Дневник чайного мастера
Шрифт:
Санья протянула бутылочку с лекарством.
— Вода достаточно чистая? — обеспокоенно спросила Кира.
— Да, — ответила я.
Они обе пристально посмотрели на меня, и лицо Киры помрачнело.
— Ты ведь знаешь, что нам нечем заплатить?
Она обращалась к Санье, но больше ко мне.
— Платить не нужно.
Кира уселась в обшарпанное кресло, взяла бутылочку и протянула ее Минье. Та с трудом открыла рот, почти сразу проглотила несколько капель и уснула. Кира отнесла ее в спальню.
— Санья, подойти сюда, — позвала Кира.
— Иди-иди,
Они закрылись в спальне. Из-за двери было слышно каждое слово, хотя Кира и пыталась разговаривать вполголоса, но, думаю, она хотела, чтобы я слышала.
— Ты не должна была просить у нее воды!
— А что еще мы можем сделать! — выпалила Санья. — Мне никогда не построить этот водопровод — деталей нет, да и цены на них занебесные.
Кира только вздохнула:
— Знаю, дочка. Добывать воду — не твоя забота. Если бы Минья была здорова, мы могли бы ходить по соседним деревням, чинить одежду или еще что-нибудь или, например, попытаться устроиться на обувную фабрику в Куусамо. Мне просто не хочется ни у кого одалживаться.
Все. Больше слушать этого мне не хотелось, поэтому я вышла на крыльцо и аккуратно закрыла за собой дверь. Присела на ступеньку и стала глядеть по сторонам: вялые, с трудом удерживающие себя прямо подсолнухи, дырявая крыша, сплетенная из водорослей, под нею два разбитых стула… Соседние дворы и дома казались одинаковыми, тусклыми, уставшими отражениями друг друга.
Не знаю, сколько я просидела на крыльце, наконец Санья вышла и тихо закрыла за собой дверь:
— Они обе уснули, в последнее время это большая редкость в нашем доме.
Я старалась говорить вполголоса, но мои слова прозвучали неожиданно резко:
— Ты соображаешь, что делаешь?
Она вздрогнула, а у меня сердце сжалось в груди, потому что все последние недели запечатлелись на ее лице, во всем ее облике, но я вспомнила пустую мастерскую, стук и ее неожиданное появление, поэтому все же продолжила:
— Неужели ты не понимаешь, насколько опасно заниматься строительством нелегального водопровода? А если его обнаружит аквапатруль? Стройка-то у тебя под верстаком, так ведь?!
Санья тяжело вздохнула:
— Нам не хватает положенной нормы, и у нас нет больше денег покупать воду. Отцу удается получать часть зарплаты водой, но она иногда выглядит так, будто в ней замачивали грязное нижнее белье.
Я нахмурилась:
— Пожаловаться куда-нибудь не пробовали?
Санья усмехнулась:
— Скажи кому? Тем же самым генералам, которые нелегально дают отцу эту воду?
Я поняла, что она имела в виду.
— Хватит, — сказала я, и Санья недоуменно посмотрела на меня. — Никогда больше не подходи к своему водопроводу.
— Ясное дело, тебе никогда не приходилось делать выбор — оказаться в тюрьме или позволить своей семье умереть от жажды.
Я не верила своим ушам: она ни разу не позволяла себе разговаривать со мной таким тоном. Санья и сама была удивлена своей жесткости, она схватила мою руку и сжала ее:
— Нориа, прости меня. Я не имела ничего такого в виду…
— Сколько тебе нужно?
— Нориа…
— Сколько?
Она пристально посмотрела на меня:
— Гораздо больше, чем ты можешь мне дать. Две бутылки в день.
— Ты получишь их.
Санья покачала головой:
— Вода нужна тебе самой. Я не могу.
— Не беспокойся.
Мне показалось, что она хотела спросить о чем-то еще, но промолчала, и я была благодарна ей за это. Хоть не пришлось лгать.
С тех пор что-то поменялось в наших отношениях — что-то, чему я ни тогда, ни сейчас не могу найти подходящих слов.
Она не разговаривала со мной о водопроводе, не упоминала о болезни Миньи, а я не рассказывала ей о сокровенном источнике.
Тайны точат нас, как вода точит камень. Казалось бы, на поверхности все спокойно, но есть вещи, которыми мы не можем ни с кем поделиться, они гложут нас изнутри, а затем жизнь обволакивает их, подстраивается под них. Тайны пожирают отношения между людьми. Порой мы надеемся, что они во благо, что, допустив другого в уголок души, где прячется тайна, мы уже не останемся с ней один на один.
Я начала регулярно приносить Санье воду. Она молча брала ее. Тем временем Минья стала выздоравливать и интересоваться происходящим вокруг, и, хотя ручки и ножки у нее выглядели, как истонченные зимними холодами веточки, смертельная опасность была уже позади. Мама Кира относилась ко мне со смешанным чувством благодарности и неловкости, ограничиваясь короткими фразами, а отец Ян вообще не упоминал про воду. При встрече он всякий раз интересовался, не нужно ли чайному мастеру помочь чем-то в саду или подремонтировать в доме. Я отказывалась.
Все мои попытки найти какую-либо информацию об экспедиции Янссона зашли в тупик. Воодушевленная последней записью в дневнике Миро, я пролистала все оставшиеся книги, но обнаружила лишь не связанные друг с другом короткие заметки, в которых не нашла ничего нового. Свалка надежно хранила свои секреты. От моих поисков не было проку, только рана на руке от какой-то ржавой железки да горсть-другая запчастей для Саньи. Со всех сторон меня окружала стена молчания: индикатор транслятора не мигал, молчаливая трава тянулась вверх из земли, прах отца лежал безмолвно в могиле.
Весна шла полным ходом, пока однажды утром тишина рухнула.
Стоял обычный день, каких много: небо в тучах стального цвета, на ветках редких деревьев и кустов светло-зеленым пламенем трепещутся листочки, улицы пустынны. Я шла мимо дома, во дворе которого пожилая пара сидела под навесом из водорослей. Он обнимал ее за плечи, а у женщины текли слезы по морщинистым щекам. Видеть такое было не под силу.
Санья ждала меня у входа, когда я подошла к их дому.
— Ты уже слышала? — спросила она. Я увидела, что она чем-то напугана, и мое сердце сжалось.