Диверсантка
Шрифт:
– Ты уверен в своём решении?
– спросил начальник.
– Под Вязьмой тоже обстановка сложная, стоит ли метаться по фронтам?
– Уверен, - отвечал Орлов.
– Там она, сволочь... под Сталинградом проявится. Точно.
– Она? Считаешь, всё-таки девчонка? За которой гоняешься с зимы?
– Так точно, считаю, товарищ старший майор.
– Он был рад тому, что не пришлось долго объясняться.
– Подпишите рапорт.
– Слабо верится в эту твою историю, - задумчиво проговорил начальник.
– Больно фантастично звучит. Но ты упрямый - чуть не помер, а со следа свернуть не хочешь. Чёрт с тобой, если правда то, что ты мне рассказал хотя бы наполовину, оно того стоит.
На
В сентябре на улицах Сталинграда разгорелись ожесточённые бои, и особист перебрался сначала в Красную Слободу, а после в Светлый Яр. Его служба не предполагала участия в боевых действиях, у лейтенанта были другие задачи. Орлов не мог знать, что ещё в июне, пока он залечивал последствия удара, преподанного некогда диверсантке инструктором Ло, девочка с серьёзными глазами садилась в санитарный поезд, следовавший в Казань.
– Тебе хоть сколько лет-то, деточка?
– спросила главный врач, оглядывая худенькую фигурку.
– Одиннадцать...
– А на вид и не дашь, тощая ты больно. Справишься ли?
– Не сомневайтесь, тётечка, - запричитала девочка, прижимая к груди трогательного плюшевого медвежонка.
– Я сильная! Я всё могу: и полы мыть, и за ранеными ухаживать. Делала уже, все довольны были. Мне б только до Казани добраться, тётка у меня там...
В Казани она тихо сошла с поезда, её никто не хватился. Девочка наметила себе путь вниз по течению Волги, до Сталинграда. По реке расстояние составляло примерно тысячу триста километров, по шоссейным дорогам около тысячи ста, но это не остановило Гондукк. Она верила в свои силы.
Изгин поправился после контузии и выписался из госпиталя неделей позже Орлова. В родную дивизию его не вернули, полным ходом шло формирование новых армейских соединений - Сталинградского фронта. В составе стрелковой дивизии 62-й армии Алексей оказался в районе Верхней Бузиновки, принял в числе других удар 6-й армии и 14-го танкового корпуса немцев. Побывал в окружении, вырвался, к середине августа войска отступили к хутору Вертячему.
Судьба хранила бойца. Он не пал в ожесточённых боях с противником - хорошо обученным, до зубов вооружённым, вступающим в схватку с хода и при поддержке авиации. В то время как нашим войскам приходилось принимать бой на неподготовленных позициях, в голой знойной степи, фактически без прикрытия с воздуха. Во всей этой каше Изгин не получил ни одного серьёзного ранения.
В душе крепла уверенность, что предназначен он для какого-то другого, важного, ответственного дела, потому и не берёт его ни вражья пуля, ни осколок разорвавшегося снаряда. Наверное, Орлов назвал бы это мракобесием и шаманством, а дед Ршыун - наверняка по-другому. Волчица охотнику больше не снилась, но лишь потому, что спал он без сновидений. В краткие часы между боями валился с ног, окунался в сон как в беспамятство, а потом снова в строй. И опять пули свистят над головой, вновь жизнь висит на волоске.
В конце августа 14-й танковый корпус немцев прорвал оборону у хутора Вертячего и вышел к правому берегу Волги, а в сентябре часть Изгина оказалась уже за Городищем, принимая участие в уличных боях. Вот тут и настигла
Его отправили на левый берег Волги. В полевом госпитале сделали сложную операцию. Повезло, если бы ни Островерхов, хирург от бога, ходить бы Алексею всю жизнь в штатских, с рукой на перевязи. Но дух войны вёл охотника. Провалявшись на госпитальной койке до октября, Изгин вновь начал проситься на фронт. Его определили в интендантский взвод, рука хоть и действовала, но пока не в полной мере. Алексей не терял времени даром: подружился с инструктором по стрелковой подготовке. Тот проверял и закреплял навыки пополнения, прибывающего к Сталинграду. Изгин же тренировал руку и восстанавливал способность крепко держать оружие. Упражнялся в стрельбе ежедневно, вызывая порой восхищение и зависть инструктора. Вот только приходилось пока пользоваться упором, держать на весу тяжёлую трёхлинейку не получалось.
Орлов в это время методично собирал материал. Сводки о диверсиях поступали регулярно - сожжённые баржи из Астрахани, разрушенные переправы, взорванные склады. Эшелоны с Урала, пущенные под откос. Лейтенант Госбезопасности мотался по обоим берегам Волги, вниз и вверх по течению, искал следы. Искал диверсантку. Но та уходила, скользила где-то рядом, но не в поле зрения, просачивалась в невидимые щели, растворялась в толпе эвакуированных гражданских лиц.
Иногда лейтенанту казалось, вот-вот он вновь встретит её. Может быть, опять возле рынка, в небольшом поволжском посёлке, а может, в комендатуре или просто на улице. Теперь-то Орлов не ошибётся, теперь он знает, как обращаться с этой девчонкой. Да и девочка ли она? Коварный, изворотливый враг, подлая убийца, не имеющая ни чести, ни сострадания. Вообще никаких человеческих чувств...
Предмет поисков действительно находился рядом. Судьба, будто набросила невидимый аркан и стягивала петлю всё туже, сближая трёх человек - Охотника, Ловчего и Волчицу. Не разминуться им, не уйти от встречи. Вопрос лишь в том, кто это свидание переживёт...
Глава 11
1942 год, недалеко от Сталинграда. Гондукк
На эвакопункте было холодно. Сквозняки продували тесное помещение - покосившиеся, щелястые двери, разбитые, наспех поправленные окна. Люди сидели на лавках, на полу, где придётся. Все с мешками, с чемоданами. Плакали маленькие дети, их успокаивали мамы, и в этой толчее девочка лет десяти не бросалась в глаза. Сидит тихонько в углу, прижимая к груди игрушку, плюшевого медвежонка с одной лапой. Наверное, где-то рядом и родители. Быть может, её мама - вот та измождённая женщина лет сорока, что сидит справа, а может, молодуха, что слева?
Между акциями Гондукк предпочитала находиться среди людей, на виду. Тут не пристают с вопросами, не подходят патрульные, вообще никто не обращает на тебя внимание. Если не высовываться. Каждый считает, что если ребёнок не твой собственный, то, значит, соседский. Ну действительно, кто оставит нынче маленькую девочку без присмотра? А приспеет время грузиться в транспорт, она найдёт возможность тихонько скрыться, ускользнуть. И перебраться в другое место, затеряться в толпе.
Да и прохладно, октябрь месяц на дворе. В помещении хоть и сквозняки, а всё ж не на улице. Одно плохо, стоит прикрыть глаза, и начинают одолевать воспоминания. В последнее время это случалось с Гондукк всё чаще. Память послушно отматывала ленту прошедших месяцев назад, услужливо подсовывала картинки прошлого. Вот и сейчас...