Дневник для Стеллы
Шрифт:
Свифт — мисс Эстер Ваномри
1 июня [1721?]
Я никак не мог придумать, как переписать для вас этот перечень [1212] , и потому вручил его мистеру Уорэлу с тем, чтобы он передал его вам, а ему сказал, что это какие-то бумаги, которые вам переслали из Англии на мой адрес. — Да хранит вас господь, adieu —
Свифт — мисс Эстер Ваномри
Галлстаун, близ Киннегада,
1212
…как переписать… перечень… — О чем здесь идет речь, сказать трудно.
5 июля 1721
Мне было не с руки, а, вернее, невозможно написать вам до сих пор, хотя я желал этого более, нежели обычно, памятуя, в каком расположении духа я в последний раз застал вас; надеюсь, впрочем, что оставил вас в несколько лучшем. Считаю своим долгом просить вас побольше следить за своим здоровьем, встречаться с людьми и гулять, в противном случае вас одолеет хандра, а ведь нет недуга глупее и тягостней, и если справедливо, что обладание всеми жизненными благами служит в какой-то мере от нее защитой, тогда у вас для этого решительно никакого повода. Кэд — уверяет меня, что по-прежнему чтит, любит и ценит вас больше всего на свете и сохранит эти чувства до конца своих дней, но вместе с тем он умоляет вас не делать ни себя, ни его несчастным из-за ваших фантазий. Мудрейшие люди всех времен почитали за лучшее ловить преходящие мгновенья и находить усладу в любом невинном занятии. Если бы вы знали, каких усилий стоит мне сохранять хоть немного здоровья, какие неудобства я принужден терпеть ради езды верхом и прогулок, а также вследствие воздержания от всего, что я люблю, то вы считали бы пустяком необходимость время от времени проехаться в карете или поболтать с глупыми и бесцеремонными людьми, дабы избежать хандры или болезни. — Без здоровья вы утратите всякое желание пить кофей и так ослабеете, что совсем падете духом. — Я передал Кэду все те вопросы, которые вы имеете обыкновение ему задавать, и он торжественно объявил, что отвечает на них утвердительно. Как продвигается ваша тяжба? Ведь вы были когда-то отличным сутягой, но только Кэд — вас испортил. — Я совершил довольно утомительное путешествие в ирландской почтовой карете, однако чувствую себя после этого вполне сносно. — Прошу вас, пишите мне бодро, без жалоб
1213
…покиньте этот гнусный остров… — Т. е. уезжайте из Ирландии.
Мисс Эстер Ваномри — Свифту
[Июль 1721]
—, —, —, Кэд, у меня сейчас невыносимая тоска, и я ничего не могу с собой поделать. Все как нарочно толкает меня к этому. Разве это не безжалостно: обладать таким значительным состоянием, как у меня, и не иметь возможности распоряжаться им, как если бы у меня вовсе не было на него никаких прав? Один из докторов [1214] — сущий —, я даже не знаю, как его назвать. На днях он так отвратительно вел себя со мной, что будь я мужчиной, ему пришлось бы кое-что выслушать. Только и знает, что болтать чепуху и извиняться. По-моему, с тех пор, как он услыхал о первом ходатайстве совета опекунов, он от души раскаивается, что вообще взялся за это дело, потому что его приятель оказался более виновен, нежели он предполагал. И вот я должна торчать в этом ненавистном мне городе и вести бесконечную тяжбу в ущерб моему здоровью и настроению. И, тем не менее, я легко могу снести эти и другие житейские невзгоды, но только не пренебрежение со стороны —, —, —, Кэда. Он часто говорил мне, что лучшее житейское правило, которого придерживались мудрецы всех веков — это ловить мгновенья, но, увы! счастливые мгновенья всегда недосягаемы для обездоленных. Скажите, пожалуйста, — Кэду, что я не могу припомнить в своем письме ни одного места, в котором сквозило бы раздражение, и крайне сожалею, если ему так показалось. Что же до моей тоски, то тут я бессильна, и вам остается только проявить снисхождение. Я всячески стараюсь ее преодолеть, но она сильнее меня. С тех пор, как я виделась с Кэдом, я прочитала больше, чем за долгое время в прошлом, и выбирала книги, требующие наибольшего внимания с тем, чтобы как-то занять свои мысли, но убеждаюсь, что, чем больше я размышляю, тем несчастнее себя чувствую.
