Для тебя
Шрифт:
Лальен удалось пробыть хорошей девочкой чуть больше, чем четыре года. А потом случайная встреча на концерте восходящей французской звезды ZAZ снова сбила ее с того ровного и гладкого пути, который предначертала ей мадам Психолог. Встретилась она ни с кем-нибудь, а все с тем же Фотографом. Поэтому после концерта Лали позвонила отцу и сказала, что переночует у подруги. Подруга Колин еще была рядом, поэтому подтвердила ее слова. Впрочем, это было даже излишним, ведь месье Кевар снова научился доверять дочери. После осуществления маленького заговора Лали распрощалась с Колин, и отправилась вместе с Фотографом гулять по Монмартру. Он рассказывал о том, что у него заключен контракт с японским модельным агентством, и ему часто теперь выпадает бывать в стране восходящего солнца. Он ласкал ее слух своим бархатистым голосом,
«Прости, Фредерик! – только и успела подумать она. – Впрочем, уверена, ты за нас только порадуешься».
Лали никогда бы не могла подумать, что ее первый раз произойдет на кладбище. Но кто станет о таком жалеть, когда тело взрывается миллиардами сверхновых звезд удовольствия?
«Дайте мне жить моей идеальной жизнью», – вспомнились ей слова писателя, на могиле которого, отбросив стыд и суеверия, она наслаждалась идеальностью момента.
Конечно же, отец бы не позволил ей того, чего она так давно желала – жить своей жизнью. Жизнью модели и музы Фотографа. Понимала ли она, что у фотографов за жизнь бывают сотни муз? Безусловно. Знала ли, что век модели очень краток? Несомненно. Верила ли, что сможет навсегда оставить отца, у которого, кроме нее, не было больше ни единой родной души в целом мире? Да. Со скрипом души, но все же, да, сможет.
И она смогла. Снова записка, побег, агентство, контракты, реклама, подиум… Она разыграла старый сценарий, только в новом гриме и в новых декорациях. А вот месье Кевар решил подкорректировать свою сюжетную линию. Вместо того чтобы снова тревожить всех знакомых полицейских, и гоняться с ними за дочерью, он просто отправился на прием к мадам Психолог. О как же безотказны были методы лечения этой женщины! Месье Кевару, как и когда-то его дочери, тоже стало намного лучше после первого же сеанса. А после третьего, он сделал мадам Психолог предложение стать мадам Кевар.
Все складывалось наилучшим из всех возможных образов: Лальен получила множество рабочих предложений в Японии, они с Фотографом обосновались в чудесной токийской квартирке, мадам Психолог предложила ей стать подружкой невесты, на что Лали согласилась с неподдельной радостью. А поскольку она так радушно приняла перспективу обзавестись мачехой, месье Кевар решил проявить максимальную лояльность к ее отношениям с Фотографом.
Жаль только счастье – это такая субстанция, которая не выдерживает испытания временем. То оно блекнет с годами, то покрывается ржавчиной обыденности, то просто испаряется куда-то в атмосферные высоты. Лали всегда понимала, что моногамия и фотографы – понятия совершенно не сопоставимые. И, все же, позволила вообразить себя счастливым исключением. Девушка свято верила каждому слову своего возлюбленного о том, что она для него единственная и неповторимая, что никто другой не вдохновлял его так на новые фото-сюжеты, никто другой не способен дарить ему такой заряд жизненной и творческой энергии. Для Фотографа это все тоже было правдой. На тот момент, когда он это говорил. Но его профессия предполагала разнообразие. Среди вереницы других красивых и разных лиц, нарядов, тел, он находил себе еще много постельных муз. Лали подолгу пропадала на съемках, на подиумах, на вечеринках (хоть и посещала только те, на которые в обязательном порядке ее отправляло агентство), поэтому не успевала замечать, как остывает страсть Фотографа к ней. На самом деле, ее чувства тоже уже давно остыли, просто ей некогда было, или может просто не хотелось, остановиться и подумать об этом. Так они и жили по инерции, видясь только ночью, а еще чаще – всего несколько минут утром, когда один только возвращался и готов был прямо на пороге рухнуть и уснуть, а другой уже летел на утреннюю съемку. Их счастливый экспресс несся прямо к пропасти на огромной скорости,
Падение Лали ощутила в одно туманное серое утро, когда зацепилась в прихожей о чужие босоножки на двенадцатисантиметровых шпильках. Сама она таких дома не держала, одевая подобные ходули только на подиум. Владелица босоножек валялась на постели Лали, в шелковом зеленом халатике Лали с Фотографом Лали. Почему-то в этот самый момент девушка припомнила массу самых разных вещей: ее ужасные ощущения в первую ночь с Фотографом, свою съемку в образе гейши для рекламы духов, недавнюю свадьбу отца, отпразднованную с неадекватным, по ее мнению, размахом… И еще по совершенно необъяснимой причине вспомнилось то, что за последние двое суток она ничего не ела… И, вроде бы, даже не пила. В глазах у нее потемнело, хотя перепуганная девушка в ее халате зажгла свет. Чтобы лучше рассмотреть, кто же там пришел нарушить ее утреннюю идиллию. В ушах у Лальен шумел океан, заглушая писклявый азиатский говор «еще-одной-музы». Ноги вдруг отказались исполнять свою опорную функцию и Лальен Кевар, потеряв почти все ощущения, тем не менее, совершенно четко ощутила падения экспресса счастья в огромную, непроглядно-темную бездонную пропасть.
