал рядом, через стол, чтобы дождаться окончания разговора и спросить.
– Да, нам говорили нечто подобное в редакции. Хотя за рабочую версию принята другая.
– Какая?
– Дело в том… Что преступник задержан.
– И кто он?
– Милиционер. Старший лейтенант из вневедомственной охраны. Шакиров Наиль Федорович. Ревнивый муж одной из сотрудниц редакции. Горячая восточная кровь. Башкир. Кольцов с работы возвращался вместе с этой сотрудницей. Муж попался навстречу. Имел при себе табельное оружие. Состояние аффекта. [20] Стрелять начал без разговоров. Словно давно что-то подозревал. После задержания он сознался сразу.
20
Состояние аффекта – состояние повышенной нервной возбудимости, вызванное внешними, не зависящими от человека фактами, обычно рассматривается смягчающим вину обстоятельством.
– Башкир, вы говорите?
– Башкир.
– Это только лишнее подтверждение. Тогда точно передавайте дело «Альфе». У нас тут тоже ходят по касательной башкиры.
– Хорошо. Я созвонюсь с ними. И оставлю ваши координаты. Вы мне ничего не сообщите?
– Договорились, товарищ полковник. У меня все.
Виктор Петрович убрал трубку и посмотрел на Алексея Владиленовича.
– Что? – спросил тот.
– Надо быстрее искать машину с башкирским номером.
– Заяц этим занимается. Может, его самого в Уфу отправить?
– Не надо. Мы в Уфу, скорее всего, сами поедем.
– Так что произошло? Кто тебе звонил?
– Это из Москвы. Полковник из МУРа.
– Какое отношение к похищению отца имеет МУР? Как они на тебя вышли?
– Владилен Юрьевич, – Тихонов пододвинул к Столбову-младшему газеты, которые он отложил, – должно быть, пытался связаться с журналистом из «Комсомольской правды». Есть там некий Юрий Кольцов, занимающийся проблемой уничтожения и утилизации бактериологического оружия. Постоянно об этом пишет. Вот здесь, в газете, обведены номера телефонов. Это ваш батюшка обвел. Просто ради развлечения такие вещи не делают. Это делают, когда собираются звонить. Я попытался связаться с Кольцовым. Сказали, что он болеет. Я оставил свой номер, чтобы передали ему.
– Я слышал это. Дальше…
– И позвонил мне не Кольцов, а полковник Колесников из МУРа. Причем этот полковник наверняка сначала связался с Екатеринбургом, где навел обо мне справки.
– Почему так думаешь?
– Я по званию не представлялся. А он назвал меня по званию. И рассказал, что Юрия Кольцова вчера, когда тот возвращался с работы вместе с одной из своих сотрудниц, расстрелял муж этой сотрудницы, старший лейтенант вневедомственной охраны. Башкир по национальности. Кольцов жив, но в очень тяжелом состоянии. Почти безнадежен. Версия – попытка убийства на почве ревности.
– И что? Разве это имеет отношение к похищению?
– В двух разных регионах России происходит попытка убийства одного человека и похищение другого. Эти люди, как мы предполагаем, связывались друг с другом. Кстати, надо опять на почту съездить. Пусть Заяц проверит телефонные разговоры вашего отца с Москвой. Переговорный пункт на почте?
– Рядом. Только Заяц там договориться не сможет. Ему подавай «самых великих» на съедение. Это его уровень. А договориться… Я сам поеду. Так что дальше?
– Мы предполагаем, что Владилен Юрьевич и Юрий Кольцов как-то контактировали. Делились информацией, хотя и не знаем сам уровень этой информации. В Москве убийство пытался совершить башкир. У нас присутствует машина с башкирскими номерами. Одно совпадение уже требует проверки. А два совпадения – это уже почти рабочая версия. Хотя…
– Что?
– Хотя национальность ничего не говорит.
– Я тоже так думаю. Но следует проверить.
– Я не о том. Я боюсь, что мы столкнулись с еще более серьезной угрозой для своей безопасности, чем террористы. – Виктор Петрович вернулся к мысли, что посетила его голову и ударила по мозгам во время разговора с полковником Колесниковым.
– Ну-ну… – словно сам угрожая, хмуро сказал Столбов-младший.
– Я боюсь, что мы столкнулись с обыкновенной и бездушной государственной машиной. Это самая безжалостная машина-убийца из всех, которые бывают, независимо от того, какому государству она принадлежит. Сталин давно ушел, а мысль его действует не менее действенно, чем прежде. Впрочем, эта мысль совсем не нова и известна со времен Древнего Рима. И в любой стране она является главенствующей. Каждый человек – это, с точки зрения государства, только винтик. Если винтик в какой-то момент мешает государству, его убирают. Без всякого сожаления.
– Ты меня, Виктор Петрович, с толку не сбивай. То одно, то другое «вешаешь». Кто посмеет нас убрать? Пусть и террористы. Мы за себя постоять сумеем. На каждого террориста у нас отдельный ствол найдется. И не один даже. Покажи мне кавказца, который в Екатеринбурге вес имеет. Я его сам похудеть заставлю. У нас не Москва. Это там они рожи кверху держат. У нас свои порядки. Помнишь историю на рынке? [21] Ты тогда еще служил, должен помнить. Если надо будет, весь город в этот рынок превратим. И государственной машиной нас не напугаешь.
21
В конце девяностых годов на городских рынках Екатеринбурга проводились массовые побоища торговцев с Кавказа и из Средней Азии. Криминальный мир Урала отстоял свое желание хозяйничать на своей территории.