Диверсантка
Шрифт:
Однако стоило коснуться дел на фронте, чего-то, что хотя бы немного могло приоткрыть завесу над его работой, замолкал. Лишь иногда лицо его темнело, и лейтенант принимался скрипеть зубами. Желваки играли на скулах. Изгин не мог знать, что в эти минуты Орлов видит совсем другую девочку. Перед внутренним взором его, словно наяву, предстаёт худенькая фигурка с лицом, закрытым платком. Рука сдвигает ткань, а под ней открываются холодные недетские глаза, и родинка слева...
Орлов не мог знать, что спасла его случайность. Человек, воспитанный инструктором Ло, не делает ошибок, но в момент удара коротенькое шильце, зажатое в маленьком кулачке, - не слишком-то
Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать паралич мышц жертвы, но недостаточно, чтобы остановить сердце. Лейтенант выжил и теперь знал врага в лицо. Знал точно, кого нужно искать, и даже догадывался где. Он не собирался рассказывать этого соседу по госпитальной палате, симпатичному, но полуграмотному бойцу, выросшему где-то в глухой тайге. Каша у парня в голове, это точно. Жаль времени нет и возможности. Он взялся бы за его воспитание, выковал бы из него настоящего комсомольца без всякой дури. Но это потом, если получится. А сейчас...
Он даже не собирался объяснять детали старшему майору, непосредственному своему командиру. Лишь бы восстановить работу мышц, вернуться к нормальному состоянию, стать в строй. А там - он уговорит, убедит начальство направить его туда, где может объявиться эта чертовка. Обманет, если нужно, но своего добьётся. И прищучит бестию, посадит её в клетку или уничтожит.
Подобные мысли заставляли вновь приниматься за тренировки - стиснув зубы, едва сдерживая стон. Упорство вознаграждалось, с каждым днём объём движений в конечностях увеличивался. Настанет день и Орлов поднимется с койки, самостоятельно доковыляет до окна, преодолев три метра пространства, пропахшего карболкой и несвежими бинтами, напитанного болью и страданием. Это будет победой, с этого момента свобода движений начнёт увеличиваться день ото дня...
А Изгину тем временем снились неприятные сны. Были они родом из травматического бреда, но тема рыси, притаившейся в ветвях, отгорела. Кошка прыгнула, но промахнулась. Не вцепились острые когти в плечи охотника, впустую клацнули острые клыки. Вблизи от шеи, но не на артерии - в воздухе. Потому что ловкий охотник, помощником которому выступал не только дух охоты, но и сам дух войны, ушёл с линии атаки в последний миг. Увернулся, не дал себя одолеть. И более того, сам вскинул меткое ружьё и всадил пулю зверю прямо в сердце.
Однако праздновать победу оказалось рано. Вместо кошки пришла волчица. Она не кидалась на Алексея, не норовила ухватить его за горло. Она вообще ничего не делала, просто стояла в отдалении и смотрела жёлтыми глазами, но ужас заползал в душу от этого взгляда, сжимал сердце ледяной рукой. Мешал дышать, не давал жить. И становилось ясно: не просто так стоит она - к прыжку готовится, к действию.
Как это случается только во сне, Изгин знал, что волчица многократно опаснее рыси. Хитрее, сильнее и кровожадней. Что такого противника он ещё не встречал на своём пути через войну. Мало того, угроза нависла не только над ним, но и над Орловым, над многими и многими другими людьми, окружающими его и находящимися на отдалении. Волчица опасна для всех, она способна противоборствовать духам, готова вступить в схватку даже с духом войны, самой природой истребления. Она есть и порождение кровавого противостояния, и, одновременно,
И сможет ли тут помочь испытанная трёхлинейка? Будет ли полезным искусство меткого выстрела, если целью окажется дух над духами, огненная смерть, явившаяся во плоти? Алексей просыпался потный и дрожащий. Мракобесие, шаманство? Он доверял Орлову, видел в нём наставника, занявшего место нивха-охотника, но и отказываться от мудрости маленького народа не собирался. Правда порой многолика, а истина - кто её знает достоверно? Так и уживались в его уме две истории: одна - о справедливом устройстве мироздания из древних поверий, другая - советская, большевистская, прямая как линия партии и взгляд серых глаз лейтенанта Госбезопасности.
Одно знал наверняка, ему придётся вступить в бой с волчицей. Не миновать этой доли, не обмануть судьбу, да и не нужно этого. Кому как не охотнику укротить взбесившегося зверя? Он готов. И какая правда ему тогда поможет - жизнь покажет.
Майская операция под Харьковом окончилась для Красной армии катастрофой. Гитлер же на совещании 1 июня в Полтаве прямо заявил, что майкопская и грозненская нефть нужна ему как воздух. Фашисты рвались на юг, к Ростову, к Дону и Волге. К Сталинграду. Юго-западная группа войск Красной армии, жестоко потрёпанная в майских и июньских боях, мало что могла противопоставить Вермахту.
Город, носивший имя вождя народов, привлекал к себе особое внимание. Сюда стекались сырьё с юга России и вооружение с востока, из Сибири. Здесь же работала собственные производственные мощности - с конвейеров сходили танки, пушки, снаряды. Перерезать волжскую артерию, уничтожить город, поименованный в честь злейшего врага - вот к чему стремился Гитлер. Повторное наступление на Москву, предложенное генералитетом, он отверг как шаг предсказуемый. Вмешавшись в стратегическое планирование, фюрер разделил свою южную группировку на два рукава. Группа армий А нацелилась на Северный Кавказ, а группа Б, в основном состоявшая из 6-й полевой армии Паулюса, считавшейся лучшей и самой обстрелянной в Вермахте, устремилась в междуречье Дона и Волги, к Сталинграду. По традиции Генерального штаба операция получила название «Синий вариант».
В начале июля интересы воюющих сторон стали понятны всем. Тогда же Орлов не только встал на ноги, но и вернул себе уверенную физическую форму. Медкомиссия разрешила ему продолжить службу, и лейтенант Госбезопасности вернулся в свою часть, но лишь для того чтобы просить перевода в штаб Юго-западного фронта. С непосредственным командиром, старшим майором, предстоял непростой разговор. В последнюю встречу тот не очень-то поверил в рассказ о девочке, способной неизвестным образом плавить железнодорожные рельсы. Теперь же придётся объяснять, как она одним лёгким движением руки завалила его, крепкого взрослого мужчину. Этого делать не хотелось.
Врачи, поломав голову над странной клинической картиной заболевания лейтенанта, остановились на инсульте. Их смущало многое, в том числе и быстрое восстановление у больного двигательных функций. При инсульте, как правило, это процесс длительный, но в данной истории болезни всё выглядело странно: начиная с внезапного падения офицера, ранее ни на что не жаловавшегося, и заканчивая отсутствием вразумительных ответов пациента на вопрос, как началось и с чем связано заболевание. Врачам Орлов не мог сказать правды. Зато диагноз его вполне устраивал, тем более что в настоящий момент эскулапы признали лейтенанта здоровым и пригодным к прохождению службы.