Она никогда не прерывала своих собеседников и не смеялась над их промахами, но деликатно помогала им выйти из затруднения; когда же какое-нибудь их тонкое суждение было обойдено вниманием, она не давала ему остаться втуне, но представляла присутствующим в самом благоприятном свете. Она внимательно слушала все, что говорилось, никогда не отвлекалась и не сидела с отсутствующим видом.
Прегрешить в ее присутствии хотя малейшим словом против скромности было весьма неосмотрительно и небезопасно, она пускала тогда в ход все свое остроумие, презрение и негодование, перед которыми даже глупость и грубость принуждены были отступить в замешательстве, и повинный в таком проступке человек не мог позволить себе при ней то же самое еще раз, поскольку она избегала его после этого, как медведя или сатира.
Ей довелось как-то очутиться вместе с несколькими другими дамами в обществе одного наглого хлыща, который с присущей ему развязностью принялся говорить двусмысленности; дамы обмахивались веерами и прибегали к другим практикуемым в подобных случаях средствам, делая вид, будто они не слушают или им невдомек, о чем идет речь. Ее же поведение было совершенно иным и, быть может, кто-нибудь счел бы его даже заслуживающим осуждения. Она обратилась к этому человеку со следующими словами: «Сударь, эти дамы и я прекрасно понимаем, к чему вы клоните, ведь как мы ни стараемся, а все же нам частенько приходится встречаться с лицами вашего пола, у коих нет ни благопристойности, ни здравого смысла. Но, поверьте, не только добродетельным, но даже и порочным женщинам такие разговоры не по вкусу. Я, по крайней мере, оставаться далее в вашем обществе не стану и везде расскажу о вашем поведении; куда бы я ни пришла теперь с визитом, я еще в дверях буду сначала справляться, нет ли вас случаем в этот доме, дабы быть уверенной, что ненароком вас не встречу». Не знаю, как отнеслись бы к ее поступку другие женщины, но убежден, что последуй они ее примеру, и скоро пришел бы конец таким непристойным выходкам, худшим проявлениям тупоумия, невежества, бесстыдства и пошлости, крайне оскорбительным для женской скромности и достоинства.
Она редко когда отдавала визиты, а потому и близких друзей среди особ ее пола у нее было немного, исключая тех, кого она особенно любила за простоту в обращении или ценила за здравомыслие, и те, не чинясь, часто навещали ее. Однако она предпочитала общество мужчин, поскольку была не очень сведуща в предметах, которые так занимают обычно женщин, да и не чувствовала к ним особой склонности. Собеседникам не надо было ломать голову, чем бы ее занять, потому что она легко снисходила ко всему, лишь бы это было невинно и занимательно. Политика, семейные происшествия, городские сплетни или заведомая клевета ее не занимали и вызывали желание переменить тему. Такое, впрочем, случалось редко, потому что она была достаточно осмотрительна в выборе друзей, те же, кто, ища с ней знакомства, обманывались насчет истинного ее характера, быстро разочаровывались и после нескольких визитов исчезали, и не было случая, чтобы она доискивалась причины или спрашивала, что с ними сталось.
В спорах она никогда не упорствовала и с упрямцами вела себя так, будто потакала их несчастной склонности, но вместе с тем так, что эта склонность вызывала презрение и наносила ущерб репутации ее обладателя. Проистекало ли это от свойственной ей снисходительности или же от безразличия к таким людям, быть может, она не надеялась их исправить или же следовала примеру мистера Аддисона, поступавшего точно таким же образом, судить не берусь, но если кто-нибудь особенно упорствовал, отстаивая ложное суждение, она была склонна скорее утвердить его в нем, нежели оспорить. Когда друзья допытывались у нее о причине такого ее поведения, она обычно оправдывалась тем, что «это избавило от излишнего шума и сберегло время». А между тем она иногда очень сердилась, когда подобную уступчивость проявляли те, кого она особенно почитала.
Она любила Ирландию намного сильнее, нежели большинство из тех, кто обязан ей своим рождением и богатством, и, привезя сюда с собой все свои наличные деньги, завещала большую их часть, 1000 фунтов, госпиталю доктора Стивена [1094] . Тирания и несправедливость Англии в отношении этого королевства вызывала у нее негодование. У нее и в самом деле были основания любить страну, где она пользовалась уважением и дружбой всех, кто ее знал, и, если справедливо то, что говорили мне люди, поддерживающие обширные знакомства, добрым мнением без исключения всех, кто когда-либо о ней слышал. Подобная репутация тем более примечательна, что она выпала на долю человека столь обширных познаний, ума и живости характера — качеств, внушающих обычно зависть и, следовательно, осуждение, а посему эта репутация должна быть скорее отнесена за счет ее необыкновенной скромности, деликатности и незлобивости, нежели за счет ее высших добродетелей.
1094
…госпиталю доктора Стивена. — Ричард Стивен (1653—1710), дублинский врач, завещавший значительную сумму на строительство больницы, которое было закончено а 1733 г.; Свифт состоял в числе первых ее попечителей.
Хотя ее познания, почерпнутые из книг и от окружающих, были обширнее, нежели то обычно выпадает на долю ее пола, она никогда не выставляла их напоказ, поэтому некоторые посетительницы, рассчитывавшие при первом же знакомстве убедиться в этом, услышав, как они выражаются, веские слова и глубокие суждения, бывали подчас разочарованы и говорили, что «она ничем не отличается от других женщин». Но как ни была она скромна и о чем бы ни шла речь, люди проницательные легко могли убедиться в том, что она прекрасно их понимает, судя по той рассудительности, которая обнаруживалась в каком-нибудь ее замечании или вопросе.
