Длинные руки нейтралитета
Шрифт:
В рассветный час звуки разносятся прекрасно. Наверное, поэтому от Беккера прозвучало визгливое:
– Ма-а-алчать!! Не сметь командовать в присутствии офицера!
Тишина на Волынском редуте длилась недолго. Вдалеке (версты полторы, если не больше) один за другим прозвучали взрывы. Матросы переглянулись. Все подумали одно и то же: соседский гранатомет начал обстрел. По некотором колебании лейтенант все же скомандовал:
–
Все опытные артиллеристы-гранатометчики - а даже командира нельзя было назвать совсем уж неопытным - отметили про себя, что и звук, и зрелище от разрыва новых боеприпасов намного слабее, чем от старых. Отдать справедливость Беккеру: дистанция оказалась нащупанной лишь с небольшим недолетом.
После двух поправок командир гранатомета с чистой совестью отдал приказ на то, что позднее назовут беглым огнем. Руки Максимушкина прямо-таки летали по маховичкам и ползункам. Он не хуже, а то и лучше лейтенанта понимал, что чем больше вражеских орудий попадет под разрывы гранат, тем меньше возможностей у противника для ответа ядрами и бомбами и потому покрикивал:
– А ну, ребята, подавай, подавай шустрее! Да не раскорячивайся, держись за щитом. Быстрее, братва, шевели грабками!
Неприятельские артиллеристы отличались не только расторопностью, но и сообразительностью. Появление на русском редуте щита с чем-то непонятным за ним сразу же связалось с умах с новыми сверхмощными бомбами. Плотные облака порохового дыма встали над правым флангом. Особо внимательный и необремененный другими делами наблюдатель мог бы невооруженным взглядом заметить несущиеся ядра.
Не стоило удивляться, что огонь сосредоточился именно по подозрительному месту. Комендор только-только успел выкрикнуть: 'За щит!', как ядра ударили в редут. Земля дрогнула под ногами русских артиллеристов.
Дзак-к-к-к!
Каменные осколки хлестнули по металлу щита почти одновременно, но дюймовая броня устояла.
– Наддай, ребятушки!
– взывал Масимушкин.
– Щас я их достану!
Несомненно, Беккер находился в наиопаснейшей позиции. Осколки не пощадили его мундира, но сам лейтенант был как заговоренный. И голос его не утерял силы:
– Опять раскомандовался?!! Десять линьков после боя!
Пожалуй, комендор проявил неоправданный оптимизм: правый фланг линии неприятельских орудий утонул в дыму и облаках пыли, целиться было куда как трудно. Даже после того, как Максимушкин прошелся гранатами по всем противостоящим Волынскому редуту батареям, не вся артиллерия оказалась подавленной.
Лейтенант увидел неприятельских пушкарей, перезаряжающих орудия, и завопил:
– Мажешь, скотина!
В дополнение к сказанному Беккер не упустил случая поупражняться в тонкостях русского языка. Отдать справедливость этому офицеру Российского флота: сказано было длинно и умело, причем без применения немецких слов.
Комендор не успел совсем чуть-чуть. Целых три бомбы подняли фонтаны земли совсем близко от гранатометной позиции, коротко прошипели и рванули. Ответный взрыв грянул с небольшим перелетом, но как раз это заметить было трудновато: дым снова скрыл цели.
Ситуация разом изменилась. Когда пыль осела, то оказалось, что пренебрежение опасностью недешево обошлось Беккеру: тот сидел на земле, зажимая обеими руками рану около колена. От боли офицер жмурился и ругался сквозь зубы.
– Лейтенанта ранило!
Комендор не смог распознать голос, но отреагировал мгновенно:
– Самсонов, Писаренко - перетяните рану и везите офицера до госпиталя. Тароватов - становись комендором. Я буду давать цели.
Двое матросов подскочили к раненому и понесли к повозке. По пути они приговаривали: 'Ничё, вашбродь, доставим до госпиталя, а там авось Марья Захаровна возьмется. Уж она дело разумеет'.
Сам же Максимушкин проскочил на позицию наблюдателя, однако и не подумал встать во весь рост, а вместо того залег в неглубокую выемку, всмотрелся и поднял правую руку.
Большой палец указал назад, потом левая рука отметила кончик указательного пальца.
Тароватов немедленно доказал, что недаром был выбран на должность. Он сдвинул ползунок на четверть деления влево и нажал на спуск. Как раз в это время порыв ветра убрал дымовые клубы.
– Накры-ы-ы-ыл!!!
Но Максимушкин не радовался вместе со всеми. Через мгновения последовал очередной знак: большой палец указал направо, ладонь рубанула воздух.
С этого момента прошло не более пяти минут - а на неприятельской батарее отвечать было уже некому.
Максимушкин, слегка пошатываясь, подошел к товарищам. Те тоже с некоторым трудом держались на ногах. Матросы с радостью сели бы на землю, но она была очень уж холодной.
– Ладно ты придумал со знаками, Тима.
– Точно, по делу. А ну-ка, повтори для всех.
– Не до того, ребята; надо бы мне щит осмотреть.
– Чего смотреть, дырок нет.
– Ан есть же. Тута.
– И не дырка вовсе, просто промяло железо.