Дивизия цвета хаки
Шрифт:
Вместе с баком мне дали по старой дружбе бидончик с особым клеем.
– Ты потом бидончик верни. Клей секретный. Видишь, номера пробиты. Мы их возвращаем потом на завод, – сказал младший «немец».
Клей этот мне известен. Он хватал металл так, что сварки не нужно! Да что металл! Подошва на ботинках намертво прилипла. Верх кожаный поистерся, а клей держал. Между прочим, этим клеем я уже ухитрился еще прошлым летом «склеить» два вида печати: плоскую и глубокую. Об этом отдельно, для тех, кто интересуется историей отечественной полиграфии в экстремальных условиях.
Бак, желтый, как молодой одуванчик, мы перенесли на руках. Пушинка! Ведь могут делать для авиации!
Дырки,
Через день бак, водруженный на помост, принял воду. Но что делать с душевой, чем покрасить?
– Нет у меня краски. Это дефицит. Отстань. Впрочем... Тут в бочке у начальника Дома офицеров есть немного. Но ты всю не трать. Мне нужно для наглядной агитации, – вот такой разговор с Игнатовым и определил «убийственный» цвет душевой изнутри.
В бочке, которую прикатили бойцы, было около двадцати килограммов розовой (!) нитрокраски. Я с сомнением посмотрел, а потом махнул рукой: красьте!
Жалко было только кисти, после нитрокраски – хоть выбрасывай. Через часок не утерпел, заглянул внутрь, бойцы уже перешли в раздевалку. Я толкнул дверь в душевую и вместе с волной ацетона на меня накатил истерический смех.
Это был даже не будуар самой чувственной из куртизанок. Это было воплощение порока. Нежно-розовый, жемчужный. О, какие воспоминания будил этот цвет! А солнце, пробивающееся особым образом через масксеть, еще более усиливало эротические фантазии. Я представил себе толстопузого волосатого мужика в этой розовой коробочке под струями теплой, ласкающей воды. О, б...дь! Игнатов за такую красоту точно наградит «орденом Сутулого с закруткой на спине». А солдаты продолжали обильно мазать стенки. Поскольку дерево не было проолифлено, то впитывало краски втрое больше. Какая уж тут наглядная агитация. И за это еще добавит начпо.
На мой смех явился Махно и тоже заходил кругами по двору, держась руками за живот. Ему-то что? А я стал ждать расплаты.
На следующий день начпо явился. Он отругал меня за перерасход краски – в бочке было пусто. А потом, заглянув в душевую, нервно закурил и сказал, прищурившись: «Ты не мог другой колер добавить?» Тут появилась спасительная лазейка: «Так пробовали. Не берет «нитра», не смешивается». Это было сущей правдой. Но не для данного случая.
– А пол зачем красили? – задумчиво спросил Игнатов. – Можно было оставить краску...
– Так это чтоб не сгнил, товарищ полковник.
– Я такого б...ского цвета в жизни своей не видел. А краски я тебе больше не дам. Завтра я сюда с дороги привезу члена Военного совета армии. Простыни вам принесут. Чтобы порядок был...
Пронесло! В этот вечер личный состав мылся в своей душевой. Вода в баке за день нагрелась градусов до сорока. Можно любую грязь смыть. Своя теперь душевая. А скоро и баньку построим. Чертежик у меня уже был. Как всегда, не хватало цемента. Чем топить? Соляркой. «Поларис», радующий душу рокотом ракетного двигателя, отцы не зря изобрели! О нем, чудо-печке, разговор особый, но не сейчас.
А гости высокие прибыли. Дело в том, что в дивизии с утра началось подведение итогов. Ну, представьте себе: бетонно-металлический ангар с тонким слоем дерева изнутри. Какие там кондиционеры в 1982 году? Их и в медсанбате не было, разве что у начальства, да изредка в общих комнатах для старших и штабных офицеров. В этом ангаре – Доме офицеров – пятьсот человек. Так, наверное, пахнет в свежем гробу. Сосной и кадаверином, когда на улице плюс сорок, а на солнце все семьдесят.
Ничего нет мудреного в кадаверине. Это запах разложения. Тухлая
Вот, мать их афганскую, сначала помоги, а потом вынюхивай.
Но тут вот что странно.
Афганцы всегда селились возле воды. А наши гарнизоны стояли исключительно в гиблых, пустынных местах. Являясь оккупантами, по сути дела, мы очень боялись внешних признаков захвата Афганистана. А ведь форма должна хоть немного отражать содержание. Иначе – на помойку!
Да... Гости! Они зашли распаренные: Игнатов в полушерстяном обмундировании, портупея, все такое, с ним два генерала в генеральских чешских рубашках с лимонными пуговицами и при галстуках. Огромные такие, как медведи. Это были командующий армией и член Военного совета – начальник политического отдела армии. Очень большие (по габаритам) были генералы в Советской армии на моей памяти. И никогда, за редким исключением, не худые. Работа сидячая, что ли? Что большие – это понятно. Физическая сила в карьере офицера – большое дело! На первом этапе, разумеется. Да и партийным карлам-вырожденцам очень нравилось, что они могут руководить здоровыми мужиками-гренадерами. А что толстые – это от специальной пищи, которую враги народа из Военторга скармливали высокому начальству.
Генералы быстро и благосклонно осмотрели редакцию и типографию, а потом последовали в душевую.
Зашумела вода, зафыркали довольные «медведи».
Внезапно я отчетливо услышал:
– Доски-то прогибаются. Не провалимся? Какая тут у них глубина? Метра два?
Черт! Тонкие доски под таким живым весом действительно «заиграть» могли. Нужно было успокоить генералов. Представляете себе: купается человек и думает, что вот-вот в сливную яму упадет?
– Товарищ генерал, – подал я бодрый голос из-за стенки, – пол этот все выдержит. А под вами двадцать сантиметров – и железный кузов. На нем баня стоит.
– Ну, утешил! – в душевой довольно засмеялись.
А полы в душевой мы все же перестелили. Не в генералах дело. Доски ощутимо прогибались и под моими семьюдесятью килограммами.
Сила есть...
Окружная газета «Фрунзевец» напечатала очередной мой материал «о героях ратных будней». На сей раз героем (я не беру это слово в кавычки) был командир расчета противотанкового орудия сержант Гуцу. Каким образом в славную молдавскую фамилию вкралось лишнее, несуразное «е» – не пойму. Но мой романтический заголовок был набран 48-м кеглем так: «Клинок сержанта Гуцеу».
Вот это был облом! Я пошел извиняться в дивизион. По-моему, сержанту было меня жаль. Он краснел и успокаивал: мол, что вы, товарищ капитан! Здесь же все про меня правильно. А вот про деда все правильно... А фамилия... Поймут, что это я.
Противотанковый дивизион мне откровенно нравился. Хорошее, крепкое хозяйство. Все было основательно. Впрочем, это характерно для артиллеристов на долговременных позициях. Командир здесь был умница в своем деле и очень хозяйственный человек.
Дивизион мог, с завидной точностью, накрывать цели в южном направлении от нашего плато. Во всяком случае, до Муршеха, Лархаби и за проклятую Мадрасу «Рапиры» доставали. А наши рейдовые группы в основном вступали в перестрелки с моджахедами именно в этой части речной долины Кундуза от Даври-Рабата до Хазары. Вот ведь, что хорошее, так не засело в памяти, а эти кишлачки и перед смертью не забыть! Впрочем, не внукам, так правнукам они еще станут «этапами большого пути».