Дневник 1984-96 годов

Есин Сергей Николаевич

26 января, четверг. Совершили экскурсию на метро до ст. "Булонский лес", даже через лес, под дождем мимо Большого каскада озер — здесь был момент, когда какой-то вежливый господин взялся подвезти нас до этих озер на "мерседесе" и подвез, через весь лес с голыми взывающими ветками на "вид Эйфелевой башни" к высокому обрыву над Сеной, где расположен дворец Шайо. Сверху опять бесконечная поразительно точная и от этого чуть скучная линия через башню к "Военной школе".

Две вещи поражают — Эйфелевая башня в переплетении ее металлических конструкций и сам Дом инвалидов: двери, огромное количество пушек — обстреливают точно и сейчас, — мемориальные улицы, церкви со свешивающимися с потолка

вражескими знаменами. В каждом "жесте" — разумное воспитательное начало. Родина-мать. У нашей Родины, по-моему, слишком мало сыновей.

27 января, пятница. Утром позвонил Павлу и уехал в Малье. Долгий разговор о потери цели в жизни. Он уехал лет 20–25 тому назад из Киева. "10 лет прорывался, стал кандидатом наук, а все 140 р.". Выперли, слежка и КГБ. Он живет недалеко от замка Во-Ле-Виконт. Определенно я иду по следам Дюма. Мельком из машины увидел купол, под которым спал Людовик ХIV (по Дюма). Мой визит оказался не таким уж спонтанно-бескорыстным, вернее, мое приглашение. Мы перед обедом съездили купили чугунную печку, которую Павел сторговал раньше.

Для меня все здесь безумно интересно. Дом, набитый старыми вещами и антиквариатом. С нашей точки зрения, поле жизни — музей.

История Павла: жена бросила, дочка ушла, дом, который он нанимал, становится не по средствам. Мечта вернуться на родину лопнула: он боится. Рассказывал, как пытался купить квартиру в Москве. Умереть чуть ли не проще. Какая удивительно грустная и безрезультатная жизнь. Рассказал все это Б.Н., он точно определил: самообслуживание.

Для "жизни без детей" — огромный пустой дом, полный постелей, на которых никто не спит, и игрушек: внизу педальный автомобиль, наверху электрическая железная дорога.

28 января, суббота. Наш номер стоит 230 долларов в день, если вдвоем, и 210 — если поодиночке. Окно в колодец, на дне которого какой-то зал или цех, а по бокам окна таких же отельчиков. Одна звезда. Туристский, но белье приличное, меняют ежедневно, и жить можно. Один стул, шкаф и две тумбочки, в которых наши продукты. Питаемся в основном длинными, дивного вкуса французскими батонами и дешевыми яйцами. Одна из особенностей жизни: топят только ночью, днем батареи даже не теплые, а просто не холодные.

Утром были в Толстовском обществе. Читали по-французски два доклада. Один о христианстве у Толстого — дочь или внучка философа Лосского; другой — Жорж Нива невысокий литературовед (автор книги о Солженицыне) — о воображении (отсутствии) в романе "Воскресенье". Я хорошо сосредоточился и написал пару страничек в "Гувернера". Забегая вперед, скажу, что утром во время пробежки впервые прочувствовал и понял, что "Гувернера" я напишу. Вдруг увиделась жена второго героя, которая приехала и живет в одном номере (они муж и жена по фиктивным паспортам) с героем основным. Главное, есть ощущение, и с остальным справлюсь. Обидно, что герои не сразу выстроились и возникли под пером, и значит, предстоит внести уточнения, произвести серьезную редактуру.

Во время докладов записал в блокнот (возможно, несправедливо). "Седовласые, милые, высохшие люди, собравшись, делали все, чтобы убить живое слово, все расщепить, расчленить, лишить жизни, превратить все в человеческое мясо, действуют по алгебраическим законам скотобойни: поиски к поискам, потрошки к потрошкам, а рожки пойдут на варку клея".

К 15 часам пришли к Зинаиде Алексеевне Шаховской. Старуха — родилась в 1906 году, значит, ей 88 — меня околдовала, так умна, ясна и определенна. Я всегда в разговорах о ней в Москве относился с иронией: страсть юных недоумков к аристократии, какой там еще редактор "Русской мысли", так, дамочка с определенной злобой и долей рабочего антисоветизма. Мы запели с нею на два голоса сразу: "Я не признаю общечеловеческих ценностей". И я: "Я против интеграции Европы, снятия границ и мирового правительства. Во главе этого правительства станет такой монстр, что нам всем не поздоровится. Граница — это то, что может спасти человека" — "я это понимаю и разделяю".