Перед владычицей Кипридой,Уязвлены своей обидой,Винили нимфы пастухов:Не перечесть мужских грехов.Так возбудили нимфы дело.Законник действовал умело,Законник обличал порок.Мол, Купидон — плохой стрелок.Алтарь забытый остывает,К Венере младость не взывает;Считает
вольнодумный свет,Что божества такого нет;Любовь слывет интрижкой мелкой,Женитьба — денежною сделкой;И в довершенье разных смутЗабыт божественный статут;От рук отбились ветрогоны,Не чтут Венериной короны.Где беззаконию предел?Закончив речь, законник сел.Истицы-нимфы видят в гневеВрагов, знакомых каждой деве;На стороне мужчин юрист,Который сметлив и речист;Софист бесстыдный и опасный,Во всем винит он пол прекрасный:Теперь любовь не такова,Какою прослыла сперва;Благодаря стихам прелестнымСлыла любовь огнем небесным,Который, встретив сходный дух,Сливает воедино двух;Единый, в двух сердцах пылает,Двух любящих испепеляет.Чтут женщины другую власть:Слепую низменную страсть.Вольготней дамам в низшей сфере,Где нимф прельщают в равной мереЩенок, мартышка, попугайИ зверь двуногий — шалопай,Когда подчас (довольно редко)Освобождается кокеткаОт пьес, от званых вечеров,От кружев и от вееров,От сплетен, от политиканства,От пикников и от жеманства,От пустяков и от забав,Готовых тешить женский нрав,Весь день сопутствуя бездельюМеж туалетом и постелью.Где заболочена река,Сопротивленье ветеркаИмеет иногда значенье.Бессильно в тех местах теченье.Солома, перья, всякий хламНе может не кружиться там.Пример привел я не напрасно:Любому ветерку подвластноТеченье женского ума,В котором всякой грязи тьма;И покоряют женщин лестью,Отнюдь не разумом и честью.Затем же здесь мужчин бранят,Зачем в холодности винят?Виновны женщины, бесспорно;Они ведут себя позорно.Весьма искусна речь была.Мол, нет свидетелям числа.Опровержимы, без сомненья,Беспочвенные обвиненья;Защитник в этом убежден.Иск отклонить он принужден.В основе иска небылицы.Издержки возместят истицы.Венера, чтоб волненье скрыть,Велела тише говорить,А то надежная завесаПонадобится для процесса.Грозит Венере вечный стыд.Прослышав, что любовь претитТам, на земле людскому роду,Ей в небе не дадут проходу.Нельзя же впредь ценить богамТо, что для смертных жалкий хлам.Не будет места в горней сфереНи Купидону, ни Венере.Богами воздух не обжит;Придется в царство Нереид,В родное море возвратиться,Питаясь рыбою, поститься.Венера приглашает Муз,Которым свойствен тонкий вкус;Хотя любовь для них отрава,Садятся все же Музы справа.Киприда Граций позвала,Которым власть ее мила,И слева Грации садятся.Они Венере пригодятся.Взгляд строгих Муз внушает страх,У робких Граций стыд в очах;Экспертам незнакомы лица;Не угадать, что там за птица;Под стать ответчику истица.Признать богиня вновь должна:Задача для нее сложна,И здесь нужны авторитеты;По крайней мере, кодекс Флеты [1097] ,Кок, Бректон, сладостный Назон [1098](Клерк зачитал его канон).Прокомментировал законыВергилий в случае Дидоны. [1099]Тибулл [1100] по-своему хорош,Но для судов не очень гож;Уоллер с Каули [1101] совместноНе столь весомы, скажем честно.Без устали два дня подряд,Друг друга стороны винят;На третий день все те же преньяВ разгаре судоговоренья;Смысл совершенно затемнен,Вдобавок ложью начинен,И торжествует крючкотворство,Явив завидное упорство;Идет процесс шестнадцать лет,Однако толку нет как нет.Рассказ твой, Клио [1102] , достоверен.В чем тайный замысел Венерин?Процесс Венеру поразил,Он потрясеньями грозил.Как только начались дебаты,В которых блещут адвокаты,Измыслила богиня план,Чтобы урок достойный данБыл блеском зримого примера:Вот вам Любовь, а не химера.Такая родилась краса,Что все затмила чудеса;Не физика, не медицина,Венере помогла Луцина [1103] .Итак, Венера в тот моментСвой начала эксперимент.Ее сужденья, в общем, здравы:Пускай мужчины были правыИ нет сегодня красоты,Способной разжигать мечты;Дитя спасет мою державу,Вернув любви былую славу.Я воедино соберуВсе то, что свойственно добру,Что мило кельям и палатам,Певцам, философам, прелатам,Все, что прекрасно для людей,Придам питомице моей.Спешит Венера в сад небесный,Срывает амарант чудесныйИ, трижды настояв нектарНа лаврах, в коих Фебов жар,Кропит младенца троекратноБогиня влагой ароматной;Пусть кожа девочки нежна,Грязь никакая не страшнаБлагоуханной этой кожеИ сердцу девичьему тоже.Настолько дева хороша,Настолько в ней чиста душа,Что пренебречь, пожалуй, можноТой добродетелью подложной,Которая болтает вздор,Затеяв пошлый разговор,Все понимает с полусловаИ покраснеть всегда готова.Конечно, Грации не прочьСвоей владычице помочь.Из Граций каждая согласна:Новорожденная прекрасна.Дополнив чудо лишь чуть-чуть,Изволит каждая дохнуть,Трикраты дух даруя нежный,Как в старых сказках, безмятежный.«Ванессой зваться будешь ты, —Сказали, — имя красотыЛишь в небесах богам известно,В земных пределах — неуместно».Вплела в свой хитроумный планВенера маленький обман;Загнав голубок до упаду [1104] ,На небесах нашла Палладу:«Ах, как я рада видеть вас!Родился мальчик в этот час.Он был бы мил в глазах Паллады.Поклясться были бы вы рады:Его родитель — Аполлон.Он с виду сущий Купидон,Хоть, разумеется, без лука.Ах, как нужна ему наука!Испортить я боюсь его.Тут нужно ваше мастерство».Паллада гордо улыбнулась,И ей малютка приглянулась.Паллада нянчила дитя,Ванессу мальчиком сочтя.Ей в душу заронила семя,Столь редкостное в наше время,Когда по множеству причинУм — привилегия мужчин.