Дизель решает все
Шрифт:
К сожалению, машина пропаганды, с трудом проскрежетав колесами и сделав один оборот, свидетельством чего был приказ о новом назначении Милова, раскручивалась все сильнее и сильнее. Я поначалу плюнул на это, моей работе не мешало, но уже через два дня был поставлен в крайне уязвимое положение. Дело в том, что одним, далеко не самым прекрасным утром Милов привел с собой еще шестерых новоявленных сварщиков, уже облаченных в рабочие робы и укомплектованных масками. Всей глубины задницы даже я поначалу не осознал, пока Милов не представил мне всех по именам, среди которых оказались Валя, Катя и Маша. Да, да. Та самая активистка.
— Вот, полюбуйся, Семен Петрович! — довольная физиономия Петьки не вызывала иных чувств, кроме холодной ненависти. — Нашему полку прибыло. Комсомольский актив принял решение сформировать добровольную ударную бригаду, чтобы поддержать наш почин и участвовать в строительстве
— Петя, малыш, а ты их предупредил, что пи… голосовать — это не мешки ворочать?
— Вы, товарищ, полегче, полегче, — это Маша решила устроить из производственного процесса митинг. — Мы тут все отдаем себе отчет, что будем много работать, как товарищ Милов. И все мы здесь добровольцы! Мы сами решили, раз на заводе сварщиков не хватает, перекрыть это узкое место, обеспечив выполнение и перевыполнение плана!
— Что ж, не будем зря болтать. Сварные — шаг вперед!
— А, что это вы, товарищ, раскомандовались? — Машка опять ввернула свои пять копеек. — Бригадир — комсомолец Милов, а вы вовсе в нашей комсомольской бригаде беспартийный. Еще командует он!
Припомнив молча все мыслимые и немыслимые матерные выражения, я взял Петю под локоток и аккуратно отвел в сторонку от насторожившихся ребят.
— Ну что, друг мой ситный? Приплыли? Что делать будем, бригадир? Ты хоть понимаешь, что будь они даже настоящими сварщиками, аппарат-то на заводе всего один? Мы с тобой, полтора работника, целый месяц кроме дуги ничего не видели, да приписано нам вдвое. Теперь же от нас, тех же полутора работников, да на бумаге еще шестерых в придачу, уже не четыре, а шестнадцать норм потребуют, дурья твоя башка! Одним аппаратом, рекордсмен, мля! А чтобы просто нормального сварщика из грамотного ученика подготовить, не меньше полугода надо! Это что, мне полгода на-гора по шестнадцать норм выдавать, вас, болтунов, попутно обучая? А знаешь что, Петр? Возьму расчет, и поминай, как звали!
— Семен Петрович, да как же так! Если мы провалимся, это какой же урон всей комсомольской организации получится! Все ж пальцами тыкать будут и болтунами называть!
— Вот, Петя! А потому, иди, объясни своим орлам и прочим пернатым, от кого сейчас авторитет комсомола зависит.
Петиных объяснений хватило ровно на то, чтобы сказать.
— Слово имеет товарищ Любимов.
И пришлось уже мне иметь слово, а потом и дело с этими энтузиастами. Обрисовав в красках и запахах, как и Петру, перспективы их самостоятельной ударной работы, тут же, пользуясь временным шокирующим эффектом, разделил бригаду на две неравные части. Первую, из четырех парней во главе с бригадиром отправил варить фермы, что было на тот момент самой простой из доступных работ. Варил, конечно бригадир, причем впервые самостоятельно. Девушек же, как предположительно более бойких, послал по политической линии. В смысле в партком, выбивать дополнительные сварочные аппараты. С четкой установкой — хоть крадите, но чтоб через неделю все было.
Сам же, скрепя сердце, пошел уламывать начальников переоборудуемых цехов поставить в план какие-нибудь самые простые сварочные работы, для производства которых требовался минимум квалификации, чтоб только электрод из рук не падал. И опять торговал при этом своими руками, обещая лично заняться в первую очередь тем цехом, где дадут наибольший объем работ моим горе-сварщикам. То есть организовал всю ту же махинацию с учетом работ, только по иной схеме.
Вернувшись к парням, которые, к моему удивлению, умудрились каким-то чудом за время моего отсутствия ничего не напортачить, оставил, на мой взгляд, самого заинтересованного и занялся с ним вплотную, рассказывая, показывая и давая самостоятельно попробовать. Остальных же отправил делать макеты держателей с утяжелением сразу на всю бригаду. Уже во второй половине дня вся ударная комсомольская бригада, кроме тех счастливцев, которые попеременно отдыхали, работая со мной, рисовала на снегу прямые линии зажатыми в тяжелых рукоятках ивовыми прутиками. На теорию я оставил только перекуры и перерывы на еду. Надо отдать должное комсомольцам, которые, несмотря на шуточки и подначки, упорно учились, как бы смешно это со стороны не выглядело. Я даже потеплел к ним сердцем и сумел поощрительно выдавить из себя после долгих шестнадцати часов совместных мучений.
