Длинные руки нейтралитета
Шрифт:
Семаков терпеливо ждал. И дождался.
– Владимир Николаевич, вот в этом ящике содержатся стволы для пистолетов и винтовок, ими надо заменить имеющиеся, тогда выстрелы будут менее слышны. Это для пластунов, больше никому такое не нужно.
Моряк понимающе кивнул.
– А в этих ящиках, - продолжал чужеземный лейтенант, - новые особо скорострельные винтовки. Они сравнительно тяжелые, весят до пятнадцати ваших фунтов. Наступать с ними, как полагаю, неудобно, но они по замыслу должны быть хороши при обороне. Наши мастера сделали на пробу три различные
Капитану второго ранга понадобилось секунд десять, чтобы собрать логику в кулак и проанализировать сказанное.
– Полагаю, Малах Надирович, что лучше всего достоинства и недостатки может оценить тот, кто и будет в дальнейшем стрелять. Я бы рекомендовал штуцерников или людей знакомого вам Тихона Андроповича, которые к подобному оружию уже привычные...
Разумеется, у Семакова тут же спросили, кто такие штуцерники. Тот объяснил и продолжил:
– Так вот, для начала я бы ознакомился с руководством, которое, как я заметил, имеется в сих бумагах. Однако я даже отсюда вижу, что оно написано по-вашему, а среди моих соотечественников это могут разобрать лишь я, мои офицеры и тот же Неболтай. А среди штуцерников и грамотных-то найти... кхм... можно не вдруг. И к тому добавлю: наверняка имеются некие правила по уходу за оружием, а грамотный стрелок уж верно лучше их запомнит.
Бывший сержант разведвзвода умел думать быстро - в противном случае он бы не прожил долго и уж точно не сделал успешную карьеру. Противоречить он не стал:
– Как понимаю, Владимир Николаевич, ваши офицеры весьма заняты. Делаю вывод, что без Тихона Андроповича мы не обойдемся.
– Согласен, но также попробую поискать среди моих нижних чинов. Но, с вашего позволения, я продолжу. Вторым этапом освоения мне видится стрельба учебная, не по реальному противнику, а по мишеням. Уверен, что даже при этом можно будет обнаружить наиболее явные недостатки конструкции...
Малах прекрасно помнил, сколько времени и усилий потребовала отработка конструкции и пистолетов, и винтовок на Маэре, а потому без спора согласился с этим тезисом.
– ...и, наконец, проверка сих новинок в боевых условиях.
– Разумеется, вы правы.
Флотский вскинул голову, как будто вспомнил что-то.
– Да, вот я подумал: эта разработка, как понимаю...
– небольшая заминка, - ...инициатива от вас? Ну да, я так и думал. Правильно ли я полагаю, что в случае успеха этого нового оружия планируется, что мы закажем их... сколько-то?
Отрицания не последовало.
– Но для успеха понадобится одобрение адмирала Нахимова, а он такового не даст, не получив полного согласия кого-то из армейских. Генерала Хрулева, например. Этот высокий чин должен быть убежден, что оружие истинно прекрасное. Никакие реляции об испытаниях не заменят мнения тех, кто бился с применением данного образца винтовки.
– Полностью с вами согласен. Тогда давайте вот что: вы знаете ваших людей, вы их и подберете. Я же сделаю перевод на русский язык всех трех вариантов описания оружия - они все же не совсем одинаковы - и попрошу Тифора Ахмедовича сделать копии.
Успех комендоров поднял их репутацию, хотя само это слово так и осталось для них неизвестным. Соседи-пушкари дружно воздавали хвалу:
– Лихо ты дело провел, Максимушкин. Я вот глядел: пушка вражья аж в воздусях закувыркалась. Сильно ваши бонбы бьют и метко.
Самомнение комендора можно было собирать лопатами и черпать ведрами:
– А то как же! Мы, вятские, ребята хватские, силой агромадные, сами не жадные. Не жалеем, то есть, гранат на супротивника, лишь бы нам подвоз был.
Здесь бравый комендор малость покривил душой: малых гранат оставалось как бы не половина от исходного боезапаса. Зато шестидесятифунтовые гранаты на Камчатском люнете почти все вышли. А так как 'матросский телеграф' работал не хуже солдатского, и многие уже были осведомлены о состоянии дел с боезапасом, то последовал резонный вопрос:
– А ну как не подвезут? Чаю, другие бонбы вашему орудью не подойдут?
– Это правда, не подойдут, - вынужден был признать славный уроженец вятских краев, - но наш Зубастый за этим следит. Пока что кажну ночку подвозили, хотя и понемногу.
– А что, если все же проруха?
– Ну, тогда вся надёжа на тебя и твою картечь с ядрами. Так что ходи веселей, Кострома! А покудова сообразите-ка, братишки, чайку.
Пока чайник закипал, защитники редута перебрасывались беззлобными подначками на тему рязани косопузой, пермяков, которые солены-уши, и тому подобными.
Образовались новые артиллерийские позиции. Люди деятельно копали, носили в корзинах землю и камни, подтаскивали новые пушки. Все это происходило достаточно далеко от русских укреплений - более версты. Артиллерийские офицеры посчитали, что точный огонь на такой дистанции вряд ли возможен, но ведь люнет - цель куда большего размера, чем траншея или даже артиллерийская батарея. Во избежание чрезмерных потерь пушки рассредоточили, справедливо полагая, что тогда разрыв единичной бомбы не уничтожит более одного орудия вместе с прислугой.
Но в действия людей вмешалась природа.
Разразился жесточайший осенний шторм. На момент буйства стихии любой офицер Российского императорского флота мог с большой уверенностью предположить, что сколько-то кораблей у союзников непременно погибнет: уж кто-кто, а моряки-севастопольцы неоднократно имели дело с яростью Черного моря. Но, разумеется, о масштабах ущерба пока что сведений не было.
К счастью, командир 'Морского дракона', увидев, насколько сильно упал барометр, порешил за лучшее перевести корабль в Севастопольскую бухту. Все равно в грот по такой погоде было невозможно войти, да и выйти тоже.