Терпенье, стойкость и правдивость,Благоразумье, справедливость,Честь, над которой никогдаНе надругается вражда,Ванессе привила Паллада.Но в наше время помнить надо(Век наступил довольно злой):Не проживешь одной хвалойБез денег не добудешь мяса,И вообще расходов масса;И бережливость неспростаБыла богиней привита;Так что ценить умела с детстваВанесса собственные средства,Вела расчетливо дела,Но трех лакеев завела.Обязывали дарованьяНе прерывать образованья;Чтоб не испортить барчука,Как сыну младшему, покаЕму богиня ниспослалаПять тысяч фунтов капитала.Киприда опытом горда.Бесспорно, стоил он труда.Одарена теперь Ванесса,Как настоящая принцесса.Она сердца воспламенит,Знатнейших рыцарей пленит;Забудет классиков ученый,Ее глазами увлеченный;Ванесса — светоч для сердец,Для женщин лучший образец,Пример такого повеленья,Что невозможны заблужденья.Мать, наставляя дочерей,Им будет говорить о ней,Чтоб совершенствовались дети.Когда рассыплет соль мисс Бетти,Ей мать напомнить поспешит:«Ванесса этим не грешит!»Уже Венера уповала,Что в мире восторжествовалаЛюбовь над кознями невежд.Но тщетен был полет надежд.Однажды довелось ПалладеРаскрыть обман, к своей досаде;Затрясся на богине шлем,И поклялась она затемРазрушить завтра до закатаВсе, чем Ванесса так богата.Но заверяет нас поэт:Богам препятствует запретВступать в подобные раздоры;Нельзя в пылу случайной ссорыИм брать свои дары назад;Иначе гибельный разладУже возник бы меж богами,Как меж заклятыми врагами.Палладе тоже страшен стыд.Ей беззаконья не проститЮпитер со своим советом.Киприда хитрая при этомС повадкой вкрадчивой своейНайдет влиятельных друзей.Хотя была Паллада в гневе,Уразумев, что смертной девеТеперь ниспосланы дары,Присущие до сей порыЛишь ей, богине безупречной,Слывет по праву мудрость вечной.Был знак Палладе свыше дан:Провалится Венерин план.Венера снова промахнулась,В своих расчетах обманулась,Попала, так сказать, впросак.Сомнений нет, ошибся враг.Ошибка требует расплаты:Карают сами результаты.Упрек Паллады ядовит,Она Венере говорит(Гомер — свидетель, могут богиБраниться, словно демагоги): [1105]«Богиня лживая! Пойми:Срамишься ты перед людьми!В твоих интригах, как бывало,Коварства много, смыслу мало.Меня желая обмануть,Ты обманулась, вот в чем суть!Да разве с мудростью небеснойЛюбви земной не слишком тесно?И разве много мудрецовСредь пламенных твоих жрецов?Ванесса выше нашей розни.Ей чужды суетные козни.Ванесса — твой заклятый враг.Не сомневаюсь, это так!Коварных планов я не строю.Все сбудется само собою».Судьба Ванессы решена.А между тем цветет она,Прекрасная, как Аталанта [1106] ,Не для хлыща и не для франта;Так одинокая звездаВидна в лазури не всегда,Из книг уже Ванесса знала:Вокруг опасностей немало.В парк часто ездить не резон.Хорош театр лишь раз в сезон.При этом думала ВанессаО людях не без интереса.К ней фаты бросились толпой.Болтают все наперебой,Все только что от парфюмера.Спросили, как, мол, вам премьера.Дуэль спешат упомянутьИ на причину намекнуть,Сказать, что приезжает примаК нам из Москвы, нет, нет, из Рима,Напомнить, кто в кого влюблен,Как ясен летний небосклон,И в девять, мол, вчера гуляли,Погоду леди похваляли.Мололи фаты чепуху,Собрав словесную труху,Любезничали в пошлом стиле,Красавице развязно льстилиСреди безвкуснейших речейНасчет убийственных очей.Ванесса только хмурит бровиПри каждом слишком дерзком слове;Не внемлет праздной болтовне,Оставшись как бы в стороне.Решила выяснить ВанессаУмен ли хоть один повеса.Сказала как нельзя прямей,Что внешний лоск не дорог ей,Что лучше здравого сужденьяУ человека нет владенья,Что в этом наша красота,Отличье наше от скота,Что доблесть наша не сравнимаС былыми доблестями Рима [1107]И что за родину своюНикто не хочет пасть в бою.Умом красавица блеснула,Героев древних помянула,Обычаям других державПри этом должное воздав;Изысканно меняла темы,Но были слушатели немы,И, не вступая в разговор,Смотрели на нее в упор,А за глаза такие лицаХихикали: «Она тупица!Красавица в расцвете лет,Она богата, спору нет,Но не сожгут, как чаровницу,Столь заурядную девицу!»Однажды сонм блестящих дам,Чей мир — Сен-Джеймс, а не Бедлам,Застал, уполномочен светом,Красавицу за туалетом.Портшезы около дверей.Стремятся дамы прямо к ней,Идут по комнатам шумливо.Повсюду книги, что за диво!Перед Ванессою Монтень [1108] .Ей за прическою не леньЧитать — нашла себе усладу!Спросили чаю, шоколадуИ обсуждали, как вчера,Перчатки, ленты, веера.Вот образцы индийских тканей,Но без особых колебанийВанесса выбрала из нихОбразчик хуже остальных,Пренебрегая модным цветом,Не зная даже цен при этом.Черед злословия настал.Кто на гуляний блистал?Как быстро Мопса увядает!Известно, чем она страдает.А, кстати, знаете ли вы?Коринне тридцать лет, увы!Коринна герцогом пленилась,Когда учиться я ленилась.Зато Филина какова!Вступила в брак едва-едва…Муж у Фелины просто дивный,А кавалер такой противный!Ах, милочка, наряд у васДля королевы Бесс как раз! [1109]Скажу вам прямо, без обмана:Пойдут, Ванесса, вам румяна!Какой же это кринолин!Стесняться нечего мужчин.Показывайте без опаскиСвои красивые подвязки!Сгорала нимфа со стыда,Скрывала гнев не без трудаИ своего стыдилась пола.За гостьей гостья вздор молола.Потом разъехались ониДля повсеместной болтовни:Не так уж хороша малютка,И не заметно в ней рассудкаОпрятна? Да! Нарядна? Нет!Все это больше не секрет.Она такая же простушка,Как деревенская пастушка.Распознает едва-едва,Какие это кружева!