Очнувшись, она увидела над собой обеспокоенное лицо доктора-японца. Фотограф тоже оказался рядом. Доктор стал что-то объяснять ему на английском. Лали совершенно ничего не могла разобрать, то ли из-за того, что ее мозг еще не полностью включился, то ли из-за очень уж сильно искаженного произношения. Но Фотограф, похоже, понимал все, потому как усердно кивал, соглашаясь с доктором, и бросал на Лали полные тревоги взгляды.
– Моя милая, у тебя истощение, – сказал он ей, когда доктор ушел. – И физическое и нервное. – Ты совсем не берегла себя, – его руки нежно касались ее лица и волос. – Нет, это я совсем тебя не берег. Ты еще ребенок,… которого я вырвал из-под опеки отца. Ох, Лали, прости меня. Давай вернемся во Францию. И все будет по-другому, совершенно по-другому, – он наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Извини, меня тошнит, – прошептала она, отворачивая голову.
– Это нормально, – Фотограф попытался ободряюще улыбнуться. – Доктор говорил, что такое возможно. Но это не из-за расстройства желудка, в котором, я так понял, давно уже ничего не было, – укоризненный взгляд. – Это от перепада давления. Оно у тебя очень сильно понизилось, и доктор вколол тебе что-то, что должно его повысить. А голова не болит? – его ладонь легла на ее лоб.
Лали стряхнула ее, словно это была не рука любимого, а противная грязная жирная тряпка.
– Нет, меня от тебя тошнит, – сказала она и, собрав все почти несуществующие силы своего тела, кое-как сползла с кровати.
Встав на ноги Лали поняла, что ее сейчас стошнит по-настоящему – оказалось Фотограф уложил ее на те самые простыни, где полчаса назад вдохновлялся новой музой.
– Лальен, – он протянул к ней руки, – пойдем на кухню, тебе нужно поесть. А обо мне поговорим после, хорошо?
Лали вообще не хотелось о нем говорить. Просто схватить свою сумку, проверить, там ли ее паспорт, и скорее исчезнуть в направлении аэропорта. Но она чувствовала, что у нее едва ли хватит сил дойти до двери. Девушка позволила Фотографу в последний раз сыграть роль заботливого покровителя. Он подхватил ее на руки и отнес на кухню, где с ложечки накормил творожно-банановым муссом.
«Со стороны это может выглядеть довольно мило, – подумала тогда Лали. – До тошноты мило».
День только-только расцветал. В открытое окно лилась утренняя прохлада. И ничто не казалось таким заманчивым, как сесть в самолет и взлететь поскорее в розовеющее, подобно сакуре, небо. Срок контракта Лали истекал через два дня, на которые, к счастью, ничего не было запланировано. Новый контракт, также к счастью, она еще не успела подписать, потому как еще не вычитала его полностью и не обсудила его с Фотографом. Поэтому оставалось только доставить свое тело в аэропорт.
– Спасибо. Пойду в душ, – сказала Лали Фотографу, когда трогательный процесс кормления закончился.
– Я с тобой, – сказал он.
Раньше они часто принимали душ вместе или вместе нежились в ванной. В последние месяцы это стало для них чуть ли не единственным местом встречи. Но в этот раз Лали сказала:
– Я сама.
– Ты снова можешь потерять сознание от горячей воды, – запротестовал Фотограф.
– Значит буду мыться холодной, – отрезала она и, быстро выскользнув из-за стола, закрылась в душевой.