«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть II. Камышловское духовное училище на рубеже XIX-начала XX веков
Шрифт:
Во втором классе введено было чистописание.
Излишне говорить о том, что всё изучение предметов основано было на зубрёжке. Только по двум предметам было нечто похожее на практику, это: а) по Уставу давались задачи на определение порядка богослужения по «Триоди постной» и «Триоди цветной», а также на подыскание тропарей [120] и кондаков [121] на часах; б) по географии мы вычёркивали карты с занесением рельефа. Карты вычерчивать нам давалось в виде домашней работы на срок, причём по традиции мы старались их выполнить художественно в красках на александрийской бумаге. Это да ещё рисование слова «отпуск» недели за две до него – были два случая, когда нам предоставлялись возможность показать свой художественный талант в графике.
120
Тропарь – краткое
121
Кондак – повествовательный стих, посвящённый тому или иному церковному празднику.
В учебном плане духовных училищ не было ни черчения, ни рисования, предметов, рассчитанных на развитие у детей способности мыслить художественными образами и запечатлевать их в рисунке. Однако, всем известна любовь детей к рисованию и вообще к декоративному искусству. Естественно и у «духовников» самопроизвольно возникала тяга к этому, но она не получала организованного направления и выливалась в странные причудливые формы, несколько комического типа. Так, примерно за две-три недели до отпуска на рождественские каникулы имели распространение среди бурсаков небольшие плакаты со словом «отпуск». Эти плакаты имели яркую окраску с разными окрашениями: цветами, картинками и пр. Авторы их изощрялись в различных приёмах художественного творчества. Психологически основой появления этих плакатов были мечты о том, чтобы скорее освободиться от «бурсы» с её казарменной обстановкой и уехать поскорее домой на каникулы. По-человечески: что можно сказать против такого мотива? Но надо думать, что если бы в школе преподавалось рисование, то эти плакаты не были бы столь стереотипными, однообразными и сухими, какими они были на самом деле.
В третьем классе при изучении географии в качестве контрольной работы по курсу требовалось сдавать преподавателю контурные карты с обозначением названий морей, гор, рек и пр. Делалось это так: географическую сетку ученики делали при помощи самодельного циркуля, а контуры снимали с карты на оконном стекле. Эти работы являлись поводом к упражнениям в художественной работе над ними: нужно было в красках показать рельеф той или иной местности, горы, низменности, цвет воды и пр. И «бурсаки» жадно накидывались на это дело, соревновались в искусстве. Находились и такие, которые дрались, выполнить эту работу за деньги – по двадцать коп[еек] за карту. Это было возможно потому, что преподаватель не мог проверить, кто de facto был выполнителем работы, а среди «бурсаков» находились папенькины сынки, которым уплатить 20 коп[еек] было ни почём. Нужно сказать, что среди «бурсаков» находились такие «художники», которые группировались в настоящую фирму.
Экзамены проводились по всем предметам во всех классах в присутствии трёх экзаменаторов и в официальной обстановке – при зелёной скатерти на столе. Представим, например, обстановку экзамена по арифметике в I кл[ассе]. В комнату сносятся все доски, отчего стол с зелёной скатертью, окружённый досками, оказывается в полумраке, а за ним три экзаменатора одетые официально – в сюртуках. Мальчишку 11 лет это повергает в трепет, и он, как за крайность, берётся за иконки, чтобы защититься от своих «недругов».
Экзамены продолжались две или даже три недели с половины мая в самые жаркие дни. Бурсаки расползались по всему двору в поисках уединённых мест, делали себе ниши в поленнице дров и там, как шмели, гудели на все лады.
Во время экзаменов ученики были предоставлены сами себе – учителя к ним не приходили.
Иногда товарищи друг другу давали советы, как нужно держаться на экзамене, чтобы «заработать» пятёрку.
Так, по пению отбивать такты полагалось ударами руки по бедру, и давался совет такой: «ты бей, бей по бедру – не жалей». И бывали случаи, что Михаил Михайлович вынуждался удержать ревнивого искателя пятёрки от «самоубиения». Чего только не подскажет наивность «сих малых» в борьбе за своё существование.
Быт «бурсаков»
Когда за вошедшим в главный вход училища учеником закрывалась дверь при возвращении с каникул, это означало, что она откроется пред ним, когда он будет отправляться на следующие каникулы. Выход в город разрешался только в редких случаях: когда кто-либо приезжал из родни; когда можно было сходить [в город] к кому-либо из родни. Правда, позднее, когда мы учились в третьем классе, разрешалось группе в 3–4 человека ходить в город за покупками конфект, пряников и т. д. по заявкам отдельных «бурсаков». Но это было уже, так сказать «смотрительный» случай.