В нарядах даже Нэнси-крошкаИзобретательней немножко.Ей никого не ослепить,Ей даже маски не купить.Не знает, где наклеить мушки, [1110]А между тем, забыв игрушки,Наклеивает их шутяИ пятилетнее дитя.Удобней дурочке природнойВ такой одежде старомодной.Ей наша помощь не во вред.Узнать бы ей получше свет!(Свет! Больше нет обозначенийДля низкопробных развлечений?)Венера видит промах свой,Для человека роковой.Весь мир Паллада пристыдила,Однако делу повредила.Глупцам благой пример не впрок.Зачат невежеством порок.Восстали дружно оба пола:«Нам не к чему такая школа!»Зачем Ванессе подражать?За что Ванессу обожать?Так наша грешная планетаСветилом дальним не согрета.Ванессою с таких высотБывал замечен только тот,В ком виден разум безупречный,Избранник, а не первый встречный.Талант умела оценитьИ недостатки оттенить,И совершенствовала генийПосредством вдумчивых суждений,Восхищена умом других,Училась исподволь у них.Рассудок робкий ободряла,Успехи юных одобряла,В беседе дружеской любяДругих отметить, не себя.Кто принят был едва ли в свете,Кто разъезжает не в каретеИ в обращенье неуклюж,Священник и ученый мужБывает у нее в гостиной.Каденус этому причиной.Мудрец Ванессу просвещал,При ней Палладу замещал.Но Купидон возжаждал мщенья,Когда такие упущеньяВ расчетах матери узрел.Паллада не боится стрел,Неуязвима патронесса,Зато в опасности ВанессаПо крайней мере, КупидонБыл в этом твердо убежден,И в беззащитном сердце девыВзошли Венерины посевы.Вновь натянулась тетива.Не повезло стрелку сперва.Стрелявший в знатных кавалеров,В щеголеватых офицеров,Он цели так и не достиг.Каденус под защитой книг:Застряли стрелы в переплете,Ломаясь в яростном полете.Паллада видит наперед:Любовь сумеет в свой чередПленить Ванессу незаметно.Цепь адамантовую тщетноПытались мудрые разбить —Нельзя Ванессе не любить.Ей мудрость будет западнею,Оставшись для него бронею.Иссяк запас каленых стрел,Хотя стрелок не преуспел;Пускал он в ход любые средства,Но в этой нимфе нет кокетства,Жеманства нет ни капли в ней.Такая цель всего трудней.Тогда решил коварный мститель:Ей нужен, стало быть, учитель.Так что придется нимфе вдругВлюбиться в доктора наук.Чем плох Каденус престарелый?Писатель и политик зрелый,Остряк министрами любимИ ненавистен всем другим.Такой возлюбленный — находка.Не будет ревновать красотка,Всех женщин в мире насмешив,Всем сожаление внушив.Каденус — автор плодовитый,Он стихотворец даровитый;Ванесса книжицу взяла — [1111]Красавице грозит стрела.Проказник, не издав ни звука.Украдкой целился из лука.Стрелял юнец наверняка.Уж слишком книжица тонка.Невзрачный том стрела пронзила,Ванессу в сердце поразила,Ей сердце некий стих задел,Он сразу сердцем завладел,И оказались эти строкиНепозволительно жестоки.Ванессе меньше двадцати,Поэту сорок пять почти,Он пожилой, подслеповатый(В последнем книги виноваты).Какой огонь в его очах!Какая музыка в речах!Воображение готовоЕго принять за молодого.Кто в море даст себя завлечьНа корабле, в котором течь?Кто свяжет с молодым растеньемДз'б, угрожающий паденьем?Гнетут Каденуса года.Ванесса будет молода,Когда поникнет, изнуренный,Он, временем приговоренный.Хоть был Каденус к людям строг,Однако чувствовать он мог;Писал, как будто знал он страсти,Для развлечения отчасти;А впрочем в сутолоке делПолитик сердцем охладел;Он увлекался в передышке,Любовь ценил, но понаслышке;Привык он видеть в нимфе дочь,Отец внимательный точь-в-точь.Он восхищался девой нежнойКак ученицею прилежной,Как восхищался бы тайкомСпособнейшим учеником.Познанья девы столь широки,Что отстают от них уроки.Ей каждый час была нужнаВозвышенная новизна.Не знала дева заблуждений,Держалась правильных суждений,Но все переменилось вдруг,Как будто деве недосуг.К наукам интерес утрачен.Каденус очень озадачен.Ванесса на него глядит,За каждой фразою следит,Усидчива по всем приметамИ невнимательна при этом.Решил Каденус, что онаУроками утомлена.«Зачем читать нравоученья?»Он думал не без огорченья.Он ученицу не корил,Однако же заговорил;Сказал ей, что таких терзанийТерпеть не стоит ради знаний,Что был он, кажется, неправ;Лишая девушку забав,Приличных возрасту и полу,Он действовал по произволу.Ей в свете надобно бывать,Красавиц первых затмевать,А не разыгрывать черницу.(Так наставлял он ученицу).Он строить схемы был горазд,Перемудрил он, как фантаст,Но вразумила сумасбродаНеисправимая природа.А если был невежлив онИ нарушал хороший тон,То за такие упущеньяГотов он попросить прощенья;Учитель хочет ей добра.Откланяться ему пора.Ванесса вознегодовала,Но воли сердцу не давала,Презрев искусство женских слез,Хоть
гневалась она всерьез.Он объяснял ей так упорно,Что благотворно, что тлетворно,И прочь уходит, говоря,Что объяснял он это зря?Его провинность безусловнаВ том, в чем она сама виновна;Пусть убедится педагог,Как твердо выучен урок.Печальный опыт предоставилЕй помощь двух прекрасных правил:На добродетель уповатьИ побуждений не скрывать,В которых та же добродетель,Так что не страшен ей свидетель;И сверх того, хороший тон —Для благородства не закон.Заговорила нимфа с жаром:«У вас училась я недаром.Отброшу пошлый этикет,Признаюсь в том, что не секрет,Вы мне внушали ежечасно,Как остроумие опасно,Но как спастись от этих чар,Когда наносят мне удар?Помочь старались вы рассудку,Задев мне сердце не на шутку».Каденус этим поражен,Разочарован, пристыжен;Действительно, в подобном стилеОни доселе не шутили,И непривычные словаС трудом осмыслил он сперва.