Дивное лето (сборник рассказов)
Шрифт:
— Встань! — приказал он связанному.
И человек тот встал. Я все думала — вот он что-нибудь скажет нм или сделает что: бросится на них, ну хоть зубы оскалит; но он ничего не сказал, ничего не сделал, только встал.
Тиболла направил на него фонарь, круг сомкнулся еще тесней.
— Из-за таких вот гадов и нет человеку покоя! — сказал, весь трясясь, Бан.
Тот уставился в землю. Кантор пихнул его, но под взглядом Михая отошел.
— Веревку-то крепко держишь? — тихо спросил он у моего сына, — Я только проверить хотел…
— Держу! — жестко ответил Михай.
— За девками гоняться?! Ишь чего вздумал! — оскалился Бан и плюнул в незнакомца.
— Он и на меня напал, когда я от колодца шла! — Я оглянулась по сторонам, не понимая, кто это провизжал: да ведь это я! У меня руки и ноги похолодели, так я перепугалась. Но все ж таки не созналась, что неправда это. Молча глядела, когда мужчины на него закричали, стали толкать, пинать его. Я не раскаивалась. Если бы человек этот вымолвил хоть слово или что-нибудь сделал, может, я бы думала по-иному. Но он все сносил. Ну а коли так — пусть! Я искала глаза сына, но прямо передо мной стоял Хорват, который, приподнимая шляпу, все вытирал лоб и канючил:
— Ну пошли, пошли уж, сведем его в отделение…
— Пошли! — резко сказал Михай. — Отведем гада!
Он дернул веревку, человек пошатнулся.
— Ну ты, каналья! Что, в Таполцу захотел? Будет тебе Таполца, не беспокойся!
Тот все смотрел в землю.
Я отошла в сторону, чтобы дать им дорогу. В груди был такой холод, что стало страшно. Я отошла, и они зашагали. Впереди шел Тиболла с фонарем, за ним остальные. Они окружили связанного кольцом. Михай шел с ним рядом, держа конец веревки. А тот человек опять перестал походить на человека. Он снова смахивал на какое-то животное. Не на бродячего пса, а на другого какого-то гадкого зверя. Он не произносил ни слова, только шел и шел в окружении своих стражей.
1972
Дивное лето
Не любил он чужие ванные. На полке над умывальником стояло, правда, какое-то дезинфицирующее средство, которым хозяйка, должно быть, все опрыскивала после каждого квартиранта, но Шандор все равно старался ни до чего, кроме крана, не дотрагиваться, а ноги намылил и ополоснул еще раз, когда после душа вылез на маленький резиновый коврик.
В дверь постучали, тихо, но настойчиво. Обозлившись, он пустил сильную струю воды — пусть слышат. Вот этого он тоже не любил, эту спешку. Вечно приходится вычислять, когда можно прошмыгнуть в ванную, не говоря уже об уборной — там тоже всегда занято и тоже без конца барабанят. Стук повторился, дернулась дверная ручка — ну уж это слишком! Минутку! — закричал он в ярости, а потом повторил по-немецки: Moment! — подозревая, что рвутся немцы из соседнего номера. А может, итальянцы. Итальянцы в набитом до отказа «фиате» прикатили вчера после обеда, когда семья Шандоров была еще на пляже, и, видите ли, не могли въехать во двор из-за их «жигулей». Вечером они подняли по этому поводу такой крик, что Шандор только за голову хватался. И досаднее всего, что хозяйка взяла их сторону. Машину следует ставить так, подпевала она своим итальяшкам, чтобы всем хватало места, и она, мол, вправе требовать этого хотя бы потому, что не берет за стоянку ни гроша. Шандор хотел было сразу собраться и дать ходу, да Клара убедила остаться.
Ручка опять дернулась. Даже не вытеревшись как следует, он накинул халат, схватил бритву и несессер, распахнул дверь и вышел. От двери
— Ну наконец-то! — встретила его в комнате Клара. — Завтрак на столе! Ребенок совсем извелся.
10
Спасибо, синьор! ( итал.)
Он не ответил, молча убирал свои вещи.
— Вечно вас приходится ждать, — канючил маленький Шандри. Он сидел за столом, аккуратно причесанный, в новеньких фирменных джинсах и полосатой майке. Руки засунуты за широкий пояс, подбородок уткнулся в грудь; он сполз со стула и почти лежал, расставив ноги.
— А этому чего не хватает? — спросил Шандор. Приспособив вместо зеркала створку окна, он стоял и причесывался. — Чего ему не хватает с самого утра?
— Он есть хочет, — ответила Клара.
— А я тут при чем?
— Ни при чем. Я просто объясняю. Ну иди же, будем наконец завтракать. Мы только тебя ждали.
— Ко мне ломились эти вчерашние щенки.
— Осторожно, там мой краб, — сказал Шандри.
— Что-что?
— Мой краб. Смотри не опрокинь.
— Что не опрокинуть?
— Краба, — спокойно объяснила Клара. — Там, под окном, в банке из-под варенья.
— Он будет вонять. — Шандор уставился себе под ноги.
— Не будет. — Шандри еще больше набычился. — Я его домой повезу. И морскую звезду. И морских ежей тоже.
— Да они уже воняют, — возмутился Шандор.
— Нет, не воняют!
— Но я же чувствую. И всю ночь чувствовал. Разлагаются и воняют.
— Вовсе они не разлагаются!
— Ну ладно, не спорьте, давайте есть, — уговаривала Клара. — Папа, иди скорее.
— Могли бы есть без меня. — Шандор сдул волосы с расчески. — Помыться спокойно не дадут в этой паршивой ванной! Толкутся без конца перед дверью! — Он отодвинул стул, сел, посмотрел на кубики плавленого сыра и маленькие коробочки с джемом на тарелке. Потянулся к чайнику: — Кофе?
— Нет, чай. Налить?
— Давай, — Дожидаясь, пока Клара поставит перед ним еду, он опять вспомнил: — Мы не потащим с собой всякую вонючую дохлятину!
— Ах, оставь, пожалуйста, — вздохнула Клара. — Ведь он сам их поймал в море! Это его маленький зверинец. Ну, ешьте.
— Я не хочу сыру, — сказал Шандри.
— Возьми джем, — предложила мать.
— И джема не хочу, он мылом пахнет!
— Чем? — ошеломленно уставился на него отец. — Мылом? Ты что выдумываешь?
— Надоело мне есть каждое утро сыр и джем.
— Ему надоело! — возмутился Шандор. — Ты слышишь? Ему, видите ли, надоело!
— Да, надоело, я их не люблю. — Шандри дерзко выпрямился, топнул ногой. — Меня от них тошнит!
— Не топай! — закричал на него отец. Он снял обертку с сыра, с подозрением надкусил и опять положил на тарелку; пережевывал, запивая чаем. — Замечательный сыр, лучше здесь не достанешь.
— Послушай, мой мальчик, — осторожно вступилась Клара, — мы платим за завтрак четыре динара. На четыре динара что купишь? Чай или кофе, сыр, джем, какую-нибудь булочку и фрукты. Зато не нужно бегать с самого утра, выискивая, где бы поесть. Папа очень умно придумал.