Длинные руки нейтралитета

Иванов Михаил

Капитан первого ранга командир отряда пароходофрегатов Григорий Иванович Бутаков был доброжелателен, но въедливости в нем ничуть не убавилось.

– Ваш план, Владимир Николаевич, в деталях проработан. И все же... с чего вы решили, что сия броненосная эскадра к Севастополю направляется?

– Никак иначе не выходит, Григорий Иванович. Более значимых целей на Черном море у нее быть не может. Судите сами. Даже 'Херсонес' с его новыми движками уйдет от этих

корыт без труда, с его-то семнадцатью узлами. О 'Морском драконе' даже не упоминаю. Обстрел Феодосии или, скажем, Керчи, вполне возможен, признаю, но ведь в военном отношении он почти лишен смысла. О победе на суше в этих портах и речи быть не может без солидной подготовки и армейской поддержки. То же и в других местах. А вот прорыв в Камышовую или Стрелецкую бухту в условиях нечувствительности к нашему артиллерийскому огню - это да, возможное дело, и артиллерийская поддержка в атаках на укрепления, сами понимаете, осуществима.

– Ну да, вы полагаете, что взятие Севастополя есть первейшая цель для наших недругов, - скепсис в голосе Бутакова был учтив, но очень заметен.

– Виноват, Григорий Иванович, но, ей-же-ей, ничто иное в голову нейдет.

– Возможно, вы правы, Владимир Николаевич, однако ж... если все же цель окажется другой, то... насколько вы готовы к бою и походу?

Семаков постарался не показать обиду.

– Полностью готовы, Григорий Иванович. Боеприпасами, право слово, весь трюм аж до люков забили. Мои все исповедовались и причастились. Могу то же сказать в части готовности 'Херсонеса' и его команды.

– Да, я Иван Григорьича знаю хорошо. Он умеет готовиться... Что, если в помощь придать еще два пароходофрегата? У 'Крыма' и Одессы' по десяти орудий на борту. Команды прямо рвутся в бой.

– Все так, да скорость их одиннадцать узлов, а у моих... сами знаете. Хотя... на добивание поврежденных... если они готовы к бою и походу, то по сигналу пусть выходят вслед за нами.

– Владимир Николаевич, не то имелось в виду. Я не ставлю под вопрос компетентность вашей разведки, но ведь люди есть люди, они могут добросовестно ошибаться...

Семакову стоило некоторых усилий удержаться от улыбки при слове 'люди'.

– ...и я подумал, что эти два корабля могут быть полезны в качестве разведчиков. Уж на это их скорости достанет.

Капитан второго ранга чуть подумал.

– Я бы не возразил. Но, воля ваша, опасаюсь оставлять без надлежащего артиллерийского обеспечения Севастопольскую бухту. Если только союзники выведут корабли из Балаклавской бухты...

Усы Бутакова приподняла ухмылка человека, понимающего положение дел.

– А вот об этом можете не беспокоиться. Наши соглядатаи установили: на них недостаточно экипажа для полноценного боя. Все, что только можно, забрано в пользу армии. Так что разведка, а при случае и поддержка ваших кораблей.

Семаков не стал излагать вслух весьма вескую причину отказаться от

такой помощи. Он сильно опасался, что если те ввяжутся в бой, то придется их выручать, а не атаковать броненосцы, которые он полагал своей главной целью. Но Бутаков, похоже, понял невысказанное.

Командир 'Морского дракона' высказался с известной долей осторожности:

– Пусть так, но командовать надо мне. Наши с Иван Григорьичем корабли - основная сила.

– Отнюдь не возражаю. О, вот что хотел спросить. Возможна ль переделка еще одного пароходофрегата по образцу 'Херсонеса'? Хотя бы добавить ходу?

– Осмелюсь предположить, это лишь вопрос денег, а также времени, каковое уйдет на самое переделку, а также на обучение команд и господ офицеров в особенности. Но за оставшееся время вряд ли успеем. Судите сами...

В очередной посылке через портал был несколько неожиданный предмет: очень небольшая деревянная коробочка, перевязанная бечевкой. Имя адресата было указано непосредственно на посылке - это был лейтенант Малах.

В тот момент предметы из другого мира получал лично капитан второго ранга Семаков. Он решил, исходя из величины посылки, что в ней заключено нечто весьма ценное, ибо бумаги обычно пересылались стопкой; впрочем, иногда их помещали в кожаный футляр. И потому утром следующего дня Семаков постучал в дверь дома, где жили иноземцы.

Поздоровавшись и вручив коробочку, моряк из деликатности сделал вид, что содержимое посылки его вовсе не интересует. Малах же развязал бечевку, достал из коробочки небольшой лист бумаги и быстро его прочитал.

– А ведь это не только мне, Владимир Николаевич. Тут без помощи от вас и ваших людей мы не обойдемся.

– Какой именно помощи?
– светски улыбнулся гость.

Вместо ответа адресат посылки достал остальное содержимое коробочки.

– Это рубин, а это сапфир, - пояснил он хладнокровно.
– Нас просят оценить их стоимость здесь. И, возможно, продать.

Драгоценные камни выглядели чудовищно огромными, по непросвещенному мнению Семакова. Их стоимость он представлял очень приблизительно, но был твердо уверен, что тут разговор может идти о тысячах рублей, а то и о десятках тысяч.

– Так вы хотите, чтобы я был посредником при продаже? Уверяю вас, идея не из лучших...

– Не вполне так, Владимир Николаевич, - понимающе улыбнулся Малах.
– Разговор о немедленной продаже не идет. Сначала нужно обговорить условия с покупателем. Кстати, не обязательно речь пойдет о продаже. Возможен обмен на алмаз, предпочтительно не прошедший огранку. Мы бы просили подключить к этому делу князя Мешкова. И с нашей стороны в переговорах будет принимать участие Тифор Ахмедович.

Возражений не последовало.

К этому моменту Семаков полностью обрел ясность мыслей и способность планировать.