В своем усердии нечуткомОн занят был ее рассудком,Он даже помнил не всегда,Насколько нимфа молода,И на гуляний бывая,Встречал ее, не узнавая.Облюбовала красотаЕго преклонные лета?Отвергнув эти уверенья,Достоин будет он презренья.С ней разделив ее весну,Он примет на себя вину.Проступок мнимый будет взвешен,И свет решит: Каденус грешен!Он девушку в себя влюбил,Наукой злоупотребил;Разоблачен подобным шагом,Ученый оказался магом;Воскликнут щеголи тотчас:Ученые не лучше нас!«Платон Платоном, — скажет модник, —А сам ученый — греховодник.Девицу бедную завлекИ к ней забрался в кошелек,Стараясь действовать без шума.Пять тысяч фунтов — это сумма!»Прервав молчанье наконец,Ответил кое-как мудрец.Он столь прозрачные намекиЛишить пытался подоплеки:Заметно, дескать, в чем тут соль,Насмешница играет роль,Призвав трагическую сценуБылым комедиям на сменуНо вспомнить, кажется, пора,Что правил требует игра.Предупредить бы хладнокровно:Все это, так сказать, условнейА то в ответ на странный жестОн должен выразить протест.Опасны даже мудрым ковы,Когда бездельники готовыЗлорадствовать, — мол, на крючокПопался мудрый старичок.Пренебрегая мелочами.Не увлеклась его речамиКрасавица на этот раз.Был разум ей дороже фраз.Усвоены не без причиныЕго глубокие доктрины.По всходам узнают посев.Его наукой овладев,Воображенье с ним согласноВ том, что презренно, что прекрасно.Любовь к себе, по существу,Не изменяет естеству;В его науку углубиласьВ его лице в себя влюбилась.Он сам не менее плененУчеными былых времен,В чьих сочиненьях образцовыхНашел он столько мыслей новых,Что чтит провидцев таковых,Хоть не застал он их в живых.Живи Каденус вместе с ними,Он пренебрег бы остальными.Когда вместил бы малый томВсе то, что создано умом,В почете был бы сочинитель,Хоть мрачный гроб — его обитель.А был бы этот автор жив,Привлек бы, мир заворожив,Он всех, подобно чародею.Теперь случилось это с нею.Каденус именно таков,Писатель, друг и острослов;И от него набраться знаний —Вершина всех ее желаний,Он кладезь глубочайших тем,Дает он синтез всех систем;В своих суждениях он точен,В нем дух ее сосредоточен.Тот, кто любовью одарен,Красноречив, как Цицерон.Влюбившись, говорят немые.Ванесса юная впервые,Нарушив тягостный запрет,Решила, что преграды нет,Одною движимая страстью,Красноречивая, к несчастью.Так в океан издалекаБежит безудержно река.Так фанатический философНе слышит каверзных вопросов,К своей концепции ревнив,Весь мир системе подчинив.Преподаватель близорукийНе знал, куда ведут науки;Теперь он видит результат,В котором сам же виноват;Причем новейшие соблазныДостаточно многообразны.Искусник, милый нам порой, —В подобном смысле наш герой.Учитель — идол ученицы.Таким причудам нет границы.Девице нравится спинет?Маэстро барышней пригрет!И для певцов придурковатыхДостаточно невест богатых.Танцмейстер с ножек лишь начнет,В сердечко мигом проскользнет.Училась нимфа без натуги.Педант берет ее в супруги.Каденус видит со стыдом,Что возражает он с трудом,И предпочесть готов на гореОн пораженье в этом споре.Отлично говорит она,В аргументации сильна.Красавицей с таким талантомОн предпочтен всем этим франтам!Он по достоинствам своимТакою нимфою ценим,И даже если это чудо,Судила до сих пор не худоЧитательница стольких книг.Ей в память вечный свет проник.Одна из древних истин школьных:Лесть — пища для самодовольных,Но это лакомство глупцовПорой прельщает мудрецов.Каденус гордости стыдился,Но в глубине души гордилсяЛюбовью вдумчивой такой,Успех оправдывая свой.Успех подобный обоснован:Ей вкус природою дарован.Любовь, пускаясь в дальний путь,К нему не проникала в грудь;Ждала у входа год за годомИ пренебречь решила входом.Мы говорим «любовь», но в нейСоединенье всех страстей.В ней горечь, сладость, жар и холод.Вкушать вольно тому, кто молодВосторги, скорбь, надежду, страх.Каденус между тем в летах,И у него заслуг немало,Ему влюбляться не пристало.Но дружбу, этот высший дар,Разумный, постоянный жар,Который греет, не сжигая,Когда пройдет любовь слепаяИ не грозит позорный плен,Он может предложить взамен,Известный недостаток страстиДополнив тем, что в нашей власти:Благоговением своим.Так на земле богинь мы чтим.Он говорил велеречиво.Ванесса просто и учтиво,Чтобы его не огорчить,Мир предложила заключить.Она романов не читалаИ отвращение питалаК пустым высоким словесам.Их, впрочем, презирал он сам.Опасное поползновенье:Ей предложить благоговенье.Освободить он должен тронИ признавать ее закон.Не грех поймать его на слове,Хоть это для Ванессы внове;Им нужно роли поменять,Чтоб друг на друга не пенять.Ему при всем его значеньеПридется к ней пойти в ученье;Хоть прочитал он много книг,Он, в общем, слабый ученик.Он как ученый бесподобен,Постичь, однако, неспособенПредмет, в котором каждый фатОсведомленней во сто крат.Находят фаты без подмогиСоюзы так же, как предлогиВо взорах благосклонных дам,Читая книги по складам.Но каковы завоеваньяДальнейшего преподаванья,Взвилась ли нимфа в облака,Сопровождая пастушка,Иль превозмог он пафос пресныйИ выбрал стиль не столь небесный,В котором чтенье визавиБлагоприятствует любви,Все это любопытно крайне,Но муза держит это в тайне.Задумчива, невесела,С небес Венера снизошлаИ снова смертных посетила;Ее Ванесса просветила,Паллады, что и говорить,Не удалось перехитрить.Киприда сделалась мудрееБлагодаря своей затееИ вспомнила, что до сих порНе вынесен был приговор.И вот приглашены истицыПредстать перед лицом царицы;И не признавшие вины,Ответчики приглашены.