Для убийства есть мотив
Шрифт:
От страха ее голос стал прерывистым, и Воэн положил широкие ладони ей на плечи.
– Успокойтесь, дорогая моя, мы никому не дадим вас в обиду! И я, признаюсь, уже начинаю винить шампанское!
Он вновь наполнил ее бокал, и Лидия приняла его со слегка пристыженной улыбкой.
– Простите, Мартин. Вот теперь «мертвецом на пиру» стала я. Наверное, всему виной перевозбуждение. Чего доброго, начну хихикать как школьница.
Не успев поднести бокал к губам, Лидия невольно вздрогнула.
– Холодно? – встрепенулся Воэн. – Сейчас
– Нет, не холодно, – ответила она. – Просто страшно.
Лидия говорила правду: на мгновение в ее глазах мелькнул ужас. Бокал она осушила машинально, не почувствовав вкуса игристого напитка.
– Будто ледяные пальцы коснулись спины, – призналась она в попытке вернуть самообладание. – Будьте добры… можно мне еще, Мартин?
– Разумеется, дорогая моя.
Лицо Воэна стало внимательным и настороженным, он взял ее бокал и снова наполнил его. Заметил, как страх Лидии вырвался наружу. Но, несмотря на явную остроту эмоций, она вскоре успокоилась. Лидия стала прежней веселой и очаровательной собеседницей, какой Воэн знал ее. Им требовалось так много обсудить, что время утратило значение, пока Лидия не взглянула на крошечные золотые часики, поблескивающие на ее белом тонком запястье, и не ужаснулась:
– Без четверти одиннадцать! Мартин, мне пора бежать.
– Разве Золушка должна была вернуться так рано?
– Я пообещала Сандре быть к одиннадцати часам. Она ждет меня.
– О, многотерпеливая Сандра! Она станет скучать по вас, Лидия.
– Не так сильно, как я – по ней. Сандра всегда была моей феей-крестной и ангелом-хранителем в одном лице.
Воэн принес ее короткий нарядный плащ и набросил ей на плечи, лишь этим жестом выдав чувства собственника.
– Я провожу вас до дома.
– Нет, Мартин, не надо. В конце концов, следует думать в том числе и о приличиях, даже в Далмеринге. Моего прихода сюда уже достаточно, чтобы вызвать пересуды. И потом, тут всего несколько минут ходьбы; ради такой близкой прогулки не стоит утруждать вас.
Заметив, что он собирается возразить, Лидия почти умоляюще добавила:
– Прошу вас, Мартин, лишь об одном, последнем одолжении, чтобы завершить безупречный вечер.
Признавать поражение Воэну не хотелось, но это было именно поражение. Пожав плечами, он принял его, поскольку ничего иного ему не оставалось.
– Перед вашим натиском я безоружен.
– Спасибо, Мартин, – мягко произнесла она. – За сегодня и за все.
По нескольким причинам Лидия Дэр была только рада возможности одна проделать короткий обратный путь до живописного коттеджа, где жила вместе с Сандрой Борн. В голове у нее мелькали перепутанные мысли, в которых ей хотелось как следует разобраться, пока этот хаос не свел ее с ума.
Нет, она не сомневалась, что поступает правильно, выходя замуж за Джералда Фарранта и отдав ему предпочтение перед Мартином Воэном. О том, что Воэн влюблен в нее, знала еще до того, как приняла приглашение поужинать вместе с ним. Как Лидия объяснила, она пришла в том числе и по этой причине.
Однако теперь Лидия начинала сомневаться в том, что ее поступок, порожденный смутным желанием
Мартин Воэн отнюдь не был незнакомцем. Лидия знала его так долго, что могла бы предвидеть его мысли, настроения и реакции. По крайней мере, так ей представлялось раньше. А теперь она в этом сомневалась.
Лидия поняла, что Воэн – сильная личность, и хотя его сила выглядит неявной, скрытой за фасадом мирного существования в обществе жителей небольшой деревушки, он тем не менее способен быть властным и уверенным в себе – принято считать, что именно такими женщины жаждут видеть мужчин.
Лидия вновь ощутила нечто беспокойное и тревожное, предчувствие некой катастрофы, витающее в воздухе. Помедлив, она осмотрелась, словно стремясь обрести утешение при виде знакомой обстановки.
Была тихая и мирная ночь в начале лета. Кое-где еще мелькали огни, свидетельствующие о том, что далеко не весь Далмеринг улегся спать.
Далмеринг состоял из старой части деревни с небольшой группой коттеджей и горсткой мелких лавчонок вдоль шоссе, а также современных домов побольше, где жили в том числе временные поселенцы, отдыхающие на выходных, и дельцы из города, открывшие для себя нетронутую красоту здешних мест. В домах этих последних и горел свет. А более старый, настоящий Далмеринг, в безмятежном спокойствии простоявший на этом месте несколько веков и одинаково невозмутимо встречающий как рождение и смерть, так и военные и природные катастрофы, был уже объят мраком и сном.
Даже луна, казалось, замечала это различие. Гряда облаков, неподвижно повисшая в небе, заслоняла лунный свет так, что если силуэты более новых домов вырисовывались отчетливо, словно указывая, что их обитатели не спешат удалиться на покой, то старая часть деревни напоминала чернильно-черную лужицу непроглядной темноты посреди этого сияния.
Похожий на вздохи шум прибоя отчетливо доносился до ушей Лидии. До моря было не более мили, и воздух, несмотря на его неподвижность, пах сыростью и солью.
Красота тоже окружала Лидию со всех сторон. Далмеринг являлся воплощением очарования, немыслимой, переполняющей душу красоты Англии – пылающих закатов и серебристого моря, безлюдных вересковых пустошей и извилистых пыльных проселочных дорог, тенистых улочек, виднеющихся крыш и благоуханных живых изгородей, – красоты, которую Лидия тонко чувствовала, страдала от перехватывающей горло сладкой пытки, и все-таки не находила для нее слов.
Чтобы достичь цели, ей требовалось сначала пересечь открытое пространство – вытянутый и неровный деревенский выгон причудливой формы, вокруг которого располагались коттеджи, в том числе и дом Мартина Воэна, – затем пройти по узкой, но хорошо утоптанной тропе через рощицу ярдов двадцать-тридцать шириной и наконец выбраться на дорогу, тянувшуюся к старой части деревни и ее коттеджу.