1214
…один из докторов… — Вероятно, здесь имеется в виду один из членов ирландского суда лорда-канцлера, в котором Ванесса вела тяжбу с душеприказчиком Партингтоном.
Я уже как-то решила не досаждать вам больше моими письмами из боязни, что они покажутся слишком унылыми и станут вам в тягость, но для меня такое удовольствие писать вам, что это свело на нет мою решимость. Удовлетворение, получаемое мной при мысли, что вы вспоминаете обо мне, когда читаете мои письма, и наслаждение, которое я испытываю, ожидая их от — Кэда, вот причина, по которой я предпочитаю лучше быть немного в тягость вам, нежели усугублять тягостность моего собственного существования.
Свифт — мисс Эстер Ваномри
Клогер, 1 июня 1722
С тех пор, как я уехал из Дублина, это первый случай, когда я коснулся пером бумаги, и только десять дней, как я обосновался на одном месте [1215] ; кроме того, я по неведению пропустил одну почту, что задержало отправку этого письма на пять дней. Перед тем мне сильно нездоровилось, как это обычно со мной бывает вследствие сырой погоды и перемены воды. Я и сейчас еще как следует не поправился, хотя чувствую себя уже гораздо лучше. Скверная погода держалась с таким постоянством, что я еще нисколько не ощутил благотворных преимуществ жизни в деревне, и похоже, что она и дальше будет такой же. Было бы бесконечно приятнее встречаться раз в неделю с Кендалом [1216] и прочее, иметь возможность проводить по утрам часа три — четыре за кофеем или обедать tete-a-tete [наедине (франц.).], а потом до семи опять попивать кофей. На все вопросы, которые вы можете мне задать, я отвечаю утвердительно. Я хорошо помню ваше отвращение и презрение к беседам, коими пробавляются в обществе; так вот, два дня кряду я был здесь настолько угнетаем одним джентльменом и его благоверной, что сделался раздражителен, как — мне недостает сравнения. Вы, надо думать, уже переехали в свое деревенское обиталище [1217] или собираетесь, впрочем, вам, кажется, предстоит скоро сессия суда [1218] . Я пробуду здесь достаточно долго, чтобы успеть получить ваш ответ и, возможно, еще раз написать вам, однако потом, если позволит здоровье, поеду дальше и буду извещать вас о своих дальнейших остановках. Несколько дней у меня была такая хандра, какую вы едва ли когда испытывали за всю свою жизнь; смелое утверждение, не правда ли. Помните, я по-прежнему призываю вас читать и гулять для совершенствования вашего разума и телесного здоровья и прошу вас не быть чересчур романтичной, а говорить и вести себя, как подобает обыкновенному земному существу.
1215
…только десять дней… как я… на одном месте… — Ответ Ванессы на это письмо показывает, что Свифт выехал из Дублина за 5 недель до того, возвратился же он лишь в начале октября. Во время путешествия на север Ирландии он посетил епископа Стерна в Клогере, священника Роберта Коупа в его приходе Лох-Гэлл (по названию расположенного рядом озера) в 4 милях от Армы и своего друга Шеридана в Килке. Всего он проделал около 400 миль и объехал большую часть Ольстера.
1216
Кендал. — Семейство с таким именем, которое занималось переплетным делом, проживало в первой половине XVIII в. в Дублине в том же приходе, что и Ванесса; исследователи считают, что, возможно, кто-нибудь из этой семьи помогал приватным свиданиям Свифта и Ванессы.
1217
…деревенское обиталище… — Селлбридж.
1218
…вам предстоит… сессия суда. — Летняя судебная сессия обычно начиналась как раз в это время.
