Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)
Шрифт:
– Как же быть? Как это досадно!
– сказал он.
– Может быть, вместе поедем куда-нибудь недалеко?
Я ничего не отвечала, лежала, думая, что все это нелепо и ни с чем не сравнимо, - и не двигалась с места.
– Мне в любом случае надо ехать в другое место, - продолжал Канэиэ, - думаю, что приеду сюда, как только это направление сделается благоприятным. А шестого числа у меня, как обычно, наступает воздержание, - с огорчением добавив это, он вышел вон.
На следующий день пришло письмо.
«Вчера была уже поздняя ночь, и у меня осталось очень горькое чувство. Как бы там ни было, лучше тебе поскорее прекратить твое воздержание. Каким исхудавшим выглядит наш таю!» - было написано
В этот день около полудня прибыли слуги Канэиэ, которые сказали:
– Господин должен пожаловать сюда. Он изволил распорядиться: «Будете прислуживать здесь!»
Дамы мои переполошились, они стали тут и там высматривать, что за день оставлено в доме в беспорядке. Я смотрела на это с горечью, время шло, и день уже подходил к концу. Прибывшие к нам мужчины стали говорить:
– Его экипаж был совсем готов, отчего же он до сих пор не прибыл?!
Постепенно наступила ночь. Некоторые заговорили:
– Странное дело. Кто-нибудь, сходите посмотреть.
Человек, который пошел взглянуть на двор Канэиэ, вернулся со словами:
– Теперь экипаж господина распряжен, телохранители отпущены.
«Ну вот, опять, - подумала я, - это невыносимо. Это невозможно описать словами. Если бы я смогла остаться в горном храме, я не подверглась бы снова такому обращению». Все, кто там был тогда, ничего не понимали и громко шумели. Похоже, и в этом году жених решил навещать невесту только первые три дня. Я была в совершенной растерянности, мечтая только узнать, в чем здесь причина, когда ко мне пришла гостья. Хоть мне и казалось, что сейчас слишком трудное для визитов время, но, поговорив с гостьей о том о сем, я немного развеялась.
Как только рассвело, сын сказал мне:
– Пойду, узнаю, что там такое случилось.
Он так и сделал, и ему сказали:
– Вчера господин, видимо, расстроил вас. Нам он изволил заметить: «Внезапно мне сделалось очень дурно, и больше я ничего не могу делать».
Я тогда подумала, что было бы, наверное, лучше, если бы я не слышала этого. К тому же у меня в ту пору был период осквернения, а если бы я услышала это в обычное, спокойное время, то не подумала бы плохого. Так я размышляла в раздражении, когда принесли письмо от госпожи Найси-но-кан. Она, оказывается, думала, что я еще в провинции; письмо было очень трогательным.
«Почему, - писала она, - вы продолжаете проводить жизнь в таком месте? Мне говорили, что он еще приезжает вас навестить, хотя вы и находитесь так далеко. Поэтому я несколько озадачена вашими речами о том, что вы разлучились.
Если потоки Реки Имосэгава [52] По старому руслу бегут, Мы увидим еще Его тень возле Вашей».В ответном письме ей я написала: «Я думала, что буду жить в горах, покуда увижу осенние картины, но и здесь нашла на меня тоска: среди неба тоже бывают следы облаков. Я думала, никто не знает, сколь обильны мои думы, но как же Вы-то о них узнали? Поистине, сказала бы я Вам:
52
Имосэгава– река, протекающая между скалами Имо (жена) и Сэ (муж).
Тот
– Я и сегодня очень спешил; домашние все разошлись по случаю воздержания, а я все бросил, как есть, и приехал.
Я не хотела с ним говорить... С рассветом Канэиэ заторопился назад со словами:
– Как там люди, которых я послал в незнакомое место?!
После этого прошло еще дней семь или восемь. Мой отец - скиталец по уездам - собрался совершить паломничество в Хассэ [53] и предложил мне поехать вместе с ним. Я переселилась к нему, чтобы соблюсти перед дорогой воздержание. Но не успели мы тронуться с места, как в час Лошади внезапно раздался шум. Отец переполошился:
53
Хассэ– здесь: буддийский храм, посвященный культу бодхисаттвы Каннон.
– Смотри-ка, кто-то открывает твои ворота! [54]
Внезапно вошел Канэиэ. Днем он наполнил все ароматом благовоний, совершил положенные службы - и вдруг забросил все, четки положил на полку, вел себя грубо и показался мне очень странным. Этот день он весь пробыл у меня, а на другой день вернулся.
Дней через семь или восемь мы отправились в Хассэ. Из дома выехали в час Змеи. Людей с собою мы взяли много, так что выглядели очень пышно. В час Барана мы достигли известного нам павильона в Удзи, где было расположено владение старшего советника Адзэти [55] . Сопровождавшие нас люди вели себя шумно, но мне все равно было одиноко, особенно, когда я осматривалась вокруг. Я слышала, что покойный ныне хозяин устраивал свое владение, вкладывая в него всю душу, и думала, что в этом месяце исполнится всего год с его кончины, а все уже безмерно запущено...
54
При соблюдении обряда воздержания воспрещались всякие контакты с внешним миром. В данном случае реакция отца вызвана нарушением запрета. Подчеркивая это обстоятельство, он восклицает: «Кто-то открывает твои ворота!».
55
Адзэти-но-дайнагон– старший советник Фудзивара Мороудзи, дядя Канэиэ. Умер в 24 день 7 луны, незадолго до описываемых событий.
Управляющий поместьем пригласил нас к себе. Обстановка, кажется, была все той же, что при покойном хозяине: шторы, складные ширмы, прямые ширмы, на черные рамы которых натянута ткань цвета прелого листа - все соответствовало месту и было подобрано с большим вкусом.
Я устала, а тут еще поднялся сильный ветер. Заболела голова... Я поставила загородку от ветра и выглядывала из-за нее, пока не наступила темнота. Лодки для ловли рыбы с помощью бакланов, с зажженными факелами скользили вверх и вниз по реке. Смотреть было бесконечно интересно. Прошла даже моя головная боль. Я подняла шторы и вспомнила, когда выглянула наружу, как во время самовольного своего паломничества, на обратном пути, заехала к уездному начальнику. Это было здесь. Господин Адзэти вышел ко мне и одарил многими подарками. Каким он был очаровательным! Я думала тогда: «В каком из миров определена нам такая судьба?»