Дизель решает все
Шрифт:
— Вот только не думай, что без тебя не проживу! Благодетель нашелся! Да скатертью дорога! Катись колбасой куда хочешь! — Полина чуть не подпрыгивала, выкрикивая эти слова, а потом неожиданно расплакалась. Я был готов к взрыву эмоций в любой форме, поэтому так же спокойно, как и прежде, продолжил:
— Вот видишь, Поля, плохо мы с тобой ладим, цапаемся постоянно. А знаешь почему? Стерва ты натуральная, иначе не скажешь. Детей у тебя нет, а без детей бабы стервенеют. Все прошлым живешь, мужа уж четырнадцать лет как нет, могла бы снова замуж выйти.
— Ничего, то есть — ничего особенного?
— Ты прекрасно понимаешь, что я сказал, не придуривайся.
— Да? А почему же ты тогда меня вовсе не замечаешь? Все мужики как мужики — думают раз вдова, то и побаловать можно! А этот только в первую ночь, да и то с какой-то ерундой!
— Хочешь сказать, что ты к моим кошмарам отношения не имеешь?
— Это само собой получается, когда боюсь или злюсь, давно заметила. Просто научилась этим пользоваться.
— А меня стало быть не боишься?
— Нельзя тебя бояться, дом сожжешь к чертовой матери, приходится в руках себя держать.
— А прежние постояльцы как же? Неужто никто к тебе вопросов не имел из-за баловства твоего?
— Отчего же, ломились ночью, как и ты, только у них совсем другое на уме было, я их не пускала, а боялась и злилась еще больше. Дольше двух дней ни один не выдерживал.
— Ага, ты, значит, и не злишься на меня вовсе, мне это только кажется? Врать когда научишься?
— Злюсь, и еще как! Только не по ночам. Сначала трудно было, а потом привыкла, что ли, да и трудно стало злиться на тебя, никакого вреда от тебя нет. Да и заявляешься редко.
Я сидел и задумчиво смотрел на Полину, открывая ее для себя заново, будто видел в первый раз. Да, в общем, так оно и было, ведь при обычных наших пикировках на нее лишний раз и глаза поднимать не хотелось, а сейчас, наряду с новыми гранями ее внутреннего мира, я подмечал детали, на которые раньше просто не обращал внимания. Вот вижу, у нее сполз с головы неизменный платок и из-под него показались сильные, слегка вьющиеся светло-русые волосы. Вот она моргнула, взмахнув своими длинными, прямо-таки лошадиными ресницами, спрятав на короткий миг пронзительно голубые глаза, вот разомкнулись бордовые в свете свечей, маленькие пухлые губы, впустив в высоко поднявшуюся грудь глубокий вдох. И почему я раньше этого не замечал? Мысли заметались, и голова плавно утратила ведущую роль, уступив ее месту пониже пояса.
— Поля, иди ко мне, — очень ласково, осторожно, словно боясь спугнуть, и одновременно просительно-повелительно сказал я.
Полина словно застыла в нерешительности, но когда я встал, потянулась ко мне и прижалась всем телом, спрятав голову у меня на груди. Нежно поцеловав ее розовую мочку, погладил по голове, сдвигая платок на спину. Она, отвечая на ласку, подняла лицо, и я почувствовал ее теплое дыхание. Еще миг, и наши губы сомкнулись, в голове зашумело и закружилось, сердце так забило изнутри в грудную клетку, словно хотело оттуда вырваться, и я полностью потерял над собой контроль.
— Вот дура! —
— Чего? — Я непонимающе уставился на это представление, с трудом приходя в себя.
— Так получилось, Семка, что ты у меня первый. Извини.
— За что? Постой, ты же замужем была!
— Повенчаться успела, как и на своей свадьбе погулять, а остальное — увы. Не хочу рассказывать.
— И что, так и никогда ни разу?!
— Я и говорю — дура.
— Точно.
— Ах, Семка! Я так тебя люблю! Всегда-то ты мне правду скажешь, душой кривить не будешь… — Она счастливо засмеялась и, повиснув на мне, впилась в мои губы.
Вот и пойми поди этих баб!
Утро на заводе началось с неприятного сюрприза, заставившего меня изрядно напрячься. Причем я даже не прошел еще через проходную, застряв в толпе, скучковавшейся на улице возле стенда со стенгазетой.
— Семен! — это Михалыч высмотрел меня и теперь машет рукой. — Иди глянь, что твой Петька учудил!
Подойдя к стенду мягко раздвинув лиц, гораздо менее заинтересованных, чем я, увидел статью на четверть общей площади «Комсомольского листка». Так почитаем. Комсомолец, ударник и просто красавец, ну это я им еще вчера сказал. На сколько, на сколько план перевыполнил? Петька придурок! Не мог поскромнее сказаться! Да перед ним даже Стаханов нервно курит в сторонке! Вернее, будет курить, лет через пять. Да он, оболтус, всех под монастырь подведет! И меня в первую голову! Сейчас как пить дать какая-нибудь контролька с рулеткой припрется, длину швов замерять и объем работы оценивать! Одна надежда только на то, что мы за месяц столько наварили, в прямом и переносном смысле, что мерить замучаются, да и подлезть теперь далеко не везде можно.
Ну только попадись мне, Петька! Хвост к едрене матрене оторву, хвастать нечем будет!
Так, что там дальше пишут? Что?! «Комсомольское собрание выходит с предложением руководству завода о назначении Петра Милова бригадиром сварщиков». Мля! Это что, битый небитого везет, или как?
Михалыч, глядя на меня, ржет в голос. Другие работяги, для которых первым предметом шуток была именно наша парочка, в первую очередь из-за фамилий, тоже покатываются со смеху и подкалывают кто во что горазд. Ну Петька, доберусь до тебя!
Полчаса беготни по заводской территории с электродом в руке, изредка достававшим таки до задницы виновника торжества, перемежавшиеся выкриками про захребетников и политический момент, как ни странно, вернули мне расположение духа.
— Ну и что делать будем, бригадир целого меня, блин, недоделанный? — спросил я у подопечного, выпустив наконец пар.
— Петрович, да все как раньше останется! Я тут вообще же ни при чем, это все актив! — пытался оправдаться Петька. — Сам подумай, кто будет ученика бригадиром над мастером ставить?