Среди Венериной палатыИ стороны, и адвокаты.Все дело снова рассмотрев,Венера проявила гнев.Ее слова довольно строги.Велела подвести итогиЛишь вкратце, без обиняков.Она сама без лишних словВсе аргументы рассмотрела,Решив, что в заключенье делаВозможен приговор один:Признать виновными мужчин.Венера продолжала властно:Она судила беспристрастноВраждебным толкам вопреки,Смиряя злые языки;И, разумеется, повинныВо всех превратностях мужчины.Был подан ими встречный иск;Мол, возникает страшный риск.Нет больше нимф неотразимых,Влюбленных нет, и нет любимых;Шедевр Венера создала,Но эта нимфа не милаМужскому ветреному полу,Который впал давно в крамолу;Напрасен был Венерин труд,И справедлив подобный суд:Мужчины в наше время плохи,Они — позор своей эпохи.Придется переделать ихЗа неимением другихИли прибавить сумасбродстваПрелестным нимфам ради сходстваС безумным сонмом пастушков.Что делать, род людской таков —Влюбляются в себе подобных,Нет смысла в улучшеньях пробных.Венера понесла урон.Пусть миром правит КупидонПо собственному усмотреньюНа благо всякому творенью.Приветствуя исход судаВсе отвечали дружно: «Да!»Богине медлить нет резона.Венера быстро встала с трона,Голубок запрягла скорейИ нет ее среди людей.
1095
В состав этого раздела включены сохранившиеся материалы, проливающие свет на историю взаимоотношений Свифта и Эстер Ваномри, или, как ласково нарек ее Свифт, — Ванессы (образовав это слово от начала ее фамилии — «Ван» и ее имени — «Эстер — Хэсси — Эсси»): поэма Свифта «Каденус и Ванесса», одно из трех стихотворений, приписываемых Эстер, 46 писем Свифта и Ванессы и, наконец, ее завещание.
1096
Относительно времени написания поэмы существуют следующие сведения: в письме к Найтли Четвуду от 19 апреля 1726 г. (Corresp., III, 129— 130) Свифт указывал, что поэма была сочинена им около 14 лет тому назад; а в письме от 7 июля того же года к секретарю наместника Ирландии Томасу Тинкелу (1686—1740) он повторил то же самое, прибавив, что написал ее в Виндзоре (Corresp., III, 137—138), где, как это видно из «Дневника», он и в самом деле находился в августе и сентябре 1712 г. В 524—525 строках поэмы говорится, что Ванессе не было еще и двадцати, когда она избрала предметом своих мечтаний человека 44 лет от роду в одеянии священника; на самом деле Ванессе было в то время по меньшей мере 23 года. Но тогда, в Виндзоре, он написал, по-видимому, только какую-то часть своей поэмы, потому что он называет себя в ней Каденусом (анаграмма от слова «деканус»), а в должность декана собора св. Патрика он был рукоположен лишь в июне 1713 г., и поскольку осенью того же года Свифт снова находился в Виндзоре, то весьма вероятно, что в это время он возобновил работу над поэмой. Не исключено, что Свифт и позднее возвращался к ней, редактируя и дополняя ее текст, и, судя по всему, строки в его написанном по-французски письме от 12 мая 1719 г., где он обещает Ванессе возвратить стихи после того, как его посетит муза, относятся именно к «Каденусу и Ванессе».
Поэма первоначально не предназначалась для публикации. После смерти Ванессы рукопись поэмы вместе с другими бумагами оказалась в руках ее душеприказчиков, однако вскоре стихи стали известны, так как поэма получила распространение в рукописных списках. Свифт об этом знал и писал Четвуду в уже упоминавшемся выше письме: «Мне совершенно безразлично, как с ней поступят, потому что напечатание едва ли сделает ее более известной, нежели теперь, что же до меня, то я начисто запамятовал, о чем там речь; видимо, какая-нибудь галантная поделка и не более того, но если этого не хотят принимать во внимание, пусть себе поступают, как им угодно; во всяком случае, если кое-кто затеял напечатать ее со злым умыслом, то их постигнет разочарование: я ожидал этого еще задолго до отъезда из Ирландии. Что же касается вашего совета, чтобы я сам ее напечатал, то это невозможно, — ведь я ни разу не обращался к ней с тех пор как сочинил, а если бы даже и обратился, то все равно не стал бы прибегать к каким-нибудь уловкам или ухищрениям; предоставляю людям думать обо мне все, что им заблагорассудится. По-моему даже самого глубокомысленного человека нельзя укорять, если он в узком кругу сочинил из прихоти какую-нибудь вещицу, которая вследствие неизбежной случайности и гнусной личной вражды стала достоянием гласности. Я претерпел и не такое и, если кто-нибудь станет любить меня меньше оттого, что столько лет тому назад я способен был сочинить такой пустяк, то пусть думает все, что угодно» (Corresp., 129—130). Свифт писал это из Лондона, куда повез своего законченного «Гулливера»; именно в это время поэма и была напечатана в Дублине в 1726 г., а затем последовали одно за другим переиздания в Дублине, Лондоне и Эдинбурге; всего же в 1726 г. она была издана около 20 раз, что нагляднее всего свидетельствует о степени ее популярности у читателей. Год спустя, когда Свифт гостил в Англии у Попа, тот подготавливал третий том «Разных сочинений», в который, несомненно, с ведома и одобрения автора, была включена и поэма «Каденус и Ванесса», а посему это издание и положено в основу всех последующих авторитетных перепечаток ее текста вплоть до наиболее аутентичного современного издания поэтического наследия Свифта: Poems, 683—714, которое и положено в основу настоящего перевода, первого на русском языке, выполненного специально для нашего издания.
