Дневник 1984-96 годов

Есин Сергей Николаевич

18 января, среда. Вечером писал на Радио две передачи "Студию молодых" и "Писатели у микрофона". В первой были интересные ребята. Леша Сизов, ученик Рекемчука, оказывается, с блестящей прозой, тонкой и с великолепными глубокими ассоциациями, и два поэта: Дима Добровольский и Марина Кравцова. У Димы еще великолепные тонкие песни. Он кончил или почти закончил авиа-какой-то институт. Рыжий, одутловатый парень, родом из Костромы. Марина — химик, уже закончила Ленинский пединститут. Она до слез меня тронула, сказала: "Я думала —

это передача по ТВ. На мне ни одной своей вещи, и даже шуба взята на стороне". Бедная девочка, но ее жизнь — это плетение ее слов.

В другой передаче высказал свою заветную мысль о Чечне. Когда мы видим матерей и сестер, перегораживающих дороги нашим танкам, невольно думается: а разве матери не видели, что их сыновья, и мужья, и братья привозят из Москвы, куда они ездили как охотники в лес, как лисы в курятник, — сумки денег? Эти деньги — слезы и беда других матерей и жен. Разве они не знали, что поддельные авизо обогатили их мужчин?

Весь день занимался хозяйством вместо других своих сотрудников. Сегодня Гр.Гр., хохол-бригадир написал письмо: "Л.Н. отремонтировали квартиру, а она теперь хочет отблагодарить Серг.Голака, другого хохла, за счет института".

17 января, вторник. Защита докторской Прониным. Все это было прекрасно. Влад. был элегантен и язвителен. Первая половина дня была занята разборкой подряда: замена труб в общежитии. Один из подрядчиков написал письмо на Лар.Ник.: она за счет украинцев отремонтировала квартиру и теперь хочет одного отблагодарить за счет другого.

19 января, четверг, Крещение. Именно поэтому не созвали ученый совет. Завтра, с 14 по 18 — совещание одно за другим по ремонту. Приехала Л.Н. и пошла в бой. К счастью, в этот момент были Лев Ив. и Буханцов. Пасую против хамства. Вечером она с торжеством принесла мне подметное письмо. Видимо, его написал давний клиент Вал. Сорокина. Институт пуст, конфликтов нет. Дазыбао вывесил кто-то из ВЛК или их друзья. Как всегда, дикая обида на несправедливость ко мне. Нет сил работать, дышать.

20 января, пятница. Весь день крутился со злосчастной трубой в общежитии. Из событий ученого совета было два: сообщение М.П.Еремина о Грибоедове — вот здесь и понимаешь, для чего нужно 80-летие эрудита и что такое спокойная несуетная жизнь в литературе; и мое чтение анонимного стихотворения — грязной инвективы на меня. Создано все это в недрах заочки и ВЛК. Это еще раз свидетельствует о том, какие писатели у нас есть и каких писателей мы воспитываем.

"Тайному биографу, бабьезадому шустрило с "Дороги в Смольный" СЕРГЕЮ Графомановичу ЗАСОЛО-

ОГУРЕЧНОМУ посвящается

Вот Есин именем Сергей.

Писатель тоже преизрядный,

профессор, будь оно неладно,

литинститутовский ей-ей.

К нему я глупый с челобитной

ходил: коллега, уголок

мне дай пещеры первобытной!

Но некто бросил уголек

в его казенную квартиру,

и в ней, ей-ей, пожар возник,

и много, видишь ли, возни

с ремонтом кухни и сортиру.

А я, как юный пионер,

а он, как бедный инженер,

душ человеческих ваятель.

Он мне сказал: вали, приятель!

Таким писателям пока

в системе рыночной не место…?

Ах, ты задуй тебе с норд-веста!

Ах ты, цыпленок — из ЦК!

А ведь поди ж ты, инженер!

Знаток оттенка и нюанса.

Солист. А я — актер миманса,

всегдашний юный пионер.

Он, как и прежде, "вашим-нашим",

а мы по-пионерски пашем.

Мы состоим в одном Союзе,

как два шара в бильярдной лузе.

Но он под номером один,

а я под градусом.

И все же мы в разные системы вхожи:

товарищ — я. Он — господин.

Но, правда, я таких господ, как он,

вгонял в холодный пот.

Итак, пусть занесет в меню:

Его вгоню пять раз на дню.

Разок — от имени бродяг

с дипломами литинститута.

Второй — от имени бумаг,

что испражнил он почему-то,

а третий пот — за тех, кто пал,

служа не есинской халтуре,

а той большой литературе,

где конь Сергея не ступал.

Четвертый… Впрочем, полукровок

Грешно гонять без тренировок!

Я это, право, о коне…

ПЕГАСЕ… АСЕ… ЕСИ… НЕ".

Все последние дни лениво по полчаса, стучу на машинке "Гувернера", который не идет, потому что нет внутренней моей собственной личной темы, и перечитываю "Лолиту" холодным цепким взором. Вся конструкция, перекрытия и подпорные стали обнажены. Совершенство и мастерство редчайшие, во всем крайняя продуманность. Очень продуманные соединения и ходы подготовлены и проаргументированы так точно, что выглядят органическими. Особенно мне нравится "Изабель г-жи Гейз". Набоков практически полно вводит "кирпич" с крыши" в свой сюжет, а ничего, проглатываю. Пустая и привычная суета. Просто, видимо, я бегу от себя.