ДМБ: Упал, отжался!
Шрифт:
– Это почему же?
– Грозно сдвинутые брови угадывались без всякой видеокамеры.
– Как это - не получится?!
– На учениях ваш взвод, товарищ генерал, - с точно отмеренной дозой злорадства сообщил майор в трубку.
– На полигоне, в палатках, и телефон к ним не подвели пока. Так что через часок перезвоните, постараемся к тому времени найти вашего взводного и сюда привезти.
– Вот же херня какая!
– Раздражение выплеснулось в комнату дежурного и повисло зловонным облачком. Генерал на полминуты замолчал, хотя Маркину отчетливо было слышно отдаленное бормотание где-то на другом конце провода. Видимо, срочно принималось какое-то особо важное решение. Просто так генералы в третьем часу ночи не совещаются. Наконец раздраженный голос снова толкнулся в уши: - В общем, времени у меня нет каждый час
– Так точно, товарищ генерал! Поднять по тревоге, со всем, что положено, через четыре часа самолет из Энгельса - и домой. Звонил генерал Дубинин.
– Правильно.
– Голос из Москвы несколько смягчился.
– Действуйте, дежурный!
– Есть действовать!
– ответил майор коротким гудкам. Некоторое время сонно смотрел на трубку, потом повернулся к своему помощнику: - Значит, так, берешь «бобика» и чешешь на полигон, в лагерь. Находишь там взвод химразведки из… мать его, опять забываю… Черноречья, что ли? В общем, из чего-то черного, сами знать должны. Командир - лейтенант Мудацк… нет, Мудрецкий, тот самый, что вчерась с Копцом бээрдэму из говна тащил. Поднимаешь по тревоге от имени генерала Дубинина. Пусть берут все хозяйство, что им полагается, и срочно мотают в Энгельс, на аэродром, оттуда их самолетом домой перекинут. Пока собираются, останешься с ними, проводишь до КПП и точно засечешь время, когда они уехали… Хотя нет, отставить, прямо оттуда мне отзвонишься. Вдруг эта дубина снова позвонит? Так, ноги в руки - и вперед!
Под дождь очень хорошо спится. Под мелкий, неназойливый летний дождик. Особенно если лежишь в теплой, уютной палатке после тяжелого суматошного дня, а впереди - еще один такой же. А может, и не один, это уж как прикажут. И само собой разумеется, что просыпаться в этом случае не хочется просто категорически. Ну в упор не хочется, и все. Не желает организм выводить задерганную нервную систему из глубокого защитного торможения.
– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, подъем! Тревога, товарищ лейтенант!
Мудрецкий приоткрыл один глаз и обнаружил над собой бледное до синевы лицо Простакова. Потом попытался взглянуть на часы, не обнаружил на них циферблата и простонал:
– Который час? Времени сколько, а?
– Полтретьего, товарищ лейтенант.
– Судя по голосу, Простаков был близок к панике, а это случалось не так уж часто.
– Тревога, товарищ лейтенант!
– Какая на хрен тревога, ты чего несешь?! Какая тревога в полтретьего, проверяющие раньше пяти не вернутся!
– Мудрецкий начал нашаривать поблизости что-нибудь тяжелое, чтобы отогнать назойливого Гулливера и снова погрузиться в мягкий и тихий мир.
– Подъем, лейтенант! Боевая тревога!
Новый голос был совершенно чуждым дремлющему сознанию, но офицерские нотки в нем угадывались безошибочно. Даже спросонок. Юрий проснулся сразу и окончательно. Вскочил, потряс головой и ошалело уставился на нависшего над ним незнакомого старлея с красной повязкой на рукаве.
– Вы лейтенант Мудрецкий, так? Поднимайте взвод и готовьтесь к выдвижению, со всем штатным имуществом, - сухо приказал помощник дежурного по части.
– Через четыре… нет, уже через три с половиной часа вас будет ждать самолет на военном аэродроме города Энгельса. Знаете, где это?
– Конечно, знаю, - кивнул Мудрецкий.
– А в чем дело, собственно?
– Это уж вам виднее.
– Старлей пожал плечами.
– Только что звонил генерал Дубинин из Москвы, передал вам приказ - грузиться в этот самолет и лететь домой. В это ваше… как его… Черноречье, что ли? Там вас какая-то срочная работа ждет.