1097
…кодекс Флеты… — латинский трактат под названием Fleta, посвященный английскому законодательству и написанный в тюрьме Флит около 1290 г.; был издан Джоном Селденом (1584—1654) в 1647 г.
1098
…Кок, Бректон, сладостный Назон… — Кок Эдуард (1552—1634) — английский правовед и политический деятель, автор популярного юридического трактата «Institutes» (1628—1644); Бректон, Генри де (ум. 1628) — известен как автор книги «О законах и судебных установлениях Англии» (De legibus en consuetudinibus Angliae, 1659); Публий Овидий Назон (43 до н. э. — 18 н. э.) — римский поэт; Свифт, по-видимому, имеет здесь в виду его пародийно-наставительную поэму о любви.
1099
…Вергилий в случае Дидоны. — Имеется в виду история трагической любви карфагенской царицы Дидоны к троянцу Энею, о которой повествуется в поэме римского поэта Публия Вергилия Марона (70—19 гг. до н. э.) «Энеида», кн. IV.
1100
Тибулл Альбий (50—19 гг. до н. э.) — римский поэт, автор любовных элегий.
1101
…Уоллер с Каули… — Уоллер Эдмунд (1606—1687) — английский поэт, автор любовной и политической лирики; Каули Абрахам (1618—1687) — английский поэт, автор сборника отвлеченной любовной лирики «Возлюбленная» (The Mistresse, 1647).
1102
Клио — в древнегреческой мифологии муза истории.
1103
Луцина — одно из прозвищ Геры или Юноны; Юнона — Луцина считалась в древнегреческой мифологии покровительницей деторождения.
1104
…Загнав голубок до упаду… — Согласно древнегреческим мифам, в колесницу Афродиты были впряжены голуби; так изображает ее и поэтесса Сапфо (VII—VI в. до н. э.) в своем «Гимне Афродите».
1105
Гомер — свидетель, могут боги Браниться, словно демагоги)… — В поэмах Гомера боги действительно вступают подчас в ожесточенные перепалки друг с другом.
1106
Аталанта. — В древнегреческой мифологии быстроногая воинственная дева-охотница.
1107
…Что доблесть наша не сравнима С былыми доблестями Рима… — Сочиняя эти строки, Свифт, судя по всему, имел в виду строки из письма Ванессы от 23 июня 1713 г., и, следовательно, он возвращался к поэме и после отъезда из Лондона в Ирландию.
1108
Монтень Мишель де (1533—1592) — французский мыслитель и моралист, автор литературно-философских размышлений «Опыты» (1580—1588). Свифт хранил эту книгу в своей библиотеке и часто ее читал.
1109
Ах, милочка, наряд у вас Для королевы Бесс как раз! — Бесс — прозвище королевы Елизаветы I; здесь имеется в виду карнавальный шутовской наряд, который можно лишь надеть по случаю традиционного праздника в день рождения этой королевы — см. «Дневник», запись от 17 ноября 1711 г.
1110
Не знает, где наклеить мушки… — Очень модное в ту пору украшение, которое заключало в себе еще и определенный смысл в зависимости от местоположения мушек на лице; существовали даже карты мушек, и тот, кто понимал этот язык, мог угадать желания своей дамы.
1111
…Он стихотворец даровитый; Ванесса книжицу взяла… — Стихи Свифта не выходили отдельной книжкой до 1726 г. — времени опубликования «Каденуса и Ванессы», так что либо речь идет о книге «Разные сочинения в прозе и стихах» («Miscellanies in Prose and Vers», 1711), либо это фантазия автора.
Мне счастие могло достаться в дар,Когда бы я твоих не знала чар;Глумятся над тобою лишь глупцы;Побеждены тобою мудрецы;Не страшен безрассудным твой силок,В котором осторожный изнемог.Не избежит глупец других тенет,К тебе в тенета разум нас влечет,И мы томимся в горестном плену,Впустую проводя свою весну.Благоразумье, мирное на вид!Твоя вражда к любви меня гневит.Вредить любви ты любишь без конца.Мешаешь ты воспламенять сердца;Стрел золотых своих лишился бог,И в этом заключается подвох:Бог в ослепленье пагубном своемРазит сердца свинцовым острием;Обманутый, стрелять он поспешилИ думает, что подвиг совершил;Для нимфы пламень горестный жесток,Невозмутим, однако, пастушок.Клянет она божественную власть,Когда Благоразумье надо клясть.Благоразумье! По вине твоейВ раздоре Купидон и Гименей:Один пришел, другой стремится прочь;Не знает мать Венера, как помочь.Лишь для любви Венерины весы,Для радости, для счастья, для красы;Теперь они грехом отягчены,На них богатства, почести, чины.Пускай, Венера, грозный твой отецПоложит злоключениям конец,Чтобы, сраженный молниями враг,Благоразумье кануло во мрак.
1112
Время написания стихотворения не установлено; впервые напечатано в 1746 г. в VIII томе изд. Фолкнера (р. 193) без всяких примечаний или объяснений. Исследователи считают, что содержание стихотворения и его стиль, отличный от поэзии Свифта, достаточно убедительно свидетельствуют в пользу предположения, что оно принадлежит Ванессе.
