Длинный отпуск
Шрифт:
Но долго это продолжаться не могло, и, отчаянным усилием разметав нападающих, Степа бросился вверх по лестнице, ведущей на следующий этаж башни. Влетев в дверь, он захлопнул ее за спиной последнего своего товарища, который тут же наложил крепкий деревянный засов. Орудуя в полном молчании, они нагромоздили у дверей баррикаду из мебели, бревен и камней. Свалив в эту гору все, что было на этаже, они поднялись на следующую площадку, с которой в обе стороны вели выходы на стены. На стенах никого не было. Лишь трупы нападавших и обороняющихся покрывали их местами сплошным слоем. Да еще
Он сменил свой почти пустой колчан на полный — благо их много было припасено здесь. Меч вложил в ножны, проверил, хорошо ли закреплен лук за спиной. Шлем снял и тоже закрепил за спиной у пояса. Вместо него надел на голову островерхий шлем, сняв его с убитого. На левое плечо приспособил круглый щит и взял копье. Менять одежду времени не было, дверь на нижней площадке уже трещала под натиском тарана. При тусклом свете догорающего факела он видел, как его спутник проделывал то же самое.
ГЛАВА 9
По штурмовой лестнице спустились быстро Степа только успел оценить ее добротность и длину. Упираясь в противоположный край крепостного рва, она доставала до верха стены. Это при наклоне градусов шестьдесят. Внизу никого не было. Только трупы, заполнявшие ров и покрывавшие все подножие стены. Впрочем, кое-кто шевелился и стонал. Вдали горели костры. Это воины, оставшиеся сторожить быков, готовили еду или просто коротали время. Степа направился в промежуток между двух ближайших костров, стараясь избежать встречи со сторожами. Потом повернул, обходя следующий костер, и так далее. Через час с небольшим костры и бродящие вокруг них быки остались позади. Начался подъем.
Когда небо стало светлеть, они были уже на вершине утеса, отстоящего от крепости на три километра и почти на километр выше ее. Пора было передохнуть и осмотреться. Степин спутник еле плелся, да и Степа с трудом переставлял ноги. Отыскав в густом кустарнике крошечную полянку, покрытую шелковистой травой, Степа вытащил меч и буквально рухнул на траву, не выпуская из руки рукояти. Щуплый стрелок упал рядом, так же обнажив клинок. Последнее, что пришло Степе в голову: очень хорошо, что поляна перед кустами чисто выкошена и на ней не осталось следов.
Проснувшись, Степа прежде всего ощутил свое тело. Руки и ноги затекли. Кромки доспехов нарезали бока и плечи. Болели многочисленные синяки и ссадины. Каждая мышца была буквально стянута от недавнего перенапряжения. Огромного труда стоило заставить себя сделать первое движение, но потом пошло легче. Степа встал и осторожными движениями восстановил кровообращение. Спутник его беззвучно спал, свернувшись калачиком на правом боку и прикрывшись щитом. Островерхий колпак с головы свалился и немного откатился, обнажив тяжелый узел черных волос, туго скрученный на макушке. Женщина. Степа заглянул ей в лицо. С заплывшим глазом, рассеченной бровью и распухшим расквашенным носом, оно тем не менее было узнаваемо. Карменсита.
Постояв минуту в нерешительности, Степа решил ее не будить. Он направился к краю утеса и осторожно, скрываясь за скалами,
Степа разыскал покосный балаганчик. Крестьяне из ближней деревушки косили здесь на зиму сено для своих коз и быков и оборудовали укрытие на ночь. Крошечный шалашик, крытый корой. Там он отыскал кремень, трут и кресало. И еще глиняный горшочек, миску и две чашки. Съестного не оказалось совсем. Неподалеку нашелся родничок. Степа напился и набрал воды для Карменситы.
Проснулась она неохотно, но пила жадно, все до капли. Степа помог ей доковылять до родника. Дела ее были неважны. Явных ран видно не было искромсанные, пробитые во многих местах доспехи не пропустили сталь в тело; по крайней мере, если и пустили, то неглубоко. Но сотрясение мозга она получила наверняка. Она практически не сопротивлялась, пока Степа ее разоблачал, и беспрепятственно позволила сделать с собой все, что следовало, оставаясь только в браслете на левом запястье. А работы оказалось немало.
Степа растворил одну таблеточку антибиотика из своей драгоценной аптечки в чашке воды и лоскутком от рубахи обработал многочисленные мелкие ранки и ссадины, почти равномерно распределенные по всему телу Карменситы. Рассеченную бровь зашил иголкой из ридикюля, что висел у Карменситы на поясе. Там же нашлись и нитки. Нос не был сломан. Он просто опух от удара и выглядел как красная картофелина. Карменсита была в полубессознательном состоянии, и Степа уложил ее в тенечке на подстилке из сена. Одевать не стал, а укрыл ветхой тряпкой, найденной в покосном балагане. Оставалось почаще менять на голове холодные компрессы и ждать выздоровления.
По отношению к себе он применил те же методы лечения. Потом перестирал всю одежду и занялся поисками провизии. Довольно быстро ему удалось подстрелить крупную нелетающую птицу. За массивность и неспособность к полетам их называли индюками, по аналогии с земными птицами, с которыми они, однако, почти не имели внешнего сходства. Кроме того, в окрестностях покоса отыскалось немало знакомых Степе съедобных корешков и грибов. Так что ужин получился да славу. Карменситу пришлось кормить насильно.
Ночью Степа спал мало — так, подремывал, сидя рядом с больной, менял компрессы и давал питье. В воду он подмешивал десенсибилизатор из своей аптечки. Давать транквилизатор не отважился, поскольку не помнил наверняка, что следует применять при сотрясениях мозга; про покой и холод помнил точно, а про медикаменты не помнил ничего. Судя по расшифровке названия решил, что десенсибилизатор должен обезболивать, и проверил это на себе. Кроме того, очень важным в выборе лекарства оказалось полное отсутствие у него вкуса.