Много говорили о библейцах. Держалась в рамках, но тема эта для нее из выстраданных и больных. Подарила мне книжку 23-го года, переизданную в 1978 году "Имка-пресс" "Россия и евреи", написанную (авторы) евреями. По ее словам, основная мысль книги — разрушение России нанесло еврейству огромный урон. То же самое происходит и сейчас. Вообще она много говорила о России, которая сейчас, по ее словам, переживает страшное время. Она с симпатией рассказывает о времени Хрущева и о Москве, куда она попала женой дипломата в 1920-х. Ее сегодняшния впечатления — глубокие, особенно от чиновников и их жен, которые стремятся ее посетить: ради приобщения к аристократизму. Главная ее печаль-забота — что ее не знают как писательницу в России.

15 романов и 4 тома воспоминаний по-французски.

Я постараюсь сделать все, чтобы заинтересовать С.А.Кондратова и издать воспоминания и "Россия и евреи" в "Терре". Книги придется брать в архиве, куда все свое "нищее имущество" она передала. На первой странице она написала "Это честная и хорошая книга должна появиться в России — Зинаида Шаховская, 29.01.95".

Когда она встала с дивана и, опираясь на палку, — я пытался поддержать ее, "нет, нет, меня поддерживать не надо, я пока могу сама" — пошла за книгами в другую комнату, я обратил внимание: она высокая. Я-то всегда полагал, что долго живут только маленькие старушки.

Из подробностей: "Мой врач и друзья предупреждены, чтобы, если я почувствую себя плохо, никаких возвращений с того света, никаких машин и приборов. Старость дана человеку как последнее испытание, в наказание".

Она одна — все это, возможно, ждет и меня.

Возвращались к площади Республики, домой, пешком. Огромный Св.Августин, обошли темный парк Монсо, впечатление произвела церковь Магдалены с огромной фигурой Христа на фризе фронтона. По ту сторону рю Рех (Королевской) — обелиск из Луксора: две цивилизации смотрят друг на друга. Дальше начались бульвары: Итальянский, Капуцинов, витрины, отели, столики, пламя реклам — мне это неинтересно. Где заканчивается история — мне скучно.

29 января, воскресенье. Прочел только что с массой выписок книгу З.Шаховской. "В поисках Набокова": вот как надо писать — беспощадно. Импульс ее ясен: 500 страниц, сцена в "Галкиморе", когда Набоков- сука! — не узнал З.Ал. Беспощадно, но объективно и с любовью. Но и хороша расчетливость Набокова: он добился своего — книги-легенды Шаховской.

Вечером были у Натальи Борисовны Соллогуб, дочери писателя Б.С. Зайцева. Они с мужем Андреем Владимировичем живут в районе бульвара Гарибальди в собственной квартире. Здесь же сразу выучили меня ритуалу хождения в гости: я в джинсах и кофте, а хозяйка — в строгом костюме и на каблуках. У Андрея Владимировича белый платочек в кармане. Их браку 62 года. Двое, кажется, детей и с десяток внуков. Опять к восхищению стоицизмом. Хозяйка, не стесняясь, сказала: я вся в операциях, у меня в теле протез, титановый гвоздь и в бедре такой же искусственный сустав, у Андрея Владимировича почти потеряно зрение, он все время шарит по столу и берет не те предметы. Очень снижен слух, говорить приходится громко: здравствуйте, Андрей Владимирович (!!!) Прибавляется у меня и чувство зависти — семья. Большая, расчлененная, с многоветвистыми заботами. У Михаила, старшего сына, недавно, например, умерла няня, сорока лет- рак. К этим старикам надо прибавить еще и Ирину Сергеевну Мамонтову (в доме у нее мы впервые встретились с Натальей Борисовной), плохо, с палкой передвигающуюся старушку, в русом, в отличие от своей совершенно побелевшей подруги, парике. В конце вечера она — мы проводили ее до такси — еле двигалась, стараясь не отрывать ног от асфальта.