Уже стало общим мнением, да и вы, наверно, частенько говорите, что я себялюбец, однако теперь я пребываю в таком унынии, что не могу этого сказать. Я от всей души желаю ради вас и себя, чтобы ваши новые знакомые были с вами. Да пошлет вам господь успешного окончания вашей тяжбы и благоприятного решения посредников; и помните, что богатство составляет девять десятых всего, что есть хорошего в жизни, а одна десятая — здоровье; а уж кофей занимает в ней куда меньшее место, но если все же и посчитать его за одиннадцатую долю, то без двух предыдущих его как следует не попьешь. И еще не забывайте фарфор в старом доме, и Райдер-стрит [1219] , и путешествие полковника во Францию, и лондонское бракосочетание, и больную леди в Кенсингтоне, и дурное расположение духа в Виндзоре, и как надрывались, упаковывая ящик с книгами в Лондоне [1220] . В прошлом году я только и делал, что писал вам любезности, и вы были недовольны; в нынешнем я не стану их писать и вы опять будете недовольны, но при всем том мои мысли не переменились, и я pas-решаю вам быть губернатором и готов отвечать за последствия. Надеюсь, вы позволите мне во время нашей следующей встречи воспользоваться частью ваших денег, я обязуюсь вам честно возвратить их. R'epondezmoy si vous entendez bien tout cela, et croyez que je seray toujours tout ce que vous d'esirez — adieu. — [Ответьте мне, хорошо ли вы все это уразумели и поверьте, что я всегда и во всем останусь таким, как вы желаете. До свидания! (франц.).]
1219
Райдер-стрит. — Улица, на которой Ванесса жила в Лондоне.
1220
…как надрывались, упаковывая ящик с книгами… — См. запись в «Дневнике» от 28 февраля 1712 г.
Мисс Эстер Ваномри — Свифту
[июнь 1722]
—, —, —, Кэд, я уже было решила, что вы совсем забыли о моем существовании и о своем обещании писать мне. Разве это не жестоко, отсутствовать пять недель и не послать мне при этом ни единой строчки, чтобы я хоть знала, что вы здоровы и помните обо мне? Это тем более непростительно, что у вас стояла такая скверная погода, что ни о каких развлечениях вне дома не могло быть и речи. Что ж тогда еще вы могли делать, если не писать и читать? Карты вы, я знаю, не любите, да сейчас и не то время года, чтобы развлекаться таким образом. С тех пор, как я вас видела, я чаще появлялась в обществе, нежели прежде, и все потому, что вы так велели, и решительно утверждаю, что именно по этой причине день ото дня чувствую себя все хуже и хуже. Как-то на этой неделе я нанесла визит одной знатной даме, незадолго перед тем возвратившейся из путешествия, и застала у нее целое сборище дам и щеголей, одетых, надо полагать, самым изысканнейшим образом. Надеюсь, вы простите меня, если я признаюсь вам, что от души желала, чтобы вы были свидетелем этой сцены, поскольку весьма сомневаюсь, что вам доводилось когда-нибудь наблюдать нечто подобное или нечто более необычное. В поведении самой хозяйки сочетались столь разные повадки, что я никоим образом не берусь вам его описать, не рискуя истощить ваше терпение. Что же до ее слушателей, то можно было подумать, будто все они лишь ей одной обязаны своим существованием, настолько подобострастно они себя вели. Их манеры и жесты напоминали ужимки павианов и мартышек; они ухмылялись и болтали наперебой о вещах, совершенно мне непонятных. Стены комнат украшали гобелены, на которых прекрасно изображены были деревья. И вот в то время, как я любовалась ими и желала себе очутиться в такой местности с —, один из этих молодчиков выхватил мой веер, всем своим видом давая понять, что я ему нравлюсь; он поверг меня в такой ужас, что мне уже вообразилось, будто он по меньшей мере утащит меня на крышу, как это произошло с вашим приятелем [1221] , но тут в комнату вошел еще один из той же породы, и они начали корчить друг другу гримасы, а я, воспользовавшись случаем, сбежала. С тех пор, как мы с вами виделись, ни тяжба, ни решение посредников не продвинулись ни на шаг. Неудачи преследуют меня со всех сторон, и все же я вынуждена оставаться в городе, встречаться с мистером П[артингтоном] и прочее,
1221
…утащит меня на крышу, как это произошло с вашим приятелем… — Эта фраза — очевидное свидетельство того, что Ванесса читала «Путешествия Гулливера» в рукописи по меньшей мере за 4 года до его издания, притом не только первую часть, где рассказывается, как Гулливер был похищен обезьяной (5 глава), но и четвертую, где такие же чувства по отношению к Гулливеру выказала самка йэху.