— А вообще, вы ребята — молодцы. И поступаете правильно, надо за все браться и тогда все будете уметь. Только прошу вас человеческим языком — не берите на себя больше ничего, хотя бы пока эту кашу не расхлебаем.
Ответом мне были семь вымученных улыбок и обещание никаких решений без меня не принимать. Напрасно только я на это надеялся, ибо уже через пятидневку прочел в «Правде» статью, что ударная комсомольская бригада товарища
— Понимаешь, Петрович, от нас здесь уже ничего не зависело, это дело политическое.
Как ни странно, за прошедшие с начала комсомольского приключения две старорежимные недели, свободного времени у меня стало гораздо больше. И это несмотря на то, что я проводил на заводе по-прежнему по две смены подряд. Сложных работ было не так уж много, да и в большинстве случаев я проваривал только самые ответственные участки, оставляя доделывать комсомольцам, которые старательно постигали азы профессии прямо на производстве, сняв с меня всю нагрузку несложных, но объемных работ. Ничего, пусть руку набивают. Пока, пятидневку назад, нам не прислали еще два аппарата, мои подопечные отнюдь не гнушались рисовать прутиками на снегу, сначала прямые линии, потом и геометрические фигуры. Вершиной в этом деле, как им казалось, были идеально ровные круги и эллипсы. Но я и здесь сумел их удивить, предложив скатать снежный ком и рисовать на нем. Даже потом изредка можно было наблюдать, как новоявленный сварщик, смущенный сложной формой детали, лепил ее сначала из снега и понарошку «проваривал», репетируя реальную работу. Теорию же они тоже изучали крепко, посвятив этому выходные дни и занимаясь совместно по книгам, взятым в библиотеках. В будни же, во время перекуров, рассказывали мне пройденный материал. Надо честно признаться, что и я сам из их рассказов почерпнул немало полезного, выясняя потихоньку авторов и названия. Потом только оставалось заказать эти книги Полине, которая с удовольствием занималась их поиском на развалах.
Конечно, план первых двух недель мы полностью провалили, но рассчитывали к концу декабря месяца разойтись вровень или даже чуть перевыполнить. Но я-то знал, что заслуга здесь в основном не работников, а работодателей.
Тем не менее машина пропаганды крутилась, уже не замечая нас совсем и забыв как отработанный материал. А по стране во всю ширь разворачивалось движение ударников, предвосхитив стахановское моего мира на пятилетку. Хорошо это или плохо, я оценить с высоты своего положения не мог, но это стало каким-то массовым психозом, и вполне уравновешенные люди вдруг стали вкалывать как проклятые. Все шло к тому, что автозавод запустит свой конвейер где-то в середине весны. И было как-то странно ощущать, что спусковым крючком во всей этой истории был я, а началась она и вовсе с неудачного любовного приключения молодого балбеса, которого балбес средних лет решил отстоять, просто потому, что своих в беде не бросают. Впрочем, насчет неудачности любовного приключения я, кажется, поторопился. Маша — девочка настырная и решительная, чувствую — Петьке не устоять.
Мои же дела, в смысле решения главной задачи, никак не двигались. Вжиться в мир мне вроде удалось, вот только не проходило щемящее чувство, будто я теряю время. Все, что я делал, было как-то случайно, теперь мне нужно было четкое планирование, а ближайшая цель была уже определена. Мне абсолютно необходимо было как-то выдвинуться, заработать авторитет, избегая при этом по возможности партийной вертикали, ибо на «политических» я, по опыту общения в этом мире, смотрел как на психически больных людей, с опасением и жалостью. Сама мысль бултыхнуться в этот котел и вариться в нем была для меня внутренне неприемлема. Оставалось только выдвигаться по промышленно-технической линии и хороший задел в этом направлении, в виде карабина «Сайга», у меня уже был.
Ну что ж, будем становиться конструктором стрелкового оружия, пользуясь по максимуму наследием Михаила Тимофеевича, а заодно и Евгения Федоровича, так как единственный доступный патрон — 7,62x54 от винтовки Мосина. План мой был простой — воспроизвести югославскую «Заставу», используя ствольную коробку «Сайги», то бишь АК, и ствол с поршнем и толкателем от СВД, который я надеялся сделать по памяти, благо дел с боевой стрелковкой в прошлом имел изрядно.
Еще собираясь переезжать от Полины, я разобрал все свое крупногабаритное оружие, разумеется, кроме меча, который так и остался висеть на стене, и пронеся по частям на завод, спрятал в десятке мелких тайников на его территории. Теперь нужно было потихоньку воспроизвести его из местных материалов и на имеющемся оборудовании. За сам процесс изготовления я вовсе не боялся, делали же в мое время этот же самый механизм в пакистанских мастерских, а тут у меня целый автозавод с опытным цехом. Единственное, что я не мог здесь изготовить, так это нарезной ствол, поэтому для начала решил ограничиться действующим гладкоствольным макетом, чтобы убедиться в работоспособности винтовки.