С момента вступления в здание «бурсы» «бурсак» поступал в распоряжение звонков: по звонку вставал, ходил на уроки, в столовую и, наконец, ложился спать.
Распорядок дня [122]
Утро. Ничто так не подчёркивало ему сухость, казарменную обстановку жизни на «бурсе», как утро: полумрак в спальне, унылый гудок фабрики Алафузовых [123] , зимой иногда недостаточно тепло. Вспоминается домашний уют, утренний чай со свежей стряпнёй, ласковое приветствие родных. [124]
122
Авторский заголовок очерка: «Вот распрядок его дня».
123
Имеется в виду кожевенный завод промышленников Алафузовых в г. Камышлове.
124
В очерке «Режим дня на бурсе» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор уточняет: «Жизнь шла по звонкам. Первый звонок в 6 часов утра. Он сливался с гудком на Алафузовском заводе и вызывал в душе что-то сухое, тягучее. В 6 1/2 ч[асов] второй звонок, причём предполагалось, что к 7-ми часам ученики умоются и соберутся в классах» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 53.
Дружное шествие к умывальнику и обратно и приветствия «старших» на ходу «пучкой». Умывальник в нашем училище был расположен на стенке столовой у входной двери в нее. Вода в резервуар наливалась снаружи – свежая, прохладная прямо только что привезённая в бочке из Пышмы. В раз умывалась целая шеренга стоящих вдоль стены учеников. Утренний чай в 8 часов. В столовую все шли парами, начиная с «приготовишек». При прохождении мимо четвёртого класса бывали «приветствия» с «добрым утром» «пучками» и «ножками». К чаю давался небольшой кусочек белого хлеба, сахарок и чёрного хлеба quantum satis. [125] У каждого стола на пятнадцать-двадцать человек (столы были сдвинуты) стоял «сторож» (так вообще называли обслуживающий персонал) с кувшином кипятка, чайником с заваренным чаем, чашкой с молоком и ложкой. Если кому-либо из учеников нужно было получить вторую чашку чай, то он «вылезал» из-за стола, подходил к «сторожу» и получал вторую или третью чашку чаю с ложкой молока.
125
quantum satis – по-латински на сколько хватит.
После чая до уроков оставался небольшой промежуток времени, который использовался для повторения уроков или подготовки к ним, причём некоторые «богобоязненные» мальчики этим же временем пользовались для молитвы. Всегда можно было на площадке перед входом в церковь видеть их, коленопреклонённых и шепчущих молитвы. Здесь они и встречали приходящего в училище М. Н. Флорова.
С 9 ч[асов] до 2-х проходили уроки, по часу – четыре урока. После двух уроков была большая перемена минут 30.
В два часа – обед. Затем два часа отдыха обычно на воздухе. [126] В 4 часа – вечерний чай в том же виде, что и утром. С 5-ти часов вечерние «занятные» часы до 9 часов с такими же интервалами, что и уроки. [127] В 9 часов – ужин. В 10 часов – звонок ко сну.
126
В очерке «Режим дня на бурсе» в составе «Автобиографических воспоминаний» в «свердловской коллекции» воспоминаний автора: «… игры на дворе, но можно было оставаться и в здании» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 393. Л. 53.
127
Там же: «Временами заглядывал в класс надзиратель, а на переменах обязательно присутствовал в коридоре» // Там же. Л. 53–53 об.
Под праздники и в праздники этот порядок изменялся так: под праздник вместо «занятных» часов – «всенощная» и примерно час занятий до ужина, а в праздник: литургия, чай и, примерно, час занятий до обеда.
Когда мы учились в четвёртом классе, то в большую перемену между уроками давался завтрак.
Во время масленицы, первой недели поста этот порядок изменялся, а также в среды и пятницы великого поста, когда ученики направлялись на литургию «преждеосвященных даров». [128] Таковым был ритм жизни «бурсака» в течение десяти месяцев ежегодно, а весь порядок его определялся звонком.
128
Там же: «В Великом посте по средам и пятницам уроки сокращались, и ученики присутствовали на литургии преждеосвящённых даров. На масленице в течение 3-х дней занятий не было. На первой неделе говели – занятий не было. На Рождество обычно все разъезжались по домам, а на Пасху несколько человек оставались в училище из-за распутицы» // Там же. Л. 53 об.