Свифт — мисс Эстер Ваномри
Лох-Гэлл, графство Арма, 13 июля 1722
Письмо ваше я получил, но я так часто с тех пор переезжал с места на место, что лишен был возможности указать вам, где именно я ожидаю получить от вас ответ и, если вы сейчас находитесь в деревне и это письмо не придет к вам в положенный срок, считая от проставленного мной числа, то я и на сей раз не смогу надеяться получить что-нибудь от вас, потому что в начале августа уеду отсюда. Мне весьма понравился отчет о вашем визите и поведении дам. Нет такого дня, чтобы я не был свидетелем точно таких же глупостей, совершаемых лицами обоего пола и, тем не менее, я терпеливо сношу их развлечения ради. Нам очень трудно угодить — вот наша с вами главная беда, и вопрос лишь в том, не сами ли мы тому виной. По крайней мере я думаю, что причина у нас одна. Не в пример, однако, вам, я не имею привычки ссориться со своими лучшими друзьями. В вашем письме, я думаю, отыщется не меньше десятка мест, в которых сквозит раздражение, и каждого из них вполне достаточно, чтобы испортить два дня прогулок пешком и верхом. В одном отношении мы с вами разительно друг от друга отличаемся: я готов бежать от хандры хоть на край света, вы же, напротив, готовы свернуть со своего пути, только бы встретиться с ней. Боюсь, что плохая погода не позволила вам хоть немного насладиться преимуществами жизни в вашем деревенском обиталище и способствовала тому, что вы предавались раздумьям в своей комнате. Я же почел за лучшее воспользоваться ею, чтобы перечесть сам не знаю сколько исторических сочинений и описаний путешествий. Мой вам совет — заведите себе лошадь для верховой езды и двух слуг, которые бы вас всегда сопровождали, да навещайте своих соседей, и чем они хуже, тем лучше. Внушать почтение доставляет известное удовольствие, а это всегда в вашей власти в силу вашего умственного превосходства и богатства. Лучшее из всех известных мне жизненных правил — это пить кофей, когда представляется такая возможность, и спокойно обходиться без него, когда это невозможно. Имейте в виду, что пока вы будете продолжать хандрить, я не отстану от вас со своими проповедями. У нас с вами такое родство душ, что я чувствую себя сейчас недостаточно расположенным к писанию писем, поскольку для этого, я полагаю, необходимо хоть раз в неделю пить кофей. Я могу со всей искренностью ответить на все ваши вопросы, как всегда это делал, но должен после этого предаться всем возможным развлечениям, затем что они помогают мне сохранить душевную бодрость, точно так же, как прогулки содействуют моему здоровью, а без здоровья и доброго расположения духа лучше уж быть собакой. Никогда в жизни я не менял еще так часто декорации, нежели сейчас, и с тех пор, как уехал из Дублина, спал, я полагаю, по меньшей мере на тридцати кроватях. И укладываясь, я всякий раз непременно натягивал на себя одеяло не иначе, как левой рукой, такова уж суеверная примета, которую я усвоил за последние десять лет. На этих деревенских почтах обычно такие странные порядки, что мы принуждены быть всегда наготове со своими письмами на случай, если им внезапно вздумается их потребовать. Вот и мое сейчас спрашивают, хотя оно все равно будет отправлено не раньше завтрашнего дня. Будьте бодрей, читайте, ездите верхом и смейтесь, как Кэд — давно еще бывало вам советовал. Надеюсь, ваши дела находятся сейчас в несколько лучшем состоянии. Я жажду увидеть вас здоровой, красивой и при параде; прошу вас, не теряйте вкуса ко всему этому. Прощайте!