– Чернодырье, - уточнил Мудрецкий. Где-то он уже встречал это название - «Черноречье», и было с ним связано что-то не совсем хорошее. То ли в книжке читал, то ли по телевизору слышал. Уточнять было некогда. Больше
– Сказали - брать все, - отрубил красноповязочный.
– Вы будете взвод поднимать, лейтенант?!
– Леха, давай!
– скомандовал Юрий и привычно заткнул уши.
– Взво-од, па-адъе-ом!!!
– разнесся по полигону рев подстреленного динозавра.
– Ба-аевая тре-эво-ога-а!!!
Сочные народные выражения, раздавшиеся в соседней палатке, Мудрецкий услышал, даже не убирая пальцы из ушей. Впрочем, выскакивающих под ночной дождь химиков он успел встретить не только одетым, но и затянутым во все полагающиеся ремни.
– Резинкин, на бээрдэму, Кисляк, в «шишигу»! Заводи! Простаков, в мою палатку, хватаешь наши ящики с бэ-ка и приборами, тащишь в кузов! Только не кидай, осторожно положи! Остальные - на выход с вещами! Все свое упаковать, все чужое оставить, и смотрите, не перепутайте, мы сюда можем не вернуться! Палатку не убирайте, некогда, местные сами свернут!
Фыркнули и зарокотали моторы, зажглись фары - очень кстати зажглись, поскольку в полной темноте любая спешка неизбежно превращается в суету. Совершенно излишнюю и бесполезную. А так - пусть не сразу, пусть не столь слаженно, как это изображают в показушном кино, но через десять минут обе машины взвода уже выбирались вслед за «УАЗом» помдежа с раскисающей полигонной грунтовки на тот самый асфальт, который когда-то привел их в палаточный городок.
В кузове «шишиги» трясся и расползался под лавки ворох самых разных вещей - от полупустых ранцев, которые так и не успели толком упаковать, до одеял, к которым химики так привыкли, что уже считали своими. Тем более что те самые шмотки, которые должны были в строгом порядке разместиться в рюкзаках, почему-то оказалось гораздо удобнее вытряхнуть кучей из всех углов на эти одеяла и потом одним узлом перекинуть через задний борт… Там же громыхали ящики с приборами, сумки с противогазами, еще какие-то короба, коробки, ящики и ящички, второпях вытащенные из палатки разведчиков вместе с оцинкованным сундуком - хранилищем патронов и различной пиротехники… Антеннка рации торчит, а дальше вторая - ну, не сдали вечером, никто же не знал, что так все обернется! А теперь - кому сдавать? Ничего, армия одна, не переведут имущество на другую часть, так попросту спишут. Тем более - большие учения! Только на вывод войск из какой-нибудь страны можно списать больше самого разного имущества. И, разумеется, на ввод войск - но война в этом отношении вообще не сравнима ни с чем, это не только интенданту понятно.
Мудрецкий ехал на броне БРДМ, свесив ноги в командирский люк и укутавшись от дождя в плащ от ОЗК. «Шишига» покачивалась впереди, и бардак в кузове отлично подсвечивался фарами. Плевать, главное, что ничего не забыли - напоследок Юрий лично прошелся с фонарем по палаткам, даже под оставшиеся матрасы и под нары заглянул. Вот что-то нужно было сделать перед отъездом, что-то обязательно нужно было, но с этой тревогой вообще из головы вон…
Подкатили к знакомым воротам, головной «УАЗ» свернул в сторону и пристроился возле КПП. Все правильно, дальше ему и не нужно. Надо попрощаться, что ли… Нет, некогда - вот уже ворота открываются, а до Энгельса - эх, и далеко еще! На все про все - три часа… нет, не успеть. Трасса по ночному времени свободная, но все та же «дорога смерти», еще и мокрая. Да и при всем желании больше семидесяти не разгонишься, техника не та. Это по паспорту из нее девяносто выжать можно, а в нынешнем убитом состоянии - разве что с высокой горы ее запустить… Нет времени. Ни на что. Совершенно нет времени. Хорошо хоть новый мост возле Саратова открыли, от него до аэродрома рукой подать. И по городу не крутить - это почти час выигрыша. Ну, поехали! И помашем рукой знакомому прапору - тому самому, который при первой встрече оборону здесь занял. На мушку ловил, блин, - интересно, а если бы сейчас, вот такой колонной, подъехали? На броне и с пулеметом?