Я ухитрился втиснуть три или четыре небылицы в такое же количество строк. Запечатайте, пожалуйста, письмо к миссис Л[онг] и позаботьтесь о том, чтобы никто, кроме вас, его не прочел. Полагаю, что этот пакет пролежит часа два-три, прежде чем вы изволите проснуться. И, пожалуйста, сделайте так, чтобы после того, как вы запечатаете письмо к миссис Л[онг], ваши домашние могли видеть только второе из адресованных вам писем [1114] , а не это. Ну, не угодно ли, к каким уловкам должны прибегать люди, сколь бы благими ни были их намерения. Вы и ваш песик, наверно, изволите еще сейчас безмятежно почивать, и вам даже и не снятся такие материи. А засим adieu до встречи за чашкой кофе или апельсиновыми корочками в сахаре в вашем вертепе, который так часто был для меня самым отрадным прибежищем в мире.
1113
Переписка Свифта и Ванессы охватывает с перерывами период с августа 1712 г. по август 1722 г.; всего сохранилось 46 писем, из них самые ранние относятся к августу и сентябрю 1712 г.: 4 письма от Свифта (он находился тогда в Виндзоре) и 2 от Ванессы, хотя, по-видимому, сохранились не все письма. Переписка возобновилась, когда в мае 1713 г. Свифт уехал в Ирландию, где ему предстояло вступить в должность декана. Сохранилось три письма, отправленных им в мае — июле этого года (одно из них адресовано матери Ванессы — миссис Ваномри) и четыре письма Ванессы. После возвращения Свифта в Англию переписка возобновилась лишь летом 1714 г., когда Свифт, понимая невозможность оставаться в Лондоне при сложившейся политической ситуации, уехал в Беркшир, чтобы либо дождаться более благоприятных обстоятельств, либо совсем покинуть Англию. Отсюда он отправил Ванессе четыре письма в июне — августе и упоминает о получении от нее трех писем. В августе 1714 г. Свифт покидает Англию, на этот раз на 12 лет. Но через два месяца за ним в Ирландию последовала и Ванесса. Похоронив незадолго перед тем мать, осаждаемая кредиторами, чувствуя себя одинокой и понимая, что при сложившемся после падения тори положении надежд на возвращение Свифта в Лондон нет, она решила переехать вместе с сестрой в Ирландию, тем более что именно там находилась значительная часть оставленного ей по завещанию имущества, которым распоряжались душеприказчики отца. С этого момента вновь возобновляется ее переписка со Свифтом.
Впервые 18 писем Свифта и Ванессы были опубликованы в 1766 г. Хоксвортом в его издании писем Свифта, однако и они были приведены не полностью: намеки личного характера и то, что касалось друзей, было опущено, возможно, по настоянию одного из душеприказчиков Ванессы, еще остававшегося в живых Роберта Маршалла. В 1814 г. в XIX томе предпринятого Вальтером Скоттом издания сочинений Свифта была опубликована почти вся сохранившаяся переписка Свифта и Ванессы (pp. 391—457) и в предисловии к этой части тома Вальтер Скотт рассказывал, каким образом к нему попали копии этих писем. Что же касается их оригиналов, то он считал, что они были уничтожены в свое время вторым душеприказчиком Ванессы, известным философом епископом Джорджем Беркли. На самом деле это было не совсем так: переплетенные в одном томе письма Свифта и черновые наброски ее ответов к нему хранятся теперь в Британском музее, куда они попали в 1919 г. после аукциона; где эти письма находились после смерти Ванессы, когда и как попали в руки ее душеприказчиков, где находились потом — неизвестно.
Отдельное издание этой переписки было впервые осуществлено А. М. Фрименом (Vanessa and her correspondence with J. Swift, ed. by A. Martin Freeman. London, 1921), который провел тщательную текстологическую работу, особенно необходимую и сложную, если учесть, что черновики Ванессы были часто сделаны наспех, в них почти нет знаков препинания и проч. Но самое главное — Свифт намеренно затемняет смысл своих писем, на случай если они попадут в чужие руки, и призывает к тому же свою корреспондентку. Кроме того, Фримен уточнил хронологию и датировку этих писем. Вот почему при публикации пятитомного издания всей сохранившейся переписки Свифта письма Свифта и Ванессы были включены туда в редакции и последовательности Фримена, но с некоторыми уточнениями; это последнее издание (The correspondence of J. Swift, ed. by H. Williams, in 5 vols. Oxford, 1963—1966) положено в основу предлагаемого здесь перевода.
В скобки заключена датировка писем, относительно которой существуют сомнения или расхождения.
1114
…второе из отправленных вам писем… — Судя по содержанию, цель этого письма состояла в том, чтобы замаскировать другое письмо, которое Свифт посылал одновременно с этим миссис Анне Лонг и которое Ванесса должна была ей переслать, поскольку миссис Лонг скрывалась в провинции от кредиторов.
Свифт — мисс Эстер Ваномри
[1 августа 1712]
Миссэсси [1115] не должна верить ни единому слову из письма мистера Льюиса. Я написал бы вам раньше, если бы не был так занят, и ленив, и не в настроении, и если бы знал, как переслать вам свое письмо, не прибегая к услугам моего смертельного врага мистера Льюиса [1116] . Мне так наскучило здесь [1117] , что я вознамерился через два дня уехать отсюда и не возвращаться по меньшей мере три недели. Я приеду в Лондон в понедельник [1118] , по возможности пораньше, сниму небольшую квартиру на Граб-стрит, неподалеку от той, что снимал прежде, и буду обедать с вами трижды в неделю и расскажу вам тысячу секретов, если только вы не станете со мной ссориться.
1115
Миссэсси — прозвище, данное Свифтом Ванессе от ее имени «Мисс Эстер».
1116
…моего …врага мистера Льюиса. — Льюис находился в Виндзоре вместе со своим шефом — лордом Дартмутом.
1117
Мне так наскучило здесь… — Свифт находился в Виндзоре не ранее чем с 22 июля, когда туда переехала королева. Небезынтересно отметить, что именно в это время Свифт почти перестал вести свой «Дневник» и посылал письма Стелле с большими перерывами.
1118
Я приеду …в понедельник… — Судя по записи в «Дневнике» от 7 августа, он действительно возвратился в Лондон 4 августа, в понедельник, потому что работал в это время над «Историей последних четырех лет правления королевы» и, кроме того, ему, по-видимому, необходимо было повидать Болинброка, который на следующий день уехал во Францию для ведения мирных переговоров.