Свифт — мисс Эстер Ваномри
7 августа 1722
Я покидаю сейчас мое нынешнее прибежище [1222] и, если где-нибудь вновь остановлюсь, то дам вам знать, потому что не прочь все же дождаться хорошей погоды для верховой езды и прогулок. Здесь не припомнят другого такого дождливого лета. Боюсь, впрочем, что вы пребываете на сей счет в полном неведении, разве только вам случается изредка выглянуть в окно, выходящее во двор, чтобы позвать кого-нибудь из слуг. Ваше последнее письмо с исполненным уныния отчетом о ваших судебных делах я получил. В прежние времена вы были куда более ловким сутягой, умудряясь склонить других добиваться вашего согласия на постановление парламента, ущемляющее их собственные интересы, дабы споспешествовать вашим. И вот теперь, когда вам не занимать ни способностей, ни умения, вы не снисходите до того, чтобы воспользоваться ими. Если вам взгрустнется, старайтесь читать что-нибудь занимательное или забавное, — таков мой рецепт, и он редко когда не помогает. Здоровье, хорошее расположение духа и богатство — вот самое дорогое в сей жизни, и последнее из них способствует двум первым. С тех пор, как мы с вами виделись, я не проехал верхом и каких-нибудь 400 миль и едва ли проеду более 200 до того, как увижу вас снова; и когда это произойдет, очень прошу вас не пытаться пожать мне руку: я испытываю теперь смертельный страх перед чесоткой, и единственная моя надежда, что, может быть, это просто ко мне под кожу забрались какие-нибудь мерзкие паразиты, клещи, например. Мне удалось уже извлечь несколько, и я надеюсь выскрести остальных. Разве одного этого недостаточно, чтобы впасть в хандру? Ведь, пожалуй, ни одна христианская семья не решится теперь принять меня под свой кров. И это все, что можно приобрести, путешествуя на север. Для меня было бы сущим несчастьем, если бы я был столь же привередлив по части предмета разговоров и собеседников, как вы. Любопытно, что это единственное, в чем вы сходитесь с Глассхилом, который утверждает, что во всей Ирландии нет ни единого человека, кроме Кэда, с которым можно было бы побеседовать. Что бы вы делали в этих краях, где вежливость так же неведома, как и чистоплотность? Однако меня прерывают, так что письму предстоит немного пропутешествовать вместе со мной. Итак, adieu до следующей моей остановки. — 8 августа. Я проехал вчера 29 миль, но ничуть не устал и очень хотел бы, чтобы малышка Эскинейдж могла бы проехать столько же. Отсюда я предоставлю моему письму отправиться в путешествие в одну сторону, а сам поеду в другую; не знаю пока, куда именно, и не ведаю, какие еще хижины и болота встретятся на моем пути. В эту самую минуту я представляю вас такой, какой вас обычно можно увидеть в десять утра, и вы задаете свои обычные вопросы, а я отвечаю на них, непременно сперва помедлив для вида. Эта сцена разыгрывалась уже раз сорок, точно так же, как и другая, длившаяся обычно с двух часов и до семи и, стало быть, на два часа продолжительней первой, но при этом у каждой из них есть свои agr'emens particulier [приятные особенности (франц.).]. Наступили большие вакации. Закон изволит почивать, и погода стоит прескверная. Как вы коротаете время? Среди полей и рощ вашего сельского обиталища или в обществе кузенов и кузин [1223] в городе, а может быть предаетесь размышлениям, которые непременно выводят вас из себя, а потом доискиваетесь причин и приходите к досадным умозаключениям на основании ложных посылок. Самым лучшим собеседником для вас был бы, пожалуй, философ, к которому вы питали бы такое же почтение, как к проповеди. С тех пор, как я расстался с вами, я прочитал больше всякой дряни, нежели могло бы уместиться на всех ваших полках, и чувствую себя от этого намного лучше, хотя едва ли запомнил хоть полслова. Обращайтесь памятью к сценам в Виндзоре и на Кливленд-роу, Райдер-стрит, Сент-Джеймс-стрит и в Кенсингтоне, и в вашем вертепе и к пребыванию полковника во Франции и прочему. Кэд, я уверен, частенько думает обо всем этом, особенно сидя в седле. Какая глупая вещь — время, и до чего глуп человек, который был бы так же недоволен, если бы оно остановилось, как недоволен тем, что оно миновало! Однако я не стану продолжать в таком духе, потому что подобными писаниями и рассуждениями живо нагоню на себя тоску, а это единственное в вас, чему я не стал бы выражать одобрение посредством подражания вашему примеру. — Итак, прощайте до следующего места, где я сделаю остановку, если я вообще где-нибудь остановлюсь до своего возвращения, а сие я предоставляю решить судьбе и погоде.
1222
Я покидаю… мое нынешнее прибежище… — Дом Коупа в Лох-Гэлл.
1223
…кузенов и кузин. — Единственный кузен, упоминаемый Ванессой в ее завещании — Джон Антробус; кого еще имел в виду Свифт — неизвестно.
Завещание Эстер Ваномри
(Извлечено из реестра ее королевского величества суда по делам о завещаниях в Ирландии)
Именем всевышнего аминь! — Я, Эстер Ваномри, одна из дочерей ныне покойного Бартоломью Ваномри, проживавшего в городе Дублине, эскв., находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю и предписываю эту мою последнюю волю и завещание в соответствии с нижеследующей формой и порядком, а именно:
— Во-первых, я препоручаю мою душу в руки всемогущего господа, а тело предаю земле, с тем чтобы оно было погребено согласно благоусмотрению моих душеприказчиков. Затем я передаю и отказываю все, что мне принадлежит, будь то земля, аренда, наследство или опека, а также все мое недвижимое и личное имущество какого бы то ни было рода и вида его преподобию доктору Джорджу Беркли, одному из членов совета Тринити-колледжа в Дублине, и Роберту Маршаллу из Клонмелла, эскв., а также их наследникам, душеприказчикам и опекунам, коим со всем тем поручается, надлежит и вменяется в обязанность уплатить все мои долги, которые будут за мной числиться ко времени моей смерти, равно как и уплатить перечисляемые ниже суммы, которые мной завещаны или которые будут мной завещаны в любой приписке, каковая будет присовокуплена к этой моей последней воле и завещанию. Item [А также (лат.).], я дарю и завещаю Эразму Льюису, эскв., сумму в двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Фрэнсису Эннисли из лондонского Сити, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Джону Хуксу, эскв. из Гаунтса в Дорсетшире, двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его высокопреподобию отцу Уильяму Кингу лорду-архиепископу Дублинскому двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его высокопреподобию отцу Теофилусу Болтону лорду-епископу Клонфертскому двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Роберту Линдсею из города Дублина, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Эдмунду Шулдэму из города Дублина, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Уильяму Лингину из Дублинского замка, эскв., двадцать пять фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю его преподобию мистеру Джону Антробусу, моему кузену, точно такую же сумму на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Брайану Робинсону, врачу из города Дублина, пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю мистеру Эдуарду Клокеру из города Дублина пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю мистеру Уильяму Маршаллу из города Дублина пятнадцать фунтов стерлингов на приобретение кольца; Item, я дарю и завещаю Джону Финн, сыну Джорджа Финн из Килдрута, что в графстве Килдар, и крестнику моей сестры, сумму в двадцать пять фунтов стерлингов, каковая должна быть ему уплачена по достижении двадцати одного года; также я дарю и завещаю его матери миссис Мери Фини сумму в десять фунтов стерлингов на приобретение траурного платья; и ее сестре миссис Энн Векфилд из прихода Сент-Эндрюс в городе Дублине такую же сумму на приобретение траурного платья; Item, я дарю и завещаю Энн Киндон, моей нынешней служанке, сумму в пять фунтов стерлингов на приобретение траурного платья; и ее дочери Энн Клинкскеллз такую, же сумму на приобретение траурного платья; Item, я дарю и завещаю каждому слуге, который будет жить со мной во время моей смерти, жалованье за полгода; и беднякам прихода, в котором мне случится умереть, пять фунтов стерлингов; и я еще раз сим назначаю, доверяю и объявляю вышепоименованных доктора Джорджа Беркли и Роберта Маршалла, эскв. из Клонмелла, единственными душеприказчиками этой моей последней воли и завещания; и также я сим отменяю и объявляю недействительными все прежние и другие мои изъявления воли и завещания, каким бы то ни было способом сделанные, будь то словесно или письменно, и объявляю это своим единственным волеизъявлением и завещанием, в удостоверение чего я, вышеупомянутая Эстер Ваномри, прилагаю к сему свою подпись и печать сего дня, первого мая в лето господне 1723.